План "Б"

Глава 1

"Птица, которой обрубили крылья, больше никогда не полетит"

Я больше ничего из себя не представляю. Мои слезы высохли. Насильно впихнутые таблетки не позволяют биться в истерике. Они делают меня овощем. Живым овощем. Я дышу, вижу, слышу, но не живу.

- Милая, вот увидишь, всё будет хорошо. – голос мамы доносится сзади, пока она катит мою коляску по горке.

На парковке её водитель поднимает моё слабое тело и садит на сидение, а инвалидную коляску складывает в багажник. Черный мерседес стартует от больницы, в которой я провела худшие в своей жизни два месяца. Как жаль, что родители не понимали насколько это бесполезно. Психологи, врачи, такие же поломанные, как я люди – не лучшая атмосфера для восстановления. Моё тело разминали массажисты, со мной беседовали специалисты, ставили неоднозначные диагнозы – но где здесь смысл, если нет результатов? Глав. врач ставил прогнозы, что после операции и процедур я смогу ходить, но я не пошла.

Мерс тормозит на подъездной дорожке. Водитель помогает мне занять привычное место в своём кресле, а мама уже катит меня по пандусу и нажимает 13 этаж в лифте. Когда мы заезжаем в родную квартиру становится спокойнее. Мама щебечет о работе, снимает шарф и пальто, а потом принимается раздевать меня.

- Лика, ну чего ты молчишь. – её лицо недовольно хмурится перед моим взглядом.

- Препараты наверно не отпускают.

Мама качает головой, продолжая снимать сапожки.

Моя комната отражает прошлую меня – весёлую, активную и не подозревающую, что в скором времени всё закончится. Разглядываю старые медали, грамоты и сильно жмурю глаза. Моя рука сама тянется к полке и с громким звоном сметает всё содержимое. Мама заносится на шум. Её растерянный взгляд мечется от обломков до меня.

- Я не хочу это видеть. – говорю и разворачиваюсь к ней спиной.

Слышу, как она тихо складывает медальки в коробку. Я чувствую, что ей плохо, но быть может просто путаю её ощущения со своими? Мама прикасается к моей макушке губами, закрывает за собой дверь. Оборачиваясь, я с удовлетворением отмечаю, что нет больше напоминаний о том, какой я была. И никакого бы до и после не было, если бы не Он. Тот, кто являлся мне во снах. Тот, кто снова и снова издевался надо мной. Отвратительный, мерзкий урод. По телу проходится ошеломляющая дрожь – значит таблетки перестали действовать. Я снова могу чувствовать боль.

Вечером папа приходит с работы. Я слышу, как хлопает входная дверь и выбираюсь из своего убежища. Его морщины на лбу разглаживаются, когда он замечает меня. Я унаследовала от папы характер, золотисто-карие глаза и пухлые губы. Он подходит ко мне, встаёт на колени обнимает, как может в этом неудобном положении. У него всегда было мало времени на семью. Папа вкалывал, как проклятый, и до сих пор этим занимается, но он всегда вписывал нас в свой график. Он – не тот, кто с головой уходит в работу, у него есть сердце. Открыв мокрые глаза, я замечаю мамин расплывчатый силуэт. Папа отстраняется и посылает мне улыбку.

- Будем ужинать?

Тихо киваю и он, не говоря больше ни слова, обходит коляску и катит меня к столу. По пути чмокает маму в щеку и оставляет меня пускать слюни на всевозможные блюда кулинарии. Пока родители удаляются в спальню, я дотягиваюсь до креветки в салате и медленно пережевываю мягкое мясо.

Ночью я не сомкнула глаз. Смотрела на вид ночного города, открывающегося с 13 этажа и думала об утре. У меня не было друзей в школе, хотя бы из-за того, что в ней учатся одни мажоры. Там меня не замечал никто, кроме вышеописанного человека. Хотя его и человеком назвать нельзя. Так… Упырь. Одно воспоминание о нём заставляет сердце биться сильнее, а ладони сжимать в кулаки. Я жажду мести.

***

- Ты выглядишь усталой. Плохо спала? – папа в новом костюме стоит перед зеркалом и поправляет галстук.

Я вообще не спала, папочка.

- Ага. Отвыкла от мягких перин. – нервно растираю свои ноги, обтянутые черными брюками. В больнице говорили, что мягкий матрас вредит осанке. Ровная спина - вот, что нужно человеку на инвалидной коляске!

Мама нарушает тишину, заявляясь в прихожую с громкими разговорами по телефону. После восьми утра эти двое из мамы и папы превращаются в Алису Геннадьевну и Максима Викторовича. Хмыкаю своим мыслям, как вдруг их бесперебойный поток нарушает звонок в дверь.

- Ты как раз вовремя, - папина спина мелькает в проёме, а потом пропускает внутрь молодого парня – моего ровесника. – Лика, это - Женя – сын моего партнёра, совсем недавно перевёлся в твою школу и согласился помочь тебе в адаптации. Правда, здорово? – Лицо родителя светится улыбкой, я же лишь поджимаю губы.

- Я не беспомощна.

- А кто тебе это сказал? Просто тебе нужно немного привыкнуть к изменившимся условиям. – Не видя ответной реакции, папа тускнеет, - Лика, нам так будет спокойнее.

Сглатываю и еле заметно киваю.

- Вот и хорошо. Лике ещё нужно обуться, - говорит он парню, - И потом можете идти.

Идти! Идти будет он, а я ехать! Отгоняю гнев и слежу за эмоциями немногословного парня. На голове всколоченный бардак, состоящий из тёмно-русых прядей. Глаза теплого карего оттенка, угловатый подбородок и он худощаво-высокий по сравнению с моим папой.

В лифте мы едем в молчании, молчим и дальше по пути на улицу, пока не оказываемся у синего фольксвагена. Он присаживается передо мной на корточки и глядит в глаза.

 - Ты не особо разговорчива. – говорит он.

- Как и ты, - отвечаю, смущенно опускаясь головой в кокон шарфа.

- Ладно, нам всё равно придется это сделать. – говорит он, ни к кому не обращаясь, и бережно поднимает меня на руки. Я хватаюсь за его шею и рассматриваю черты парня с такого близкого расстояния, но не успеваю я сосчитать все его родинки, как он садит меня на переднее сидение своей машины.