По крупицам

Добрый путник

Из забытья меня вывел шум дождя. Перестук капель по листве постепенно возвращал мне способность мыслить. Кап – и я осознала, что лежу под деревом на голой земле. Кап – и снова напомнили о себе «боевые ранения». Кап! Кап! И пролетел перед глазами весь прошедший день. Кап – холодная капля просочилась сквозь кроны деревьев и упала мне на лоб, окончательно пробуждая. Надо встать и… Для начала, просто встать. Но ноги категорически отказывались распрямляться, а пальцы разжиматься. Только сейчас я заметила, что снова наступила ночь. Впрочем, как показала практика, ночью в этом богом забытом месте явно безопаснее. Кряхтя, как старая бабка, я с трудом вытянула сначала одну ногу, потом другую, кое-как села, опираясь на руки. Несмотря на одеревенение чувствовала себя сносно. На кончик носа приземлилась очередная бодрящая капля, и я откинула голову, посмотрела наверх. Следующая капля упала на губы – я её тут же слизнула, с тоской вспомнила родник в лесу, леденящие хрустальные капли. Тяжелое тело, пальцы на шее... Мотнула головой, отгоняя слишком яркий образ. Мне едва ли удастся забыть то, что произошло в овраге, но сейчас не время и не место предаваться сожалениям и жалости к себе.

Тем временем к звукам дождя и леса добавились новые: тяжёлые быстрые шаги и фырканье. Лошадь? Значит, и всадник неподалёку. Что он здесь забыл? Приличные люди ночью по лесу не бродят.

Цепляясь за ствол, я поднялась на ноги. Стараясь не шуметь, попятилась глубже в лес. Я не отрывала взгляда от тёмного силуэта, боялась хоть на секунду выпустить его из виду и поплатилась за свою невнимательность. Не успела сделать и пары шагов, как запнулась и громко плюхнулась на землю. Лошадь заржала, и путник сразу же поспешил на звук. Прямо ко мне. 

Он замер, как только разглядел меня. Вскочить и бежать, пока не опомнился? Но ноги – предатели! – даже не пошевелились. Так мы и застыли: мужчина уставился на меня, я – на ноги, а лошадь равнодушно повернулась к нам задом. 

Он опомнился быстро и, пока я тщетно уговаривала собственное тело слушаться, приблизился. Мужчина заговорил мягким голосом. И снова ни одного знакомого слова. Но выглядел он не агрессивным, осторожно протягивал мне руку. И так хотелось её принять, хотелось поверить, что вот он, мой спаситель, поможет, отправит домой. И даже накормит. Громко и жалобно заурчал живот, и путник усмехнулся. Смешно ему, как же. Он что-то сказал и отошел к дороге, но вернулся буквально через минуту, присел напротив и протянул мне… еду? Головокружительный запах хлеба ударил в голову, снёс последний оплот осторожности, я выхватила из протянутой руки лепешку и вцепилась в неё зубами. Первый кусок проглотила сразу же, едва прожевав, не замечая боли в горле. “Как животное! Где твои манеры?” – укоряла сама себя и даже стала есть медленее, аккуратнее. “Не всё сразу, после голодовки нельзя объедаться…” – запоздало дал совет разум: я как раз проглотила последний кусок. Есть всё ещё хотелось, но больше не было того иссушающего чувства голода, наоборот, будто обрела утраченные крылья – хоть сейчас в небо! Всё же как мало надо человеку для счастья.

Мой кормилец наблюдал за мной с улыбкой, сверкая в темноте белыми зубами. Увидев, что я уже прикончила его угощение, мужчина встал и подал мне руку. Принять иль не принять – вот в чём вопрос… Собравшись с мыслями и силами, я подтянула ноги и встала. Сама. Проигнорировав руку помощи. Он хмыкнул и, поманив за собой, вернулся к дороге. Неужели мне наконец-то попался кто-то адекватный? Осторожность осторожностью, но я не могла сидеть в лесу вечно. Надо бы глянуть, что у него там. Возможно, именно этот человек смог бы объяснить мне, где я и как добраться домой. На подрагивающих ногах я выбиралась из леса с твёрдым намерением никогда сюда больше не возвращаться. 
Дождь едва капал. На дороге стояла повозка, а сбоку от неё путник собрал кучку из листьев и веток. Я стояла близко и явно чувствовала запах сырой листвы. И из этого он планирует разжечь костёр? Едва ли у него получится, хотя свет бы нам не помешал. Посмотрела на небо: луны не было видно, и только далёкие звёзды позволяли разглядеть очертания дороги, леса и моего случайного знакомого. Он был выше меня, но не казался огромным из-за худощавого телосложения. Мы находились по разные стороны от гипотетического костра, но различить его черты лица я не могла даже с такого расстояния. 
Мужчина заговорил, указывая на кучку у наших ног. Предлагает развести огонь мне? Я пожала плечами, ни да, ни нет. Самый верный ответ, если не понял вопроса. Он продолжал смотреть на меня, и я решила, что сейчас самое время поговорить. По крайней мере, попытаться. Набрала воздуха в грудь и… захрипела.  

Мужчина тут же оказался рядом, протянул руку к моей шее. Снова? Нет, второй раз я не переживу. Я дернулась назад, но он удержал меня за плечо другой рукой. Ощупал пальцами горло, слегка сжал, и меня скрутил спазм душащего кашля. Я бы сползла на землю, но мой новый знакомый не отпускал, наоборот, обхватил мою шею обеими руками, тяжко вздохнул и тихо произнёс: «Такана пан, халана вун». Я надсадно сипло вздохнула, и он повторил один раз, второй, третий. Сначала ничего не происходило, но вдруг горло изнутри будто наждачкой поскребли. Я захныкала от боли, и от шеи она отхлынула ко лбу, эхом отдалась в затылке. Мужчина сразу же отошёл. 
– Целитель из меня просто отвратительный, - вздохнул он. – Придётся всё же разводить костёр. 
Он присел на корточки перед ворохом веток и провёл по ним ладонью. Едва убрал руку, как там вспыхнул рыжий огонёк, мигнул и взметнулся алыми языками, мгновенно пожирая скудные «дрова». 
Огонь. Он разжёг огонь. Простым прикосновением. На миг боль померкла, исчезли лес, и звёзды, и сама ночь.