Петух святой Инквизиции Книга Первая

Глава 4

В которой читатель познакомится с юным Гансом Людером и его другом Мартином

   Mir und Dir ist Niemand huld,

   Das ist unser beider Schuld.

   (Старинная тюрингская песенка)

   Деревенька Мёра, что приютилась у болота в юго-западной части Тюрингенского леса, к 1475 году насчитывала никак не менее двухсот пятидесяти жителей. Крестьяне были податные, власть признавали лишь за германским императором, которому и платили исправно налоги.

   На окраине села расположился бедный, но крепкий и ухоженный дом Гейне Людера, доброго христианина и отца многочисленного семейства. Трех дочерей герр Людер уже выдал замуж, а сыновья - два Ганса, Вейт и младшенький Гейнц пока оставались при родителях. Хотя уж и пора было старшим поискать своей доли. Так повелось исстари, что младший наследует отцу, а старшие уходят из отчего дома безземельными. Шестнадцатилетний Ганс-старший, основательно обсудив свое будущее с отцом, с приходским священником и с соседом, достойным герром Шульцем, собрался попытать счастья в неблизком кантоне Швиц, где, по слухам, примкнуть подмастерьем к какому-нибудь мастеру труда не составляло. А уж он, Ганс, никакой работы не боится.

   - Помни, сын мой, что вера в Господа творит чудеса, а сомнения призывают нечистого. - прощаясь, поучал Ганса отец. - Ибо вот какая история случилась с нашим старым священником, и о том помнит вся деревня. Он, стоя на молитве, услышал, как нечистый, чтобы ему помешать, хрюкал, точно целое стадо свиней. "Герр дьявол! -- сказал наш священник, -- ты получил по заслугам -- ты был некогда прекраснейшим из Ангелов, а теперь -- свинья". И как он это сказал, хрюканье затихло, потому что сатана не может выносить презрения, ибо вера делает его слабее ребенка. Но только истинная вера делает это, а ложная, сиречь суеверие, придает ему такую силу, что человек не знает, кто сильнее, Бог или дьявол.

   С этими словами Гейне Людер перекрестил сына, вручил ему котомку с пожитками и целый гульден на дорогу.

   - Запомню, батюшка! - Ганс-старший поклонился, поцеловал отцу руку и вышел со двора. По дороге заскочил во двор почтенного герра Линдемана, чтобы попрощаться с его четырнадцатилетней дочерью Маргаритой и взять с нее зарок дождаться его. Поцеловав украдкой девушку в румяную щечку, Ганс, закинув котомку за спину, отправился в путь. Уже в лесу, когда деревня скрылась из виду, он вспомнил, что так и не попрощался с дражайшей матушкой. Прикинув и так и эдак, решил, что возвращаться - примета похуже, чем не проститься с родительницей. В памяти тут же всплыла история о пагубности суеверий, рассказанная отцом при расставании. Возвращаться ему не стоило. До Швица, со слов почтенного герра Шульца, идти далеко - коли по двадцать тысяч туазов в день, то дороги будет дней на пятнадцать, не меньше. Хорошо, если удастся уговорить какого-нибудь доброго селянина подвезти на телеге, ежели по пути кому случится. И так не одну пару обуви стопчешь. Да и еду покупать надо, и в общественную баню как-нибудь сходить не повредит, а то вшей наберешь. Глядишь, и не хватит отцовского гульдена. Куда уж возвращаться, даже ради матушки, когда пройдено никак не меньше трех тысяч туазов. С этими мыслями Ганс вздохнул, перекрестился и продолжил путь.

   - Вот не знала, что в германских княжествах был минорат. - заметила светловолосая женщина, разглядывая невысокого, коренастого Ганса.

   - А ты думала, откуда взялись немецкие сказки про старших сыновей, что уходили из дома в подмастерья? Ну "Ослиная шкура" там, "Волшебная дудочка" и прочие... Как раз из него самого, из минората. В крестьянских семьях наследовал только младший сын и баста! Среди дворян, конечно, все было иначе. - ответил мужчина.

   - Как я понимаю, ты решил ввести в историю реальных исторических персонажей? Сперва Инститорис и Шпренгер. Теперь вот Людер. Ганс - отец Мартина, так?

   - Он самый. Мартин позже стал Лютером, но от рождения фамилия его была Людер, и в списках студентов Эрфуртского университета он числился как Мартинус Людер.

   - Понятно. Значит повествование охватит длительный срок, ведь в 1475 году Мартин Лютер еще не родился.

   - А ты отметила упоминание про общественные бани? Это к мифам о грязной европе и средневековой немытости. В германских княжествах, в каждом мало-мальски уважающем себя городке, да и в деревнях тоже, имелись общественные бани, эдакие местные клубы, где мылись, пили пиво и судачили за жизнь. Ну это так, ремарка. До рождения Лютера куча времени, а Гансу еще топать и топать до Швица. Так и хочется продолжить в духе народных сказок "Долго ли, коротко ли шел Ганс, и пришел он в город Эрфурт".

   На четвертый день пути, отмахав никак не менее пятидесяти тысяч туазов, Ганс вошел в Эрфурт, не потратив в дороге и крейцера из отцовского гульдена. Матушкин пирог и кусок сыра, взятые из дома, он съел в первый же день. На второй день ему дал пол-буханки просяного хлеба крестьянин, которому он помог вытащить телегу из ямы. На третий день он наколол дров в постоялом дворе в Нортхаузене, за что получил миску густой похлебки с куриными потрохами, кусок хлеба и кружку пива. Его еще и пустили переночевать в овин, где уставший Ганс отлично выспался на мягком сене, а утром хорошенько умылся во дворе у колодца. Таким образом, до Эрфурта он добрался относительно свежим.

   Город оглушил его шумом и запахами. Грохотали телеги, кричали дети, a из харчевен шел одуряющий аромат жареных колбасок, от которого у Ганса закружилась голова. Он, было, сунулся в одну из них, с предложением поработать за еду, но его, со словами "Развелось вас, попрошаек!" вытолкал в спину здоровенный работник. Ганс понял, что попал в очень большой город. Так ему объяснил почтенный сосед герр Шульц.