Письмо с фронта

Проходя через порог, этого дома я понимал. Что несу ужасные вести. Лучше бы меня убили на войне, чем сказать то, что я должен сказать. Около окна сидела Светлана в ожидании сына. Она что-то вязала, наверное, шарф Евгению. Нет! Я не могу ей сказать. Но я должен. Или нет? Может я должен уйти, пока она не увидела меня.

- Саша? - ее голос дрогнул в конце. Словно она надеялась на что-то, а я разбил надежду в дребезги. - Саша, не уходи. Зачем ты здесь?

Мой голос предал меня. Он мне не повиновался. Но смотреть в глаза любимой женщине полных надежд и сказать ей то, что должен. То что может убить. Это будет моим личным адом. Не война. Не госпиталь с предсмертными стонами солдат. А эти минуты. Ее глаза наполненные светом и потухшими из-за меня.

- Прости меня, Светлан. Я не справился. Я не сберег.

«Дорогая мамочка!

Конечно, я получил все письма. Я очень рад, что у вас все хорошо! Кстати сейчас я более и менее свободен. Поэтому могу побольше рассказать. Тут я подружился с очень хорошим человеком. Зовут его Матвей. Он оказывается жил вместе с родителями недалеко от нас. А я и не знал. Как странно, что мы с ним познакомились именно здесь. Александр Иванович присматривает за мной. Как ты и просила! Хоть это не правильно, как я считаю. Но приятно, что беспокоится кто-то. И мам, я настоятельно требую, когда мы вернемся, чтобы ты приняла ухаживания Александра Ивановича. Он хороший. А папа поймет...»

Она смотрела на меня и не понимала, что я говорю. Она только твердила: «нет, нет, нет...». словно я пошутил неудачно. Но смысл моих слов медленно доходил до нее. Ее глаза заволокли слезы. Лицо стало маской. Маска страдания и горя. А ее крик мог бы убить, если бы мог.

- Нееет, ты лжешь. Ты не мог! Он! Не! Мог! Нет, я тебе не верю. Мой сын не мог. Так не должно быть.

- Прости меня. Я виноват.

«… передай привет моему брату. И пусть он не приходит сюда. Не хочу, чтобы он видел все это. Но надеюсь он вырастет и станет мужчиной.

Я пишу и улыбаюсь. Ведь скоро я должен прийти. Говорят скоро она закончится. И я должен прийти...».

Вдруг ее глаза воспылали ненавистью и яростью. Она подбежала ко мне как тигрица и стала бить кулаками по груди. А схватив за мои манжеты, женщина прокричала:

- Это был мой сын! Мой сын. Ты убил его. Ты обещал, что он не умрет. Что он вернется. - слезы ее капали на мою форму. А она медленно падала на пол приговаривая, - это не мог быть он. Сын мой.

Ее всхлипы стали криком ее души. Зовом своего сына к себе. Упав на колени, ее руки взметнулись к голове и сжали ее. Казалось, что она хочет вытолкнуть из нее память о сыне. О смерти его. А потом упав лицом вниз молила Бога вернуть ей сына. Она говорила ему, что он ему не нужен. Что он не прожил свое.

Не знаю сколько прошло времени. Минута, час или день. Но тут Светлана замолчала. Тишина угнетала. Подняв голову, я увидел мертвеца. Ее лицо окаменело, а может быть ее материнское сердце умерло вслед за сыном.

- Ты все сказал? Тогда уходи.

Я ушел. Молча. Ушел навсегда из дома, где поселилось горе.

Женщина в черном стояла около могилы с окаменевшим лицом. Ей было все без различно. Война закончилась. А она стоит здесь и хоронит сына. Рядом с ней стоит Люся. У нее опухшее лицо и красные глаза. А с другой стороны стоит ее младший сын. Федя. Он тоже плакал этой ночью. Но пытался это скрыть. Потому что он мужчина. Так сказал ему его брат. Перед тем как уйти на войну. Медленно подходил еще один человек. Саша. Раньше он мог бы стать родным, любимым мужем. Но не сейчас.

«Я его ненавижу!» - мрачно подумала женщина.

- Извините, вы Светлана Иванова, которая живет на Юбилейной 10?

- Да, это я.

- Вам письмо. С фронта.

Почтальон передал мне конверт. На нем был почерк моего сына. Я распечатала его очень бережно. И стала читать.

В конце я заревела. Он словно не в гробу. А тут.

Это ложь. Письмо опоздало. А он ненамеренно соврал.

«… я не могу написать Люсе. Поэтому мамуль, передай ей. Что я ее люблю. И когда вернусь, я на ней женюсь. Обязательно. Сразу. Ждите я скоро. Люблю всех вас и обнимаю.

И с прошедшим Новым годом.

23 января 89.

Ваш Женя.».