По эту сторону облаков. Как я стал предателем

4. Когда Камифурано был ещё жив

2 августа 1992 года

Японская Социалистическая Республика (Хоккайдо)

Центр острова, закрытый город Асахикава-12 (он же Камифурано)

Поезд гремел вдоль побережья. Справа – стена лопухов, серая полоска шоссе, а дальше – голубой простор залива Утиура. Слева поросшая лесом гряда холмов. Иногда проскакивают городки с рифлёными плоскими крышами.

Я пытался вспомнить покойного.

Как он погиб, мне было всё равно. Рано или поздно Москаль-Ямамото это узнает и сообщит. Или скажут по новостям. Разве что любопытно, где его и как его похоронят? Будет ли это православный обряд или буддистский? Я не знал, на какой из религий он остановился.

Похоже, Воробьёва значила для меня больше чем Пачин. Потому что мне вспомнился не новосибирский период нашего знакомства, а лицейские времена, когда мы жили на Саппоро, а будущее казалось пусть не безоблачным, но интересным.

Первый день наших первых летних каникул. Пачин стоял на пороге со стопкой листовок и громко возмущался. Москаль-Ямамото рядом, руки в карманах, с сумкой на ручной тележке. Он, как обычно, высмеивал.

- Ты что, японцем заделался?- Антон Кэндзабурович почесал живот под рубашкой.- А ну-ка, предоставь родовую книгу.

- Я демократ. А ты только и умеешь, что умничать!- одна рука Пачина жестикулировала в сторону Москаля-Ямамото, а вторая размахивала листовками.- Ты бы лучше не языком, а мозгами пошевелил? Вот сколько русских специалистов на Хоккайдо? Несколько десятков тысяч, верно?

- Двенадцать тысяч согласно штатному расписанию. Но ты креолов не посчитал.

- Не важно. На почти пятимиллионном острове Хоккайдо – двенадцать тысяч русских. И в каждой школе второй язык – неприменно русский. Не немецкий, не английский. Не говоря о языке коренных жителей, народа айну.

- А что, айну кто-то обижает?

- А вот если бы твой язык запретили – ты бы обиделся?

- Но тащемта ты это и хочешь сделать.

- Никто не собирается ничего запрещать! Просто русский язык занял слишком много места. Он везде! Нужны и другие. Например, где хоть одна школа, где вторым языком был бы язык айну? Ни в Саппоро, ни в Немуро, ни в Вакканай, ни в самой глухой деревне вы не найдёте такой школы. Понимаешь? Нигде! Айну по прежнему угнетены.

- Причём угнетены настолько, что один из них вторым секретарём в ЦК заседает.

- Это не равноправие. Это советская национальная политика.

- Вот! А было бы равноправие, он бы так и собирал мусор в родной Ивамидзаве.

- Мы должны бороться за права меньшинств,- Пачин, не переставая говорить, попытался сунуть листовки двум девушкам из выпускного класса,- Которые угнетены.

- Лучше бы ты за православие боролся,- Москаль-Ямамото звенул и сощурился на солнце,- Сейчас это модно. Батюшки каждый день по телевизору выступают.

- С православием всё в порядке,- заявил Пачин,- Есть соборы в Саппоро и Хакодатэ, местные церкви, всё всегда открыто и службы идут. Там бывают партийные люди и посещение не заносят в личное дело.

- Но ты сам туда не ходишь.

- Я демократ и сам решаю, куда не ходить! Церковь прошла через годы террора и добилась права учить тому, что считает нужным. Она больше не под угрозой. А вот культура Хоккайдо – под угозой! Даже сейчас, в девяносто втором году, она почти что ещё одна республика Союза, вроде Монголии.

- Веришь – меня устраивает!- Москаль-Ямамото усмехнулся.- Пусть хоть совсем подсоединится. Я целиком за это. Будем на большую землю без разрешительных ездить

- Ты великорусский шовинист...

- По фамилии Москаль-Ямамото. Типичная фамилия русского шовиниста. Хотя, после Шатуревича и Вандервелзина я уже ничему не удивляюсь.

- Это будет конец!

- Это будет как минимум удобно. Стал вот Карафуто обратно Южным Сахалином – и ничего не закончилось.

Москаль-Ямамото был очень типичным порождением той эпохи излёта Перестройки, когда стало ясно, что Советский Союз устоит – как минимум, в этой вселенной эвереттового макроконтинуума, но никто толком не знал, ни что делать, ни за что держаться. Даже в лицее мы учились скорее по инерции.

Взбесившиеся по случаю отмены цензуры журнали заразили читающих жаждой спорить. А люди хоть и начитанные, но циничные (Москаль-Ямамото в свои четырнадцать был именно из таких) быстро научились над читателями журналов издеваться.

Тогда я слишком много учил математику и потому не мог понять – почему одним и тем же способом можно на одних и тех же фактах можно доказать совершенно противоположенные вещи? И я даже помню, что слушая это нагромождение аргументов, я пытался установить, можно ли выстроить такую систему посылок и выводов, чтобы получилось что-то, где оба этих взгляда на мир сошлись? Наверное, это доказывается через одну из многозначных логик, что живут в зелёном пособии Карпенко...

А потом я понял, что тут не надо никакой логики. Даже журналы читать не надо. Надо достаточно внимательно слушать, что говорит взбудораженный, а потом говорить, что ты думаешь прямо наоборот. И он будет кипеть, как забытый чайник, пока крышечку не сорвёт.

- ...Лучше стану буддистом,- заявил Москаль-Ямамото.- Надо спросить у Ватанабэ, как это делается. Успеть, пока ещё разрешают.

- Мы не будем ничего запрещать!- тут Пачин не выдержал и повернулся ко мне,- Нет, ну лучше ты ему объясни. Я уже замучался. Начитался глупостей непонятно где и теперь...

- У вас и начитался,- подал голос Москаль-Ямамото.

Пачин обернулся, чтобы ответить. Помолчал и опять повернулся ко мне.

- Ты пойдёшь на митинг,?

- Какой митинг?- я и правда не знал

- За возрождения языка айну. Всё уже согласовано! Послезавтра, на площади перед мэрией. Вот, читай.

- А ты что, сделался айну?

- Я буду там от русских. Которые настроены про-айнуски.