Письмо

Письмо

Незаметно поправляя свою потертую от времени шляпу, я направился в сторону едва заметного на самой окраине деревни дома. Я бы предпочел умолчать, что происходило на протяжении этого времени. Но та неделя не забудется, увы, никогда. Лучше рассказать постепенно, не игнорируя детали…

Был рожден я в конце восьмидесятых и с самого раннего детства обожал читать книги. Моими фаворитами на том поприще были Эдгар По — мастер детективов, и Цветаева с её леденящими душу, но такими понятными народу стихами. Так как денег на всякие плюшки, которыми хвасталась ребятня того времени, нам не хватало, проводниками в мир литературы для меня стали папа с мамой. Как сейчас помню, с особым трепетом и замиранием ожидал их рассказов про героев ВОВ, дедушек и бабушек, которые пережили многое на своем пути. Они были выходцами из концлагерей и вживую, не скрывая эмоций, видели, как высасывали кровь из малюток и детей, чтобы перелить раненым бойцам. По началу их вообще не подкармливали. С течением времени их начали кормить, дабы крови было больше. Спасибо за детство, как говорится.

Познакомился с писательством я в тот момент, когда уже заканчивал школу. Благо учился хорошо, но школу хоть убейте всей душой ненавидел. И я искренне считаю тех людей, которые говорили с пеной у рта, как в школе было хорошо, дураками. Время шло, а истории от семьи не прекращались. У меня даже было ощущение, что я сам был в этом лагере.

Вот несколько историй, которые я смог вычистить из своей хромающей от происходящего памяти.

Со слов деда:

"Ты ведь никогда не поймёшь, сынок, что это такое — быть в таком месте, где время просто перестаёт существовать. Там не было дней или ночей. Всё смешивалось в одно серое, бесконечное ожидание чего-то страшного. Мы жили, но мы уже не чувствовали себя живыми.

Каждое утро нас выстраивали в длинные ряды. Люди вокруг — иссушенные, измученные, тени самих себя. Некоторые просто стояли, не реагируя ни на что, словно их души уже покинули тела. Я помню, как смотрел на них и думал: 'А что, если я следующий? Что, если в один день и я перестану чувствовать?' Но это была роскошь, о которой нельзя было задумываться. Надо было просто выжить.

Там были дети. Их было немного, потому что большинство из них не выдерживали. Но те, что оставались, выглядели как маленькие скелеты. У них уже не было детства, сынок. Я помню одного мальчика — он смотрел на меня своими огромными, пустыми глазами. Ничего в них не было, ни страха, ни боли, просто пустота. Я не знаю, как он прожил так долго.

А потом я узнал об ужасе, который творился за стенами лагеря. Ты знаешь, сынок, я никогда тебе об этом не рассказывал, но однажды ночью я слышал разговоры. Надзиратели обсуждали нечто чудовищное. Они говорили о том, как брали кровь у детей, чтобы переливать её раненым солдатам. Я не хотел верить, что это правда, но потом я услышал это ещё раз — не слухи, не шёпоты, а подтверждение. Они действительно это делали. Это были не просто дети, это были наши дети, которых они использовали, как если бы они были вещами. Они не видели в них людей.

Однажды я увидел, как они выносили тела. Они не плакали, не кричали, просто стояли неподвижно, и одна женщина — я её до сих пор помню — посмотрела на меня, её взгляд был полон ненависти и горя. Я не мог ничего сделать. Я был таким же пленником, как и все остальные.

И вот, когда всё закончилось, и нас освободили, я думал, что этот ад остался позади. Но он так и не покинул меня. Эти лица, эти тела — они продолжают преследовать меня. Даже спустя столько лет я не могу избавиться от этого ощущения, что тени прошлого всё ещё рядом. Ты знаешь, иногда я даже чувствую их взгляд на себе, как будто они никогда не ушли по-настоящему.

Вот почему я хочу, чтобы ты это знал. Я хочу, чтобы ты понял: это не должно повториться. Не должно."

Со слов бабушки:

"Ты всегда спрашивал меня о том времени, но я старалась не говорить. Зачем тебе знать такие вещи? Но теперь, наверное, пришло время. Ты уже взрослый, и, возможно, пора тебе услышать правду.

Там, в лагере, не было места для слабости. Мы все были как животные, загнанные в угол, боролись за каждый день, за каждую минуту. Помнишь, ты спрашивал меня, почему я боюсь тишины? Всё потому, что тишина там была страшнее, чем крики. Когда всё затихало, начинался ужас.

Нас лишали всего, даже имени. Я была просто номером на куске ткани. Моя жизнь стоила меньше, чем этот номер. Мы не знали, что будет завтра. Может, нас просто заберут и больше не вернут. Иногда ты видел, как кого-то уводили, и через несколько минут слышал выстрел. Иногда не было даже этого — человек просто исчезал.

Я помню один день особенно ясно. Вдруг стали говорить о каких-то экспериментах, которые надзиратели проводили над заключёнными. Один из врачей лагеря был настоящим чудовищем. Они говорили, что он искал 'способы продления жизни', но, кажется, ему просто нравилось мучить людей. Меня, к счастью, не тронули, но других… Я видела их после — тех, кто возвращался. Это были уже не люди. Они были как пустые оболочки.

И вот, когда нас, наконец, освободили, я не чувствовала радости. Как можно радоваться, когда вокруг тебя руины? Мы вышли на свободу, но я никогда больше не чувствовала себя свободной. Всё, что мы потеряли, оставило в нас неизгладимый след. Я ношу этот след до сих пор. Иногда мне кажется, что он никогда не исчезнет.

Вот почему я хочу, чтобы ты знал, сынок. Знал, что это значит, и никогда не забывал. Тени прошлого всегда рядом, они могут прийти в любой момент."

Естественно, их уже давным-давно нет в живых, но я, как ни странно, очень благодарен им за те незабываемые ощущения страха и ужаса, которые царили тогда во мне.

Когда я закончил школу с серебряной медалью, то поступил в авиационный университет.

Это, казалось бы, ничем не примечательная история, перевернет всю мою жизнь. Я даже не ожидал, что так стремительно и безвозвратно. Писать я, конечно, не перестал, но вера в свои силы на тот момент исчезла. Но после встречи с ней я начал писать с утроенной силой.