Пин-код

Незваное произведение

– Хи-хи-хи-хи-хи, давай портить режим, – говорит мне маленькая точечка в правом углу зрения глаза. Такая невидная, очень необычная, вовсе не объёмная и слышная только мне – Инка. За ней, вечно конспектируя, пишет воспоминания иная булавка.

Конечно, технически, Инкой зовут меня, а эта маленькое нечто лишь взыгрывает и крадёт моё имя. Среди прочих точечек она единственная, кто со мной захотела делить таковое. Я не обижаюсь, да и я не жадная – пусть берёт. Просто забавно, что никто из других не осмелился так поступить.

– И-Инка-а, мы не можем вечно сидеть за компьютером, организму и мне нужно спать! – пытаюсь призвать к порядку эту непослушную, но она продолжает смеяться.

– Нет-нет-нет! Нет-нет! Нам ещё следует покушать! Ты же не хочешь ложиться спать голодной?

Она крутиться вокруг меня, хотя, конечно, всё ещё висит в правом верхнем уголке. У круга нет углов и зрение, наверное, более окружной формы. Но точечка всё равно спряталась в каком-то уголочке. Первой четверти круга, десять минут от нуля по часовой стрелке, 35 градусов от икса в полярных координатах.

– Вот и собираюсь. Ибо, вообще-то, во время сна организм должен отдыхать. А если мы поедим, то, пока мозг будет пытаться спать, желудок и вся пищеварительная система будет работать. А пока что-то в организме пытается работать – мозг спать не может.

– Но дышишь ты и во сне! Дышишь-то ты и во сне! – галдит под ухом.

– Дышу я всегда, а ем я не всегда.

– Всегда! Все-е-е-г-г-да-да-да! – какой-то сильно хохочущей пластинкой повторяет Инка. Как-то очень издалека, будто и не слышно, что в пещере кричат. Но рокот всегда доносится. Не всегда его удаётся понять. Но его слышно.

Встаю с кресла, иду к окошку.

– Выпрыгнем? – предлагает Инка.

Мне просто надо подышать свежим воздухом. Зачем она делает такие предложения, будто садясь ближе, облокачиваясь о подоконник, обподбородывачиваясь на ладони, она всего лишь точка.

– Помолчи, снег идёт.

Я указываю на метелицу. Очень вдохновенную. Не будь огней города, машин, проезжей части, фонарей – в ней было бы интересно...-

– Потеряться, – вклинивается в мысли Инка.

Не слушаю её. Но своей точки зрения не высказываю. Я молчалива. Это она любит болтать, она любит делиться своим мнением со стороны, а я не скажу. Она ничего не понимает и всё сводит к какому-то юмору. А юмор одноразовый, им можно посмеяться, но он обесценивает изначальную идею чего-то, изначальный смысл.

– О чём думаешь? – спрашивает она.

– Отстань, не твоё дело. Мы идём спать.

– Моё тело – моё дело! – возмущается.

В такие моменты слегка в смятении – она же тоже имеет право существовать, такая же часть меня. Но мне так не нравится, когда она начинает командовать. И вообще, её взгляд со стороны какой-то очень навязывающий. Моя точка зрения – моя, а её – её. Хотя, я всё ещё не знаю, как связать это с критикой. Может, мне где-то надо поступиться? Я где-то неправа?

– Открой уже сок, воткни трубочку, разверни орешки!

Не даю ей контроля. Я обещала лишь выслушивать её, а не следовать её указаниям. А, может, что-то подобное мне говорила какая-то другая точка.

Самая дальняя продолжает писать. Она вообще неговорливая, её записи всё время озвучивает кто-то другой. Каждый на свой лад, с какими-то своими допущениями.

– Инка, помолчи!

На секунду после выплеска эмоций становится тише, а потом хихиканье становиться белым экраном вокруг. Закрываю уши, жму локти. Ввожу код доступа: пузырящееся синее желе, зелёный глаз, нитка от блокнота, чипсы под салфеткой.

Комната опустевает. В комнате темно, но всё видно, глаза к темноте привыкли. Белый смех ослепил; ослеплял, но уже пропал. Пароль работает всегда, позволяет точкам посмотреть откуда-то ещё издалека. Возможно, это всё такая же точка ещё где-то подальше, но код доступа позволяет всем этим малышам работать вместе. Откладывать мысли в какой-то отдельный банк обрабатываемого, где каждая точечка в меру своих сил должна поработать над пришедшим в голову. Неспешно, когда никто не торопит. Каждая точечка выскажется в любое время, когда проснётся, даже спустя времена. А до тех пор активатор будет говорить, что мысли не были сном. И будет позволять проверять, не сон ли сущее.

Второе, конечно, следует из первого, но разве это не удобно, когда есть уже несколько готовых правил-ответов?

– Кстати, о снах, – вновь включается в разговор пересмешница. – Тебе же нравятся сны? А сны тебе снились на животик полный, когда вдоволь пресытилась чувствами, а натощак тебе приходило лишь быстрое пробуждение.

Говорит как-то тихо. Будто страшась, что я вновь использую код доступа и выключу её. Но всё ещё нагло, навязчиво.

– Мне нравятся сны. Но ты обманываешь, на полный животик сны не снились бы. Мозг бы был занят не обработкой информации, а...-

– Да-да, да-да-да. А мы никогда не хотели потеряться в ночной метели.

Она вновь язвит, тянет куда-то за плечи.

– И, хей-хей-хей-хей, не произноси пока заклинаний. Ты взываешь им к критическому мышлению, но почему бы мне не быть им? Единолично. Ты говоришь что-то своё – я критикую. Критическое мышление.

– Нет, – не соглашаюсь я, – это недостаточно. Это мнения только меня и тебя. А критическое мышление не мнение лишь кого-то одного. Это сумма от всех точечек.

– И этой суммой распоряжаешься ты, – сурово подводит Инка. – Ты единолично используешь эту сумму мнений. Ты трактуешь её по-своему, называя критической оценкой. А почему не Я? Я – такая же Инка! Почему не даёшь распоряжаться этим мне!?

Она тянется к управлению, активируется в лимбическую систему, хочет не только знать, как выглядит мир, но видеть его сама. Код доступа: пузырящееся синее желе, зелёный глаз, нитка от блокнота, чипсы под салфеткой.

Комната пустая. Сижу на полу. Только мне дозволено распоряжаться кодом доступа и критической оценкой, проверкой на сон. А что, если кто-то активирует её за меня...