Пламя дракона: Зов древних времен

Глава первая

Пламя разгоралось. Облизывало здания, заглатывало их, уничтожало и растекалось по земле, точно река. Казалось, что оно занимало собой всё пространство, до предела раскаляло воздух. Стихии было плевать на то, уничтожает ли она своей яростью единственное нажитое непосильным трудом жильё или лишь малую толику чьих-то богатств. Она смеялась над золотом, смеялась над бедностью. Плевала на веру и втаптывала в пепел власть. В небо рвались клубы дыма и тёмной полосой разделяли его пополам. Позже об этом будут говорить как о дурном знамении, что обещало стране очередной раскол, а пока десятки ног стремились сбежать из этой ловушки. Люди тащили в руках то немногое, что спросонья успели схватить, прикрикивали на детей и родных, чтобы те поторапливались и были осторожнее. Кто-то толкал соседей по улице, кто-то наоборот стремился помочь незнакомцам, споткнувшимся на брусчатке. Ещё больший хаос создавали животные, сбежавшие из дворов: они пугались общего шума и запаха гари, путались под ногами. Больше всех бесновались птицы: кричали, покидая эти места и оповещая о происшествии ближайшие земли. Рассветное солнце, в нелепой попытке утешить, скользнуло своей дланью по последним нетронутым крышам, но уже через мгновенье дым стал неотличим от облаков и заслонил собой всё небо.

Столица сгорала, чтобы родиться вновь. Умирала, ведь только праведным огнём можно было вывести из неё всю эту грязь.

***

Лето выдалось жарким не на шутку: Бирша лишь на пару вёрст увёл коня от родных стен, а тот уже вспотел. Но сейчас юноше на это было плевать. Эмоции били через край, раздражение на всё вокруг было невозможно выплеснуть дома и приходилось справляться единственным оставшимся методом: скачками. Мимо проносились деревья, кусты. Из под копыт разгорячённого животного вылетали комья земли, вперемешку с растоптанными цветами. Юноша избегал торговых дорог, и, свернув в поля, гнал жеребца в сторону леса.

— Давай, давай, ну же! — Обычно он себе такого не позволял, но сейчас набранной скорости было мало. Ещё быстрей, ещё, ещё! Из кустов взметнулась какая-то птица. Конь дёрнулся, но с маршрута не свернул. Под громкий свист своего ездока он перепрыгнул через овраг. Ещё через несколько сажен Бирша резко натянул поводья вправо. Конь затормозил, недовольно всхрапнув, после развернулся почти что на одном месте и рывком понёсся уже в ином направлении. Ещё один прыжок: теперь уже через поваленное дерево и раскалённое солнце не смогло больше достать до них из-за обилия листвы. Приятная прохлада растеклась по телу. Наконец-то они оказались в лесу. С галопа животное перешло на рысь, копыта грузно опускались на землю, оставляли за собой дорожку из неровных следов. Изредка конь вздёргивал или вёл ушами: звуков здесь было куда больше, чем в полях. Животное ощущало настроение ездока всей шкурой, в совокупности всё это волновало.

Прошло каких-то десять минут и, даже сильно постаравшись, нельзя было разглядеть отчий дом. Бирша выдохнул, наклонился чуть вперёд, похлопывая животное по шее. Раздражение отступило на задний план. Конь, почувствовав перемену настроения, сначала неохотно, но всё же сбавил скорость. Потом и вовсе перешёл в шаг и вытянул вперёд шею, выдернув из рук поводья. Наездник и не упирался: места эти они знали хорошо, бдительность ни к чему.

Шуршала танцующиая под ветром листва. На землю падали редкие солнечные лучи, растрёпанные каштановые волосы щекотали щёки. Лёгкий бриз приносил с собой запах воды, со всех сторон щебетали птицы. Из памяти ещё не выцвели образы безжизненной, холодной зимы, что длилась будто бы дольше отведённого ей срока, оттого находиться здесь в самый разгар лето было ещё приятнее.
Внутренние ощущения подсказывали, что минуло около часа с того момента, как Бирша покинул дом. Его наверняка хватились, но это был не первый раз: после ругани с отцом искать мальчишку при дворе смысла не было. Своих людей Бьярке следом посылал лишь однажды, ведь тогда его старшему сыну было лишь десять лет. Сейчас же это стало чем-то вроде необходимого на неделе светского мероприятия: мальчишка пытался доказать свою правоту, обламывал щенячьи клыки о толстую шкуру своего отца, а после скрывался из виду до вечера. За "щенка" не беспокоились, ведь раз он так сильно кусался дома, то во внешнем мире его никто обидеть не в состоянии. К концу дня всё семейство остывало, за ужином стояла гробовая тишина. Иллюзия мира и недолгие мгновения перемирия.

Однако сейчас... Сейчас только полдень. Биршу никто не найдёт, да и искать не будет. Никаких указаний, советов, тренировок и жгущих льдом глаз отца. Немного спокойствия. Юноша не смог справиться с улыбкой. Отпустил поводья, вытянулся, после распустил собственные волосы, собранные в маленький, топорщащийся хвост. Совсем скоро он доберётся до любимого озера и проведёт там с книгами несколько часов. Ну и чем не замечательный день?

