Питомец чародея

Сотворение существа (пролог)

Бестиарий богов.

В отличие от большинства богов, которые с легкостью создавали десятки существ за короткое по божественным меркам время, Ирмий, будучи богом праздности, ни разу не смог создать животное, которое смогло бы прожить несколько дней в инкубаторе, не говоря уже об одном из тысяч миров этой ветви великого древа.

Как ни пытался он сотворить что-то путное, ничего не получалось. Возможно, именно по этой причине в какой-то момент вечный балагур стал печальным и хмурым. Больше всего его расстраивало осознание того, что чародеи, занимавшиеся изучением и расселением сотворенных существ, отправляли всех его созданий в Карантинный мир.

Кто-то мог бы возразить, что Карантинный мир – далеко не самое худшее место для созданий, которые в любом другом мире обречены на смерть и одиночество, но, в отличие от остальных богов, Ирмий удосужился побывать в этом мире и понял, что большая часть существ, попавших туда, обречены на быструю смерть или полуголодное существование.

Сказать, что увиденное на острове поразило бога праздности, – значит не сказать ничего. Веселый и жизнерадостный Ирмий день ото дня становился все печальнее. Возможно, в какой-то момент он предпочел бы развоплощение, если бы не нелепая случайность, позволившая ему поверить в собственные силы.

*****

Итак, как уже говорилось ранее, он был темнее тучи, поскольку истина о Карантинном мире заключалась в том, что выжить там могли лишь очень сильные хищные монстры, в отличие от которых творения бога праздности были довольно слабыми как в физическом, так и магическом плане. Кроме того, их творец не владел способностями, позволяющими сделать создание сильным и живучим.

Творениям Ирмия требовались забота и уход, любовь и тепло. Они больше походили на живые талисманы, которые в меру скудных сил оберегали своих хозяев.

– А что если сделать своего питомца более ловким и гибким? – проходя мимо очередного неудавшегося творения коллеги по цеху, вслух проговорил бог праздности.

– В твоем случае это не спасет, – расхохотался один из чародеев-исследователей. – Путь твоих созданий предречен судьбой.

Фраза мага, охраняемого магическим коконом от гнева богов, стала последней каплей для Ирмия, не сотворившего за свою долгую жизнь ни одного существа, которое могло бы появиться где-то, кроме Карантинного мира. В гневе он направился в заброшенную секцию бестиария, где укрылся от взоров других богов и магов.

В этот раз он не отдаст свое создание магам, для предварительного изучения, а докажет, что даже они способны жить в любом из миров, принося пользу если и не всем, то хотя бы своему хозяину.

Собрав волю в кулак, Ирмий начал вспоминать свои наиболее удачные творения, но почему-то ничего путного в голову не приходило. Тогда он, как его когда-то обучали, занялся изучением известных видов, но эффект был тем же. Ничто не приглянулось ему, не вызвало отклика в его сердце. Затем раздались шаги…

В секции, которую миллионы лет никто не посещал, в один день появились два бога. При этом второй последовал за первым. Для многих это было бы сигналом тревоги, но не для Ирмия, прекрасно знавшего обладательницу этих сандалий. Только она могла идти практически беззвучно, при этом игнорируя звук непослушной пряжки на одном из ремешков. Многие считали, что она нарочно использует его вместо колокольчика, оповещая окружающих о своем приближении.

– Каким ветром тебя занесло сюда, Сильвия? – не оборачиваясь, спросил обозленный на собственное бессилие бог.

– Попутным, – печально ответила богиня птичьих песен.

Именно Сильвия наделяла созданных ею птиц прекраснейшими голосами. Многие ее творения обитали не только на этой ветви древа миров, но и покупались, выменивались или похищались представителями других ветвей. Ходили слухи, что даже Творец древа несколько раз похвалил ее созданий.

– Ты как всегда чудесна, – не оборачиваясь, сказал Ирмий.

– Видел бы ты меня сейчас, – тихим голосом, как вековая старуха, ответила богиня.

Эти слова заставили бога праздности выйти из состояния прострации и обернуться в сторону незваной собеседницы. Представшая его взору картина была ужасающей: девушка, которую он знал не одну тысячу лет, стояла в изломанных и окровавленных доспехах, а ее лицо наполовину было обожжено.

Ирмий не стал тратить время на расспросы, а, подойдя ближе к Сильвии, начал снимать ее облачение. Богиня сначала попыталась сопротивляться, но ее состояние в сочетании со способностями обычно веселого и добродушного бога вынудило девушку оставить бесполезные попытки. Они оба понимали, что жить в таком состоянии Сильвии оставалось недолго.

Бог праздности, в отличие от других, не был привязан к какой-то конкретной специализации, поэтому за время жизни изучал в той или иной мере все, что поможет выжить. Конечно, он не мог соперничать с профильными богами в их направлении силы, но имел под рукой десятки хоть и мелких, но все же козырей, которые не позволяли кому-то застать его врасплох и, тем более, убить.

Снимать изломанную броню было тяжело, особенно когда некоторые лопнувшие стальные пластины торчали из ран, поэтому Ирмий медленно извлекал из ран осколок за осколком, постепенно заживляя тело и восстанавливая кожный покров.

Закончив с тем, во что превратился доспех, бог принялся за лицо девушки. Работать с ним было куда сложнее. Хорошо, что Сильвия потеряла сознание во время извлечения осколков из плоти, ведь сейчас любое ее малейшее движение могло привести к непоправимым последствиям. Как ни крути, Ирмий не был богом целителей и не мог одновременно залечивать раны и контролировать состояние девушки.

Восстановив лицо, бог праздности принялся за волосы. В отличие от тела, которому он придал первозданное состояние, прическу богини он несколько изменил. Точнее сказать, Ирмий сделал ее волосы более пышными и послушными, добавив им возможность многократного преобразования в прочный плащ.