Пиромант

Пролог

«Каждый человек находит себе оправдание, и чем подлее он становится, тем трогательнее у него история» (Занд Дан Глокта)

1

— Холодно? Понимаю. — Маркус пожал плечами, посмотрел на незнакомца, задумался, отвернулся. Потом как бы нехотя опять повернулся к яме: — Ну-ну, тише, тише… Нет у меня для тебя пиджачка, прости уж. Да, даже деревянного нет. Видишь? Негде мне его носить. — Инквизитор вывернул карманы плаща перед свежевырытой могилой; потом снова отвернулся, со скверным выражением лица взглянул на заросшую тропу и на лошадь в колючем кустарнике, поморщился.

Ради чего, спрашивается, он кривляется, коль перед ним покойник? Аши серокожие, они ж не из христиан, с неба не глядят; да даже если и глядят, тут как говорится: не на что глядеть, чаща страшная. К тому же, Маркус сам ему глаза закрыл, перед тем как яму рыть. Мог бы и мимо тела проехать, за неделю-то уже не первое… Но дёрнул чёрт. После всех зверств, что сотворили с покойником, — его теперь даже черви жрать побоятся. Нехорошо оставлять парня на обочине да в таком виде, пусть и время поджимает.

Маркус ещё раз посмотрел на труп: аш совсем юный, по понятной причине бледнее обычного; похоже, сражался до самого конца, в оскале, до крови сжимая рукоять кинжала, стискивая зубы так, что челюстной сустав вылетел напрочь. Напоминает кого-то ужасно, но не ясно кого, как впрочем с Маркусом часто бывает. Хотя тут одна мыслишка у него всё же промелькнула, где-то на задворке:

«Похожи. Чертовски похожи. Наверняка нашли бы общий язык. Драки на заднем дворе до рассвета, Анфрагорская техника меча». — Маркус сплюнул подальше от могилы, и принялся вызволять лошадь из терна. Какое-то давно утерянное чувство тревоги пробуждалось в нем, и, стремясь как можно скорее выбраться из безмолвной чащи, вскоре инквизитор уже мысленно приказывал лошади ускориться. Он больше не обращал внимания на ветки, что били его по лицу, и на деревья, что мелькали тревожными образами.

Теперь, когда незнакомец погребен, вокруг на многие километры и впрямь ни единого «человека». Всё живое за исключением некоторых видов птиц, спешно покинуло леса; случилось это совсем недавно и неслучайно.

Через час или около того лошадь вынесла Маркуса на длинный тракт под ярко-багровым небом. Гуси закричали, с гоготом кружа под алым небосводом. Далёкая черно-каменная башня плавилась в дрожащем закатном мареве, возвышаясь над темным лесом, как надгробная плита посреди поля осенней травы; она проходила сквозь редкие облака и бесконечно устремлялась ввысь за пределы рыжих небес, упираясь в каменный потолок гигантской пещеры нулевого слоя, служа инквизитору ориентиром. Только так он ещё знал, где находится на гигантском материке Триумвирата — на чужой земле.

Они двигались не спеша, лошадь набиралась сил. Пахло травой, еловыми шишками и маслами леса. Ещё через пол часа на опушке показался силуэт некогда знатного жилища. Маркус остановил лошадь на проселочной дороге рядом с кирпичными руинами, спешно слез, привязал кобылу к ветхим деревяшкам. Та посмотрела на него странно, как на чудака, и в чём то была права: у каждого ведь нормального инквизитора с чёрной скалы есть свой черный латный доспех — он обычно вселяет ужас в окружающих, если такие имеются. У Маркуса похожий доспех тоже был, когда-то; однажды он его где-то оставил, и так и не вспомнил — где именно.

Единственной его несменной, любимой одеждой, в какой он явился и на это дело, был пестрый длинный плащ до самого пола, вышитый цветочными терновыми узорами; этакая картина мрачноватого художника-натуралиста, перенесённая со всем старанием на ткань, множество раз перешитая, теперь уже черно-белая. Поверх плаща фиолетовый шарф, свисающий набок. Штаны у него, кстати, были тоже чернобелые, и ботинки, и даже шляпа «Федора» глуповатого вида, чем-то напоминавшая носителя.

Маркус сам по себе был вечно сдержанно-улыбчивый, авантюрно-шутливый, ядовито-учтивый, размашисто-кланяющийся, с ироничным глубоким взглядом темных глаз, которые иногда, очень редко, горели алым огнем. Только вот сегодня всех этих знаменитых качеств в инквизиторе поубавилось, да и вообще, в последнее время он всё меньше напоминал себя.

Инквизитор бросил быстрый взгляд на гравированное кольцо на левом указательном пальце — символы едва-заметно мерцали красным.

«Оно здесь. Очень жаль», — подумал Маркус, натягивая черные перчатки, обматывая вокруг запястья цепочку из сверкающего рыжим могулита.

Двухэтажный дом встретил инквизитора бездонными оконными проемами. Такие вот дома бывают только в кошмарах, являясь сновидцу неточными образами, но самым смелым мира сего доводилось иметь с ними дело и в реальности. Со всех сторон руины поросли высоким пахучим кустарником, и в его тени Маркусу чудились странные образы танцующих сатиров. Двери не было и уже давно, а вокруг руин тут и там виднелись отпечатки пяти лап, напоминающие следы человеческих рук, как если бы кто-то тут бегал на четвереньках.

«След свежий. Похоже на руины религиозной Испании», — мельком подметил инквизитор, делая осторожный шаг вперед. В любой момент он готов был среагировать на странное движение или звук, высечь пламя из руки, предав забвению безымянную тварь. Но лес молчал, и вместе с ним дом создавал невидимое, нервное гудение сотен комаров в душе у непрошенного гостя. В двух метрах от двери Маркус ещё раз обернулся — темная кромка чащи позади образовала полумесяц, и в ногах деревьев будто стояли безмолвные наблюдатели с блестящими черными глазами. То были погибшие жители деревни, если только Маркусу не привиделось.

«Скверно, близится конец заката. Проклятый тракт», — выругался он и ступил внутрь краснокаменного дома. Первым делом под ногами скрипнул сгнивший пол. Маркус посмотрел вниз, и на мгновение ему почудилось, будто в темноте среди разложившихся половиц мелькнул чей-то мокро-блестящий взгляд.

Инквизитор проморгался, сосредоточился. Собственная пугливость раздражала его, ведь такого не случалось ранее, верно?