Петух святой Инквизиции Книга Первая

Глава 2

В которой читатель знакомится с преподобным Илларием,

  демонологом Шпренгером и монахом Инститорисом. А также

   присутствует при рождении младенца

   Timete Deum et date ille honorem,

   quia veniet hora judicii ejus

   Редко открывались ворота монастыря в Дофинэ. Жизнь монахов была размеренной и нечастые их контакты с горожанами сводились к еженедельной прогулке, когда, выстроившись парами, суровые братья-картезианцы выходили за стены своей обители. Лишь во время прогулок позволено было монахам переговорить друг с другом.

   Шартрез c момента своего основания прозябал в бедности, однако в 1464 году велением Святого Престола стал домом для папских легатов, коих Рим направлял в северо-восточные земли. Выбор монастыря картезианского ордена был не случаен. Немногословны и нелюбопытны были монахи, редки беседы между ними, и потому ничто не угрожало секретности миссии папских посланников.

   Бенедиктинец Илларий - папский легат и инквизитор, уже более восьми месяцев пребывал в стенах Шартреза, наслаждаясь его покоем, библиотекой и необычайно вкусным ликером, приготовляемым умелыми руками монахов. Он любил встать пораньше, распахнуть окна кельи и, попивая изумрудного цвета ликер, слушать, как в молельном зале нараспев повторяли монахи незыблемые правила Ордена картезианцев.

   "Главная цель и наука наша: в тиши уединения искать Бога. Усердно искать, скоро найти и обрести Господа Бога, придя к совершенной любви. Удаленные от всех, но в связи со всеми пребывающие, мы стоим от имени всех пред Богом Живым".

   Перекрестившись и вознеся короткую молитву, Илларий усаживался за стол, где неспешно, до трапезы, читал донесения своих агентов. "Суета сует, и все суета", - вздыхал инквизитор, раскидывая по отдельным стопкам донесения об аутодафе и конфискациях. Работа его была рутинной, и уж давно не попадалось бдительному оку легата ничего интересного.

   В день шестой, месяца июня, года одна тысяча четыреста семьдесят пятого, преподобный Илларий проснулся раньше обычного, в крайне плохом настроении. Первым делом продел голову в малый скапулярий, расположив его части на груди и спине и аккуратно разгладив. В обряде возложения скапулярия принимал участие сам папа Сикст Четвертый, тогда еще кардинал-францисканец Франческо Дела Ровере, и Илларий не делал из этого тайны. Благорасположение Папы к преподобному было хорошо известно, как и то, что Илларий отказался принять из рук понтифика кардинальскую шапку, предпочтя монашеское служение. Тем не менее, острый ум преподобного не остался невостребованным, и последние десять лет бенедиктинец провел в разъездах, в качестве легата исполняя приказы Святого Престола. В монастырь Шартрез Иллария привела необходимость проверить донесения о появлении на землях Лангедока самозванцев. Они выдавали себя за потомков сожженного пятьдесят лет назад за альбигойскую ересь Гийома Белибаста. Донесения, как чаще всего и бывает, оказались досужими сплетнями, о чем преподобный составил детальный рапорт. Миссия легата, таким образом, близилась к концу, и Илларий уже предвкушал возвращение в родные стены Монтекассинского монастыря. Но планы его рухнули позапрошлой ночью, когда во двор Шартреза въехали "Божьи Псы" - два монаха-доминиканца, которых Илларий прекрасно знал и от всей души ненавидел. Сопровождал их смуглый и коренастый монах-вардапет, униат Григория Просветителя из неведомых Илларию армянских земель. Несмотря на неприязнь, бенедиктинец облобызал прибывших и самолично препроводил их в келью, где обычно останавливались прибывающие "псы". Келья ничем не отличалась от других, но в ней имелась точная копия картины мессира Фра Беато Анджелико с изображением Святого Доминика, отчего келья получила прозвание "доминиканской". Всю ночь Илларий не спал, ворочаясь с боку на бок и пытаясь догадаться, что привело   декана Кельнского университета Шпренгера и приора Инститориса в Дофинэ в столь поздний час. Но даже самые худшие из его предположений не шли ни в какое сравнение с истинной причиной, о которой преподобный узнал утром. Доминиканцы доставили в Шартрез донесение базельского инквизитора, лежавшее сейчас на рабочем столе в келье Иллария. И именно оно являлось причиной скверного расположения духа преподобного.

   Одевшись в бенедиктинскую, черного цвета, тунику из дорогого бомонского шелка, Илларий наскоро прочитал молитву с малого скапулярия, и в сотый раз взялся за чтение донесения о событии, имевшем место не менее восьми месяцев назад.

   "Также проверена была оная вдова, Эмма Кубла, на предмет бесовских отметин в скрытных местах и обнаружена была отметина под левою подмышкою ее, однако натура отметины признана природною, испытанной будучи на чувствительность иглами и раскаленным прутом".

   Смысл донесения был очевиден, как и гнусный умысел, с коим информация о столь незначительном для Святого Престола случае мелкого мошенничества, была доведена до папского легата. Илларий раздраженно откинул бумагу в сторону и задумался. Казались взаимосвязанными участившиеся в последнее время донесения о, якобы, возрождении альбигойской ереси на землях Лангедока и в герцогствах Саксонском и Франконском. И если слухи о потомках казненного Белибаста не имели под собой никаких реальных оснований, то сбросить со счетов дело Эммы, единственного потомка Дезидерия Окаянного, Илларию так просто не удастся. Донесение было составлено и доставлено именно таким образом, чтобы вынудить папского легата начать расследование.