По осколкам

Пролог

У него на костяшках следы от осколков — белые полосы-шрамы, едва заметные; парочка шрамов на брови и один на линии челюсти — признаки обезбашенной молодости, но сейчас в нем сложно различить того юнца, что когда-то был проблемой для родителей. Время прошло, обстоятельства изменились и вместо двухколесного Triumph появился роскошный Porsche Turbo, купленный с первого заработанного миллиона. Отца распирало от гордости — наконец-то приемник взялся за ум и заинтересовался делами компании, а он лишь пытался спрятаться, зарыться в работу по самое горло и перестать думать о той, что оставила Новый свет, уехав вслед за более выгодной партией. 

"Выгодная партия" отличалась аристократическими корнями и влиятельной семьей в Европе, тогда как Энтони Адамс был слишком далек от титулов. Настолько далек, что весть об ее отъезде повергла его в шок, а потом в тихую ярость, впоследствии выплеснувшуюся в совершенный цинизм. Он стал тем, кем сейчас являлся, и уже никогда не вспоминал себя прежнего.

— Мистер Адамс, запрос подготовлен. Я еще нужна вам? — его секретарша входит неслышно, и он, стоя у панорамного окна и вглядываясь в огни Манхэттена, раздраженно поводит плечами. Не меняет позы и слегка поворачивает голову в сторону притихшей женщины. Вчера ей исполнилось пятьдесят пять, у нее двое внуков и заботливый муж. Она всегда говорит четко по делу и понимает без лишних слов. — Тогда до встречи, — вежливо улыбается и оставляет его в покое, точно зная, что он пробудет здесь где-то до полдвенадцатого, а затем вернется в свою квартиру, чтобы к семи утра вновь быть на работе. 

И так каждый день, каждую неделю и каждый месяц. Последние девять лет, ставшие для него системой. Эта система почти не меняется, только иногда он срывается и исчезает из города в неизвестном направлении. Все думают, что он топит одиночество в объятиях любовницы, тогда как он уезжает в тихую гавань — небольшой домик на берегу Гудзона, построенный из экологических материалов и напичканный мебелью из ротанга. И для него это не просто гавань, а настоящее спасение — в тишине природы он расслабляется, скидывает маску жесткого цинизма и поддается умиротворению, нарушаемому разве что деловыми звонками. Возвращение же домой сопровождается плохим настроением и присущей ему сухостью, равнодушием, которого подчиненные боятся больше откровенного гнева, потому что в такие моменты мистер Адамс становится похож на палача — одно его слово с легкостью рушит судьбы.

И он их рушит, не жалея слабаков и перемалывая попавшихся под ноги конкурентов.

Шон Винистер не его конкурент и никогда им не был, но сейчас, перебирая взглядом огни ночного города, Энтони думает только о том, что поглощение европейской компании будет отличным ударом для аристократической семьи, той самой, частью которой стала его когда-то любовь. Она изменилась и на смену улыбчивой девушки пришла задумчиво скучающая женщина, изредка мелькающая на страницах газет и журналов. Идеально ухоженная и фальшивая, фальшивая насквозь и насовсем. Ему ли не знать. И теперь ее фотографии вызывают в нем разве что неприязнь, а все чаще безразличие, крепкое, закаленное, через которое не пробиться. Глянцевые журналы по обычаю летят в урну, и он позволяет себе расслабиться — найти полную ее противоположность и провести с ней ночку-другую. Расстается без сожалений и никогда не возвращается в одни и те же объятия, потому что не хочет привыкать.

Достаточно все же.

А еще он с нетерпением ждет, ждет, когда она узнает о его маленькой мести и, быть может, пожалеет о том, что предпочла другого. Но даже если она приползет к нему на коленях, он не простит, будет топтать дальше, пока фамилия Винистер не превратиться в пыль, а блестящие побрякушки с ее шеи не мелькнут на каком-нибудь аукционе.

Месть на вкус сладкая, и Энтони облизывает губы, будто ощущая сладковато приторный привкус. Он прищуривает глаза, думая о том, что задуманное вот-вот случится и нужно набраться терпения, а потом, схватив со спинки стула пиджак, с непривычной резкостью направляется к выходу. Против воли вспоминает ее лицо, до мельчайших деталей, и на полном автомате кивает вскочившему при его появлении охраннику. 

— До понедельника, мистер Адамс.

— Конечно...

Мысли о ней сопровождают его всю дорогу, поднимаются в лифте и стремительно влетают в пустой, лишенный уюта пентхаус. Шаг в шаг, движение в движение, до стойки с алкогольными напитками, а затем до глубокого удобного кресла, расположенного как раз напротив окна. В наблюдении за дышащим городом он находит успокоение и, наконец, избавляется от ее улыбки в воспоминаниях, расслабляется и, откинув голову на спинку, впечатывает взгляд в потолок. Одиночество не душит — обнимает крепко, хмурая складка на лбу исчезает, и Энтони закрывает глаза, четко зная, что он ни за что не повернет назад. Так же, как не повернула она, с неловкими объяснениями исчезнув из его жизни. Ее прощальные слова въелись в сознание, осели на сердце липкой грязью, впитались в кровь. Они уничтожили все искреннее, что теплилось в нем, и убили всякое проявление слабости, превратив Энтони в бесчувственный безэмоциональный камень, с которым ей еще предстоит столкнуться.

И он это точно знает.