Письма для моего ангела

Глава 1. Тень победы

История моей жизни началась именно тогда, в последний год войны. До этого времени было счастливое детство, сложное отрочество и юность без родителей, в бедности и учебе. Почему мне кажется, что вкус к жизни я почувствовала только в свои двадцать, спросите вы?

Таких историй, как моя, много. Полных любви, тоски и робкой надежды на чудо. Но для меня она одна единственная на всём белом свете. И я бы хотела, чтобы вы тоже узнали о ней…

Глава 1. Тень победы

Говорят, война скоро закончится. Надежда витает по лагерю уже который день. Это видно и даже тем, кто в политике и военном деле не понимает совершенно ничего. Такие, как я. Молоденькие студентки, отправленные на фронт сразу после окончания обучения в Академии Айял.

Мне, дочери обедневших дворян, как-то удалось поступить в древнее и уважаемое учебное заведение, едва мне исполнилось двенадцать. Там я провела шесть сложных лет, а незадолго до окончания грянула война. За отсрочку от службы некому было заплатить, родители умерли задолго до моего выпуска. Да и плата тогда казалась постыдной. Богатые семьи откупали дочерей.

А вот я села на поезд и вместе с сотнями таких же менее удачливых девчонок отправилась на фронт. Я считала себя едва ли не героиней, решившей отдать долг родине.

Никто тогда не понимал, к какому количеству жертв приведет военный конфликт. Какое количество раненых придется возвращать с того света, а скольких отправить домой в гробах! А некоторые из девочек в таких же гробах отправились по домам и сами.

И вот, спустя три года, где-то еще шли бои, но становилось ясно, что наша армия побеждает. Да здравствует армия Алгабры!

Я лежала в палатке на скрипучей проржавевшей раскладушке и куталась в толстое одеяло, поддерживая в переносной печке огонь без всяких дров. Я зачаровала пламя, и теперь оно не обжигало, а просто дарило приятное тепло. Середина декабря на дворе. Снег в лагере превратился в густое грязное месиво, а вот в лесу лежал толстенным покрывалом. Я напилась горячего чая и теперь долёживала свой заслуженный перерыв.

На улице давно рассвело, но лагерь не замолкал ни на минуту. Скрип телег, крики солдат, лекарей, целителей, стоны раненых, тихие беседы идущих на поправку. Иногда все еще слышались звуки взрывов, но где-то совсем далеко, словно в другом мире. Откуда-то тянуло табачным дымом и варящейся бурдой, которую здесь называли похлёбкой. Я уже даже перестала мечтать о нормальной, когда-то привычной еде, свежей выпечке, сладостях…

Я задремала, как у входа в палатку услышала шепот.

- Девчонка спит? - мужской грубоватый голос.

- Спит-спит. Наш сон крепкий, - серебрилась приглушенным смехом Ирен, с которой я служила бок о бок все эти тяжелые годы. - Пойдем, глупый! Не бойся!

Судя по звукам, Ирен затащила мужчину в палатку, отпихнула его в дальний угол. Даже несмотря на доносившийся с улицы шум, я услышала звуки причмокиваний, тихих вздохов и ахов.

- Вот моя раскладушка…

- Так она будет скрипеть!

- Да ну и что! Как маленький!

Я вздохнула, возвела взгляд к потолку и медленно села, скрипнув раскладушкой. Ну разумеется, рыжеволосая Ирен расшнуровывала штаны какому-то едва пришедшему в себя после ранения темноволосому солдату и тянулась к нему своими маленькими пухлыми губками. Обычная история. Увидев меня, мужчина вздрогнул и застыл.

- Ирен, ты не могла дождаться, когда я уйду на дежурство?! - возмущенно воскликнула я, запахиваясь. Война войной, но я не имела привычки появляться при мужчинах растрепой.

- Ты же все равно спала! - Ирен надула губки.

- Выйдите, дайте мне одеться. А я дам вам возможность как следует налабзаться, - рыкнула я. - Вы что, не знаете, к чему это приводит?

Солдат выбежал из палатки пулей. За шашни со студенточками или лекаршами хорошенько штрафовали пайком. А то и не одним.

- Ну ты и стерва! - выходя, обиженно прошипела Ирен. - Ты злишься, потому что у тебя никогда не было мужика. А за мной они бегают толпами!

- Толпами! Мы еле вылечили тебя от твоих болячек, которые ты нацепляла за эти годы от этой толпы! - возмутилась я.

Ирен взмахнула рыжей шевелюрой и выскочила из палатки следом за своим ухажером. Жестко? Да. Но я уже давно подтираю слюни только совсем тяжело раненным. А не взрослым и безголовым девицам.

Я умылась, оделась, причесала свои золотисто-русые волнистые волосы до плеч, заколола их потрепанными, едва живыми заколками и направилась заступать на дежурство.

От промозглого ветра спасали длинные сапоги и шерстяные штаны. Юбки здесь носили только летом. Я закуталась в длинный плащ с копюшоном, поздоровалась с выздоравливающими солдатами, а потом увидела несколько крытых телег у входа в наш полевой госпиталь. Новеньких привезли. И довольно много.

- Ты рано, Лира, - проговорил господин Кассим, наш старший целитель, седой, усатый, опытный, с золотыми руками, но бесконечно уставший. - Не ждал тебя раньше обеда.

- Как чувствовала, что нужна вам, - тихо ответила я, вглядываясь в полутьму госпиталя с длинными рядами коек, занятыми ранеными. Умирающих здесь не было. Таких отправляли в палатку по соседству. - Видела телеги. Есть совсем плохие?

- Есть. Осматривают. С отдыха вызвал девочек-обезболок.

Такие девочки были на вес золота. Главная способность этих ведьм - даже не лечение, не исцеление и не приготовление снадобий, а приглушение страшных болей. Они справлялись лучше всяких вечно не хватающих обезболивающих средств. Они словно забирали боль раненых на себя. Но вот только сами умирали рано. Ведьмы с даром исцеления вообще долго не жили. Что уж говорить о военном времени.