После Олимпиады «Буревестник» впервые открывал свои ворота. Прошло три года, и за это время без должного присмотра пионерлагерь пришёл в упадок. Краска облупилась, окна рассохлись, кое-где пошла ржавчина, расшатались двери и ещё что-то по мелочи, но в целом поправимо.
Лида поставила светло-коричневый чемоданчик на асфальтовую дорожку и скептически оглядела вход в своё будущее место работы. По крайней мере, на это лето, а дальше будь что будет. Всяко лучше, чем дома.
Новую медсестру никто не встречал, хотя оно и понятно – приехала на два дня раньше. Но сил больше не было оставаться в душном городе. А здесь природа, красота. К тому же повезло, что солнце в конце весны заходило поздно, и пока не успело стемнеть.
– Не дрейфь, Лида, – сказала она себе.
Почти все её скромные сбережения ушли на то, чтобы заплатить лодочнику, согласившемуся привезти её к лагерю по Рейке, но оно того стоило. Увы, на речной трамвайчик она опоздала, а следующий пришлось бы ждать до послезавтра. Всё равно Лиде некуда больше податься, а в лагере деньги и не особо нужны.
Подняв чемоданчик, она сделала первый шаг и тут же о нём пожалела – острый камешек вонзился в стоптанную подошву туфли и вонзился в тонкую кожу.
– Тск, – только и произнесла девушка, вновь поставила чемоданчик на землю и, держась за него, чтобы не упасть, вытащила камешек, оказавшийся кусочком стекла.
Настроение стремительно падало, впрочем, оно и так было не на высоте.
Ворота уже успели покрасить, но явно схалтурили, потому что из-под свежего белого слоя пробивался старый голубой. Красили давно – не было объявления, что нельзя дотрагиваться. К свежему слою прилипли насекомые, отчего работа выглядела неопрятной.
«Зря они белый цвет выбрали», – подумала Лида, без опасений хватаясь за прутья ворот. Взгляд её выхватил каменную плиту слева, из которой торчал металлический штырь. Скорее всего, здесь когда-то стояла статуя, но сейчас не осталось даже кусочка гипса. Справа дело обстояло точно так же.
Пожав плечами, девушка вошла, хоть и не без труда. Красили очень неаккуратно, и краска затекла всюду, куда только могла затечь – пришлось приложить усилия. Дорожку пока не привели в порядок: ветки и крупный мусор убрали, но дворник с метлой ещё не объявлялся. Впрочем, возможно, дворника здесь и вовсе не было, а его работу должны были делить работники лагеря и пионеры. Что ж, Лида, как и положено комсомолке, труда не чуралась. Причём не только на словах, но и на деле. А потрудиться придётся немало.
Ходили разные слухи, почему «Буревестник» закрыли, но никто особо не лез в эту тему. Разве кому-то нужны лишние проблемы? И без того забот хватало, чтобы думать, по какой причине такой хороший лагерь закрылся после Олимпийской смены. Руководству лучше знать. Руководству всегда лучше знать.
«Да чтоб их всех».
К счастью, мысли читать никто не умел. Да здесь и некому было – на пути Лида так никого и не встретила. Зато могла вдоволь надышаться свежим воздухом. В соснах он особенно приятен и целебен. Если бы ещё мог воспоминания стирать, тогда Лида навсегда осталась бы здесь жить. Поселилась бы в соседней деревне – видела её из лодки. Причала там не было, но это ничего – он имелся здесь, у лагеря. Понадобится – пешком дойдёт.
С реки потянуло холодом, и Лида поёжилась. Привыкшая к тёплым городским вечерам, она и оделась соответствующе: лёгкое платье в мелкий цветочек и тонкая вязаная кофточка. Скромно, как и положено комсомолке. Нравилась Лиде совсем другая одежда – модная и дерзкая, но, во-первых, на неё не было денег, а во-вторых, так можно и работы лишиться. Чего Лида позволить себе не могла ни при каких обстоятельствах – кормильцев у неё не было.
Лагерь всё же оказался обитаем, потому что навстречу нежданной гостье торопилась пухленькая женщина в домашнем халате и косынке на голове, из-под которой торчали короткие кудряшки.
– Едрён батон! – пыхтела она, на ходу поправляя разъезжающийся пояс. – Кого это на ночь глядя принесло?
Лида прекрасно её слышала, поэтому нахмурилась. С каких это пор семь часов вечера считалось «на ночь»? Хотя вполне вероятно, у местных свои привычки – не ей судить. К тому же не было понятно, как женщина вообще могла её заметить. До дореволюционных домиков, служивших жильём пионерам, было далеко, а до более новых построек ещё нужно было добраться.
– Эй, ты кто такая? – на довольно большом удалении от гостьи крикнула женщина в халате.
– Я Лида! Лида Митрошина! Медсестра!
– Уже?
Расстояние между комсомолками стремительно сокращалось, потому что торопились обе. Лида и думать забыла о пораненной ноге, да та её и не беспокоила. По бокам дорожки среди сосен затерялись фонари и пионерские стенды, сейчас пустые.
– Ой, Лидочка, не ждала я тебя сегодня! Ты ж чего рано так приехала? Ничего ж не привезли ещё! А на чём? На трамвайчике? Тогда почему так поздно? Он же с утра идёт! Ой, худенькая-то какая! Ну, ничего – тётя Клава тебя откормит! От тёти Клавы ещё никто худым не уезжал. Тётя Клава – это я.
Лида несколько раз открывала рот, чтобы вставить хоть слово, но ей так и не удалось. Однако вскоре возможность представилась: женщина на мгновение замолкла, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, чтобы продолжить расспросы, на которые пока не получила ни одного ответа.