Письмо
Моросит мелкий дождь, Саша и Николай Семёнович идут не спеша; днём пекло, а сейчас прохладно. Семёнович рассказывает о своём детстве:
- Немца когда погнали, шахты стали запускать. А кто работал? Бабы. Вот и в моей семье старший брат и отец на фронте. Мать уголь добывала, придёт, намается, возле печки на лавке поспит и опять на смену. Как все ждали письма с фронта и боялись!
- А почему боялись? - поинтересовался Саша.
- Похоронки или ещё их называли « казённые»… Так живёшь надеждой, а листок бумаги с напечатанными буквами рушил всё, перечёркивал настоящее, уничтожал будущее, оставляя печаль и тоску прошлого о родном человеке. Иду однажды со школы, навстречу почтальонка, говорит:
- Хорошо, что тебя встретила, вот держи письмо.
Я сразу почерк отца узнал, от радости даже подпрыгнул. Ребята сразу ко мне подбежали. А девочка соседская, Лида, робко спросила с опаской:
- Казённое?
- Нет, нет, - заверил её.
И очень стало жалко бедняжку: у неё недавно отца убили. Подходит ко мне и просит:
- Дай подержать.
Протянул ей треугольник, она прижимает письмо к лицу, целует:
- Папкой пахнет.
В кармане нащупал тонкую проволочку - ценность в то время: девочки из неё и цветных ниток делали брошки - протянул ей. Лида мотнула головой, отдала письмо, пошла прочь, едва сдерживая слёзы. Мальчишки наперебой спрашивали меня:
- Где твой отец воюет? Что слышно от брата?
Вижу: бабушка спешит, задыхается и издалека кричит:
- Коленька, казённое?
- Нет, - хором отвечаем мы.
Она останавливается, переводит дыхание и идёт мне навстречу. Забирает письмо и говорит:
- Беги на шахту, матери сообщи да успокой, скажи, сам писал.
Бабушка, довольная и радостная, пошла домой. А мы гурьбой на шахту, а это километра три: где бегом, где пешком. По дороге мальчишки встретились, спрашивают:
- Вы в Кочегарку? (так шахта называлась)
Дошли. Я подхожу, говорю диспетчеру:
- Передайте Лавренчук, что пришло письмо от отца с фронта, сам писал.
Она весело смеётся:
- Да знаем, передали уже.
- А кто? - удивился я.
- Весь посёлок и шахта в курсе, ждите вечером гостей!
Вернулся домой, а в хате много односельчан. Когда пришла мама, читали драгоценное письмо, каждый мечтал, чтоб про дорогого отца, брата написано в нём, надеялись на чудо, а вдруг какая - то весточка. Успокаивали друг друга сказками про воскресших убитых. Так хотелось верить, но при мне никогда чудо не произошло: если пришла похоронка - это конец. Чаще, если пропал без вести, то потом приходило, что погиб.
Читали письмо всем миром, берегли как зеницу ока. Как сейчас всё это помню - наверно, большей радости во время войны и не было…
Потом, когда отец вернулся, пошёл работать на шахту. Брат только в сорок седьмом вернулся, служил в Германии. После школы я окончил техникум. Началась моя трудовая жизнь, а ту надежду, что несли аккуратно сложенные треугольники, по сей день помню, и никогда в жизни больше так ничего не хотел увидеть, как письма, написанные отцом или братом…