Письмо кумиру

ЗА ОГРАЖДЕНИЕ

Они шли по ночному бульвару. Вдвоем. Держались за руки и шли. Под ногами шуршал гравий. Деревья… Зеленеющие ветки подсвечивали ярко-желтые фонари. Скамейки пусты, урны переполнены. Лера поняла, что голодна. Пробка в терминал аэропорта, ожидание Пака у отеля, переодевание у журналиста Ильи. Слишком много событий произошло за день, за несколько часов.

- Видела его вблизи? – спросил Макс. Он не хотел говорить о нем. Призрак Пака почти исчез, растворился в темноте улиц, возможно, он прятался за серым столбом рекламного щита, наблюдал, а возможно, просто ходил за ними бесшумно, напоминая о себе холодным дыханием и ледяной судорогой.

Лере было тепло. Обнажённые плечи не дрожали. Только пальцы распухли, а ступня отекла. Все, чего хотелось сейчас – снять босоножки, упасть на скамейку под красным дубом, выпить чашечку кофе и закусить горячий напиток свежеиспеченной булочкой. Запах, доносившийся из темных окон круглосуточной пекарни сводил с ума.

  - Так ты видела его? – повторил свой вопрос Макс.

 - Видела. В шатре. За столом. Пак – веселый и обаятельный. На меня напала другая фанатка. Кулачный бой позабавил Пака. Автограф взять не успела. Влетел организатор. Меня выдворили. Но я была на той крыше и как будто парила в облаках, Макс.

 - Я тоже там был, но не парил в облаках. Я пришел посмотреть ему в глаза. Очередь и ажиотаж… Мне стало смешно. Понимаешь, смешно?

Макс вздохнул и отвернулся. Странно, но он никогда не целовал Леру на прогулках… А теперь, после встречи с несравненным Паком, Макс не был уверен, что его жена не соблазнилась и не прикоснулась к губам кумира… К губам призрака, который воплотился в теле звезды по имени Пак…

В лицо ударила черная и одинокая ночь. Сейчас, кроме них, на бульваре больше никого не было. Но тишина… Нет, в Москве не может быть тишины. Спокойствия. Застоя. Только подумаешь об одиночестве, о поцелуе… И какая-нибудь машина проскочит перекресток, женщина в короткой юбке перебежит полосатую зебру и юркнет под кованный козырек подъезда работающего до рассвета ресторана. Швейцар в красной униформе распахнет аляповую дверь, шпильки застучат по мраморным ступенькам, а их обладательница впорхнет в теплый и уютный мир. Где нет ночи, ран на лице, где нет Пака и его портретов на стенах рядом с кроватью. В уютном мире царит иная жизнь. Смех, музыка для фона, аппетитная еда, заложенные за спину руки официантов, отточенные движения и безупречность во всем. И Пак – не казался Максу хозяином подобной жизни. Хотя он и не видел его. Не был с ним знаком. Он не мог представить, что драка фанаток может повеселить кумира. Слишком тягучие песни он исполнял, с легким оттенком грусти. И почти все его мелодии на ритмичные биты не ложились совсем, или ложились плохо. В прошлом и настоящем. И ноги на стадионе не пускались в пляс. Поднимать руки и прыгать тоже не хотелось. Хотя лица у зрителей в зеленой чаше стадиона потные, глаза затянуты пеленой, и многие, самые активные и преданные, скучиваются в толпу и напирают на ограждение, тянутся к нему. А Пак высоко, высоко. Над ними. И на его голову падают бумажные ленточки. И тогда - как будто замедленная съемка. Живот сводит от судороги. Он, Макс, почти падает, а Лера выхватывает из подсвеченного красным воздуха бабочек и запихивает в карман. Вспыхивает фейерверк. В толпе в экстазе орут или кричат «вау». А у Макса гудит в ушах. Призрак Пака отдаляется от Пака танцующего, реального. Призрак Пака сидит на самом краешке подиума и наблюдает за телесной копией заплаканно, с сожалением. Макс видит второго Пака и ему жалко его. Именно призрачного Пака любит Лера, почитает и хочет, чтобы ее муж был таким же. Таким же…

 - Болит? – Лера коснулась синяка возле пульсирующей на бледной скуле ссадины и усадила его на скамейку у деревянного домика-ларька, где днем продают мороженое.

 - Пройдет, - отмахнулся от нежности Макс. – Передаешь полицейскому конверт и домой.

 Лера кивнула. Второй раз за день она заключает сделку. Сначала с журналистом. Теперь с мужем. Только в себе она не была уверена. А если вместо охранника к ограждению подойдёт Паркер. Положит на перила руки, отодвинет и позовет. Пак уже манил ее. Лера слышала голос кумира, долетавший сквозь ветки. Видела смеющийся лик на серых столбах фонарей и в детской песочнице. Качели на площадке скрипнули на ветру, как будто в движение их привел скользнувший возле них Пак, а теперь он переместился на корму деревянного корабля и стал петь. Для нее, для Макса.   

 - Идем?

  - Пошли, - Макс поднялся. Лера за ним.

   В переходе пытался играть на гитаре полусонный нищий в натянутой до бровей шапке. Пусто. Только они и мужчина. Макс заглянул в заплывшие глаза, бросил в кепку с козырьком купюру и попросил жестом гитару. Музыкант молчал. Только голову опустил … И все…

Макс подошел ближе… Правая рука нищего, та, что теребила струны гитары, съехала к бедру, после и другая расслабилась и перестала сжимать гриф. Лера потянула Макса за локоть, но муж злобно глянул на нее и без спроса присвоил себе чужой инструмент.

- Сыграю и отдам, - сказал он и спрятался за выступ.

Максим запел. Ту песню, которую отверг знакомый Альбины. Только Лера не понимала к чему. Скоро рассвет. Пака подвезут к отелю, и она больше не увидит его вблизи, не увидит…