Пигмалионы. Вторая глава. Дальше.

Пигмалионы. Вторая глава. Дальше.

  Человечество переходит в вещи.

В каменный топор и в колесо, в подшипник и в «умный дом», и в хрустально чистый поток математики. Этот предметный мир  освобождает человека от стада все больше и больше.

Он, век за веком, дарит радость прозрения.

Радость ума, отраженного в вещах.

Личность слабая застревает в этом переходе, сливается с миром предметов, и, в лучшем случае, становится «пользователем». Продвинутым и современным. Массовым.

Свободным от грязи дикости на примитивную четверть.

Личность сильная совершает переход через сегодняшние достижения цивилизации, и властно пользуется всей доступной свободой.

Свобода — это критическое отношение к современности, отрицание абсолюта существующего порядка, произвольная переделка его, а значит, и неизбежная борьба личности индивидуальной с личностью усредненной. С массовым «я».

С «я» застрявшим.

Современные апокалипсисы рисуют захватывающие дух картины истребления человечества роботами, за которыми прячутся высоколобые негодяи-интеллектуалы.

Бездушные технари, айтишники, сволочи-отличники. Химики-убийцы.

И их гадины-подружки. Такие противно, омерзительно  умные. Злые героини с бликующими глазами.

Не то, что наши — веселые, ироничные девчонки-журналистки со сленгом одиннадцатилетних и милые, чуть ошибившиеся, но прощенные нами, девушки с панели.

Эти картины выдают страх массы, страх толпы.

Она не видит своего места в будущем.

Я успокою вас.

Бойни не потребуется.

Проводя опыты над мышами, я установил, что неволя и недостаток питания, приводят самцов и самок мышей в стойкую депрессию, которая напрочь подавляет инстинкт размножения.

Страх — плохой стимул для создания потомства.

Отставание нации от достижений цивилизации — та же несвобода, рождающая страх, ненависть и депрессию, поэтому в ближайшие сто-двести лет перенаселенные лишними людьми территории значительно опустеют.

Человек, даже самый глупый, сравнивая свою четверть-свободу, даже свободку, и свободу соседа, стремиться изменить хоть чуть-чуть предметы вокруг себя, стать цивилизованнее хоть на полшага, свободнее, а уж потом, если получится, рожать потомство.

И человек делает эти полшага, и слабый застревает в предмете, как муха на липучке.

Жесток не я, а эволюция: только сильные, свободные пары дают жизнеспособное потомство.

Пара, коллектив, нация, человечество, и правило то же.

Нация, застрявшая в предметах, обречена на вымирание.

…

    Нам нужен пример. Какой-нибудь свободный человек. Да вот, хотя бы есть такая девушка — Люся. Люси, с французским ударением. Так звучнее.

Я о ней уже говорил, теперь подробнее.

Она выставляет в «инстаграм» - это у нас теперь такой всеобщий журнал — свои фото с пояснениями.

Но они не скажут о ней ровно ничего: ведь наши слова и наши фигуры — это зыбкое внешнее.

Сделанное не нами. Их легко можно менять.

Однако, вот они:

«Привет, я Люси!»

«Это я и моя любимая Земля!»