Письмо маме

Пролог.

Милая моя мамочка!

Где ты? Пишу тебе письмо из вагона поезда. Я только так могу сказть тебе обо всем том, что так беспокоит меня. Мамочка, мне так страшно!!! Несколько дней назад, двадцать девятого июля, сирены гудели так, что ничего не было слышно, кроме этого ужасного рева! Люди бурной рекой стекались на железнодорожный вокзал. Первая волна эвакуации Ленинграда началась… Дедушка сказал, что угроза идет к городу со стороны Финляндии, поэтому нас вывезут в Новгородскую или Псковскую область… ведь мы оказались рядом с линией фронта. Там много детских лагерей, хорошие условия и далеко от военных действий.

Cедьмого июля мы уже были в Демянске. Стояли очень долго, пропуская военные эшелоны. Дальше мы стали двигаться все медленнее и медленнее. Военных поездов и автоколонн становилось все больше. Наш состав часто останавливался, детей в поезде все прибавлялось и прибавлялось! И вскоре хвост к составу вырос до двенадцати вагонов. Меня грела только одна мысль, что там, что в конце пути, ты ждешь меня - мы встретимся.

Постоянно вспоминаю тот час, когда объявили эвакуацию, тот страшный, переполненный людьми вокзал, крики людей, плач детей. Помню, как дедушка втолкнул меня в теплушку с тетей Машей и соседской девочкой Иринкой Зимневой. Иринка сначала плакала от страха, а потом затихла и уснула, крепко прижимая к себе свою маленькую куклу. Устала маленькая! Конечно, ей же шел только третий год. В нашем поезде собрали ленинградских девчонок и мальчишек разных возрастов: дошколят, школьников. Это почти две тысячи детей. Помню, как мамочки бежали за набирающим скорость поездом и горько плакали. Одна женщина упала на колени и умоляла воспитателя уберечь ее ребенка. Картина была жуткая! В тот момент мне показалось, что эта эвакуация может разлучить нас навсегда. Но я гоню плохие мысли!
Семнадцатого июля мы встали на станции Лычково, туда же восемнадцатого прибыл поезд с ранеными. И вдруг наш состав рванул вперед. Раздался страшный грохот, и, мне показалось, весь наш вагон разом вздрогнул! Поезд мчался вперед, а по обе стороны от путей немцы рвали землю бомбами. Это было какое-то безумие!!! Безумие полное боли и страха!!!

В вагоне было душно. Одна пожилая женщина, воспитательница, потеряла сознание. Тетя Маша связала наши пояски, чтобы мы не потеряли друг друга. Кто-то плакал, так же жалобно, как Иринка. Кто-то лежал неподвижно, наверное, спал. Долговязый парнишка, лет тринадцати, сидящий напротив, смотрел в одну точку, у него были пустые холодные глаза. Он все время молчал и смотрел, словно мимо меня. А одна тетя молилась. Представляешь, мама??? Медицинская сестра молилась. Мо-ли-лась! За нас всех. Просила у бога только одного, чтобы поезд доехал. Я тоже стала слушать ее молитву. Мне тоже захотелось попросить его, что бы мы добрались до тебя. Я закрыла глаза, слушая ее бормотание, и мне вспомнился отдых в Ялте. Ты, папа, дедушка, бабушка. Как я была счастлива и беззаботна тем летом! Все мои родные и любимые люди рядом, а впереди целая жизнь. И еще 4 года учебы в школе, на тот момент, казались одним мигом. Теперь дни в поезде кажутся Вечностью. Увижу ли я снова папу? Дедушку и бабушку? Встретимся ли мы с тобой? Сейчас я чувствую только страх: страх неизвестности, страх смерти, страх потерять родителей и теплую ладошку Иринки, которая крепко держит меня за руку. Чувствовала, что тетя Маша тоже боится. Боится за всех нас, боится за своего мужа дядю Лешу, боится больше никогда его не обнять.
Но наш поезд мчался вперед, не смотря на страшные взрывы вокруг. Под тихие всхлипы эвакуированных детей и молитву той женщины. И я гоню свои страхи. Нужно верить в Победу! Верить в то, что все мы останемся живы. Я обязательно обниму тебя и отца, который вернется к нам с фронта живой и невредимый. Мы снова отправимся в Ялту к теплому Черному морю.
Где-то совсем рядом раздался ужасающий лязг. Началось безумие. Теплушки взрывались одна за другой. Вдруг стало так светло, что этот яркий свет ослепил меня. А за светом пришли холод и темнота…

Твоя Алинка. Июль1941