Петух святой Инквизиции Книга Первая

Глава 3

О том, как Илларию направили помощника, о том, как

   преподобный побывал в славном городе Базеле, и о том, как была

   заключена под стражу вдова Кубла

   Vengeance is mine,

   I will repay

   Левый глаз Игнасиуса Мазины, аббата Монтекассинского бенедиктинского монастыря, яростно сверкал, отражая свет горящей свечи. В темноте кельи этот одиноко горящий глаз внушал ужас. Мало кому из братьев-бенедиктинцев доводилось видеть правое, всегда прищуренное, око преподобного. Пугающие слухи ходили о том, что скрывает за собой опущенное веко. Говорили, что зрит оно сквозь столетия и проникает в тайны бытия, что мир мертвых подвластен аббату и оттуда черпает он свою мудрость. В тишине ночной нашептывают ему мертвые о судьбах человечества и записывает преподобный откровения их в книгу теней.

   Но не в иной мир смотрел сейчас Игнасиус. Взгляд его был прикован к стоящему на коленях монаху.

   - Как посмел ты, брат Янесиус, в скудоумии своем явиться ко мне с советами? - голос аббата звенел металлом, - Как посмел ты ухищрениями бесовскими открывать в душах братиев дорогу тьме? Как посмел ты опорочить труды благочестивого инквизитора Иллария, переписав их с добавлениями сатанинскими? Не смог извергнуть я из тебя дух ереси, Янесиус, не смог. Приютив тебя в обители нашей святой, дабы не губил ты душу в развлечениях неправедных, молился я о тебе денно и нощно. Но фиглярская суть твоя не покинула тебя. Не тебе ли доверил я орган храма нашего, коий подарил монастырю папа Виталиан? Ты же, скоморох непотребный, нарушил каноны основателя монастыря нашего! Вместо recitandi трех псалмов канонических и трех мисс - миссу singulae пропел в воскресный день, смутив души прихожан. Для чего же приютил я тебя, Янесиус? Чтобы очистилась душа твоя от скоморошничества непотребного, от песен и виршей греховных, коими услаждал ты грешников. Сейчас же говорю тебе - дорога тебе на суд братии, на осуждение за ересь богомерзкую и на костер очищающий!

   - О прощении молю, святой отец! - возопил Янесиус, - Не желал я зла братиям нашим! Не желал оскорбить труды преподобного Иллария, лишь изложил их в канонах благозвучия по усмотрению своему! Злые языки наговаривают на меня, недруги преследуют меня! Прости, святой отец, прости, ибо искренне покаяние мое!

   - Не испытывай терпения Господа нашего! - громыхнул аббат, встав из кресла и выпрямившись во весь рост. Преподобный Мазина отличался маленьким ростом, но сейчас, в гневе, он показался Янесиусу огромным. И грешник в страхе пал ниц и тихонько завыл.

   - Не поверю более слову твоему! - продолжал Мазина, усаживаясь обратно, - Не снизойдет более слух мой к притворному покаянию твоему! Последнюю возможность даю тебе, Янесиус, встать на стезю добра, избежав геенны огненной. Примешь епитимью, исполнив приказание мое. Встань, подойди ко мне.

   Брат Янесиус быстро встал и виноватыми семенящими шажками приблизился к преподобному.

   - Пришло мне донесение от легата Святого престола, отца Иллария. И сообщает преподобный новость, весьма огорчительную. Есть подозрения, что бесовскими ухищрениями возродился в Швице Дезидерий Окаянный.

   При этих словах вмиг побледневший Янесиус в ужасе отшатнулся.

   - Просил меня Илларий лишь на него возложить тяготы возвращения Дезидерия в горнило преисподней, - продолжал Мазина, устало прикрыв лоб и открытый глаз узкой ладонью, - и обещал я это ему. Но гложет меня забота о безопасности легата, ибо велики и злы происки сатанинские. А потому утром последуешь ты в Швиц, что на берегу Ловерецкого озера. И будешь там тенью Иллария, и примешь смерть за него, если потребуется. Утром зайдешь к брату Деметрию, возьмешь письмо для Иллария и содержание на дорогу. А теперь ступай. Я помолюсь за тебя.

   Преподобный дождался, пока за Янесиусом закроется дверь и поднял голову. Оба глаза его были открыты. Он зажег еще три свечи и притянул к себе шкатулку, из которой достал свиток, развернул и стал читать.

   - Прав ты, брат Илларий, и светел твой разум, - тихо прошептал аббат - Нечистую игру затеяли псы, мало им пролитой невинно крови. Не зрит Святейший, что в честолюбии своем зло творит магистр доминиканский, инквизицией прикрывая корысть свою и стяжательство.

   Аббат не был голословен в cвоих выводах. Изящный бювар на его столе был полон донесений. И из каждой бумаги следовало, что всё большего влияния хотелось Великому Магистру ордена Святого Доминика. Мало было ему двадцати трех провинций от Рима до Трапезунда и шестидесяти монастырей. Мало было Конгрегаций униатских от Гюрджистана до Персии, мало было армянских монахов-вардапетов, что создали за Черным Морем пятьдесят монастырей Ordo Armeniorum citra mare. Магистру была нужна новая война, и он готов был возродить альбигойскую ересь своими руками, чтобы утопить ее потом в крови. И невинную женщину, пусть и отродье Дезидерия Кублы Альбигойского, он был готов предать огню и из гибели ее извлечь выгоду. Смерть одной женщины - невелика потеря. Но станет она той искрой, из которой раздует доминиканец пламя войны с вымышленными еретиками, и из той бойни выйдет победителем, упрочив положение свое, как было двести лет назад. Слеп в доброте своей Его Святейшество Папа Сикст и не зрит опасности. Вчера только встречался аббат с доблестным рыцарем, доном Хуаном де Суньиги, коего прочил в гроссмейстеры ордена Алькантара. И поведал ему Дон Хуан, что в славном граде Болонье, в доминиканском монастыре, некий молодой монах по имени Джироламо Савонаролa, развращает братьев стихами о падении церкви и о порочности пап. И все это непотребство с одобрения настоятеля.