***

Кожаная сумка спадает с плеча на каменный пол, а стены услужливо вторят грохоту. Шутка ли: она была набита до отказа. В ней и книги, и ленты запасные, и перчатки, и даже коокор, до конца не выпитый. Бирша спешно пытается закрыть дверь за собой, но рослый мужчина, шедший за ним следом с причитаниями (ну точно придворная нянечка!) ловко проскакивает в комнату. С трудом добытое спокойствие даёт маленькую, но ощутимую трещину. Дверь закрывается уже за Айкхельмом. Юноша вздыхает, поднимает на наставника недобрый взгляд и сжимает покрепче зубы, чтобы раньше времени не сорваться. Их разница в росте была колоссальной. Бирше не нравилось смотреть на кого-то снизу вверх, а тут ещё и расстояние между ними было минимальным.

— Так не может продолжаться. — Айкхельм складывает руки на груди и немного наклоняется вперёд. Мальчишка же отступает назад, ближе к кровати. Теперь голову не приходится так сильно задирать. Маленькая, но победа.
— Мой отец мог бы больше мне доверять. — Ну конечно. Одна из рук Айкхельма тянется к переносице, он устало вздыхает, растирая пальцами лицо. Бедняга вечно оказывался меж двух огней. Пытался успокоить Бьярке, старался вразумить юнца. Но всё без толку.
— Он старается. Мы обсуждали подобные вопросы, но каждый раз своим поведением Вы... — Теперь уже Бирша закатывает глаза. Бедный наставник даже запинается, не ожидав такой наглости. И, конечно же, мальчишка тут же пользуется этой растерянностью и усиливает напор своих громких доводов.
— Айкхельм! - Бирша театрально взмахивает руками, после в голосе проявляются заговорщицкие нотки. Он так и подначивает мужчину выбрать свою сторону. — О каком поведении может быть речь? Я исправно выполняю все приказы и поручения моего отца, а после его ученики...
— Это лишь ученики, а ты - его сын!

Теперь уже Айкхельм взрывается, из-за чего Бирша расстроенно прикусывает губы. Его план раскрылся, провалился и это было понятно с самого начала. В будущем мальчишке нужно будет участвовать в дебатах куда сложнее этих, а он вновь так облажался! Бирша шумно вздыхает, стараясь вернуть себе самообладание. Укусы переходят уже на щёки. Раздражение накатывает волнами, причиной стало даже не то, что Айкхельм позабыл о субординации, юноша ведь и сам грубил, первый начал, первый напросился. Основной проблемой было то, что ему уже вот-вот исполнится четырнадцать, а он ни на йоту не приблизился даже к тем, кого отец готов выгнать с обучения! И даже собственный наставник, который обучает его верховой езде и фехтованию не может объяснить, что же мальчишка делает не так. Оба мужчины прикрываются дисциплинарными проблемами, а ведь они возникают лишь после очередного отказа перейти на ступень выше. Как бы Бирша не старался, успокоиться у него не выходит, а затянувшаяся пауза делает ситуацию всё более нелепой и опасной. Очередной вздох. Наставник ждёт оправданий и извинений, а голубые глаза юнца щурятся от злости. Мальчишка ужасно похож на отца.

— Разговор окончен. — Короткий жест рукой. Бирша отмахивается, поднимает сумку с пола и начинает её разбирать. Книги отправляются на полку, коокор летит на кровать.
— При всём уважении, молодой господин, напоминаю, что Вы не имеели права так разговаривать с вышестоящим по званию. — Казалось, ещё секунда и Бирша либо сломает себе зубы, слишком сильно сжав челюсть, либо не сдержится и воспользуется кулаками. Но вот слышится вздох, другой. Мальчишка расслабляется, потом встаёт ровнее и выпрямляет плечи, хоть от тренировок они не прекращали болеть ни на секунду.
— Я знаю, Айкхельм. Завтра - сделаешь со мной, что угодно. Сегодня же мне хватило зубоскальства с отцом. Мы оба хороши. Сейчас же - прошу, оставь меня. — Злоба сменяется усталостью и разочарованием. Сложно понять, опечалил ли Габеледжи собственный поступок или мирская несправедливость. Наставник качает головой, рукой же проводит по своим сложно заплетённым и, местами, седым волосам. Вроде порывается сказать что-то ещё, может, утешить, но в итоге молчит. Эти секунды кажутся вечностью, но наконец Айкхельм разворачивается и уходит, осторожно прикрыв за собой огромную дверь. В этой перепалке не оказалось победившей или проигравшей стороны: наставник лишь отметил про себя, что с годами старший отпрыск Габеледжи всё лучше держит себя в руках. Раннее всё могло бы закончиться жалким, но всё же рукоприкладством. Сейчас юноша всё больше походит на дворянина: старается держать лицо и не хамить совсем уж в открытую, хотя видно, насколько ему это тяжело даётся. Мальчишке же даже за мелкие проявления своего характера несомненно стыдно: этот человек казался ему куда большим примером, чем отец, но в последнее время всё было так сложно, что ядовитые высказывания из рта ядом выливались на самых близких. Этого не избежала даже младшая сестра и мать.
Теперь уже на пол летят сапоги. Куда-то в сторону падает рубашка, а сам юноша падает на кровать, лицом утыкаясь в перину. Хочется закричать, разгромить что-то или вновь сбежать, но сил попросту нет. Усталость даёт о себе знать и Бирша спустя пару минут проваливается в сон.