По ту сторону сказки

Глава 1

— А первое место на турнире занял Фрор...

Привычно встряхиваю перину, подтыкаю тяжелое, расшитое золотом покрывало под матрас. Разглаживаю складки, любуясь вытканным узором из львов и лилий.

— Герцогине Карлайской в этот раз цветка не досталось. Ух видели бы вы, как ее перекосило!.. Быстро смахиваю невесомую пыль с изголовья, поправляю тяжелый балдахин и отхожу к столику. Прибирать на нем особо нечего: если не считать вазы и узорчатой лампадки, он пуст. Роскошный букет бархатных роз благоухает на все покои. На секунду хочется забыться и уткнуться в него носом, наслаждаясь запахом. Подливаю масло в лампу, зажигаю фитиль и сумерки в комнате окончательно рассеиваются.

— А Инессе целых три рыцаря цветок подарить хотели, да прямо там и передрались за это право. Отец ее, говорят, в приданое готов золота насыпать по ее весу, так теперь ей каждый воздыхатель норовит преподнести еще пирожных.

Открываю шкаф, торопливо перетряхиваю роскошные наряды; на секунду прикладываю платье с отороченным лисьим мехом воротником к груди и бросаю взгляд на зеркало. Оттуда на меня смотрит непримечательная бледная девица с растрепанными серыми косами. Под светлыми глазами глубокие тени, губы обветрились от долгой дороги. Заканчиваю с уборкой, останавливаюсь посреди спальни, оттягивая момент прощания. Знаю, что глупость все это, но все равно на душе гадко и неспокойно. Поправляю растрёпанные серые волосы и все-таки вновь подхожу к кровати. Княжна неподвижна. Веки сомкнуты безмятежным будто бы сном, на фарфоровой коже виднеется лёгкий румянец. От этого ещё хуже. Кажется, что стоит протянуть руку, потормошить, и она очнется; сонно улыбнется, отчего вокруг ярких голубых глаз соберутся едва заметные морщинки; потянется, спросит который час и ласково укорит себя, что спала слишком долго и впереди так много дел… А я быстро принесу ужин, причешу её волосы, выдам порцию новых сплетен и мы вместе посмеемся над чаяниями Инессы и незадачливых рыцарей. Пальцы замирают в дюйме от её плеча, и я так и не решаюсь дотронуться, помня, как холодна её кожа. Вместо этого наклоняюсь, аккуратно расправляю сбившийся локон тёмных волос.

— Ваш суженый обещал зайти, как только вернется… из похода. Просил передать, что любит до беспамятства, — вру не краснея. Ну да какая разница, если она меня все равно не слышит? А если слышит, то пусть порадуется. — Он очень скучает. Мы все скучаем.

Надеюсь уловить трепет век, слабый вздох, хоть что-нибудь. Но нет, ничего. Как и вчера, и неделю назад, и месяцы, и вот уже почти год.

***

— Слыхала, господин наш ещё одного знахаря ожидает.

— Очередного? Все же перепробовали уже.

— А делать-то что остаётся? Свадьба совсем скоро, если не очнется, так жених откажется… слухи ходят, что его в компании герцогини на турнире видели…

— Тсс, нельзя о таком говорить…

Служанки умолкли, бросая на меня настороженные взгляды. В такой компании и без того жидкая позавчерашняя похлебка стала ещё менее аппетитной. Я уныло зачерпнула жижу ложкой, поднесла к носу, скривилась и опрокинула обратно в тарелку. Что ж, сама виновата: никого не предупредила, что задержусь, вот никто и не подумал оставить мне ужин. Можно было бы обойтись хлебом и сыром, или выгнать служанок прочь и самой заняться готовкой, но после промозглой дороги мне до одури хотелось чего-нибудь теплого и прямо сейчас.

— Госпожа Эйнви, а правда, что в Гринлоке вороны с неба упали?

— Да, я тоже слышала! Все поля чёрны от перьев…

— И слезы кровавые…

Аппетит окончательно пропал. Пять пар любопытных глаз уставились на меня, ожидая ответа. В животе неприятно заныло — я не любила такое внимание. Но и отмалчиваться нельзя: тогда слухи ещё мрачнее поползут, до Гринлока всего десять миль, а пара дохлых ворон успела превратиться в сотню.

— Вы же по приказу капеллана туда ездили? - взгляд темноволосой служанки был прикован к медальону на длинной черной цепочке, который я забыла снять перед воротами замка. Поздно уже было отнекиваться, церковный символ на моей груди говорил сам за себя, и я предпочла ответить как есть:

— Да, — на вкус похлебка оказалась не лучше, чем на запах. Съедобно, но вторую ложку я так и не проглотила.

— Это… Мор вернулся?

Пришлось напрячься, чтобы вспомнить имя молоденькой симпатичной служанки. Кажется, Лита, новенькая не старше пятнадцати. Товарки зашикали на неё, но вопрос уже прозвучал.

Страшной штукой был этот мор. Четыре десятка лет назад болезнь прокатилась по всему континенту, изрядно сократив численность людей. Окрестили его чумой мертвецов. Плоть заразившегося начинала гнить, из глаз текли кровавые слезы, горящий лихорадкой мозг больных требовал то воды, то еды, то толкал их на очень странные поступки. Ну а дальше пошли совсем гнусные слухи: дескать, если еще живой мертвец отведает свежей человеческой плоти, то излечится; и кто-то из знати этими слухами не побрезговал, а следом подтянулись и подлецы, бандиты и просто доведенные до отчаяния больные. Жуткие это были времена, воздух которых пропитался страданиями, ненавистью и дымом горящих поселений и городов. Схлынула напасть так же, как и пришла: сама по себе, просто исчезла. А потом, как это и бывает, правда обросла домыслами, мистическими подробностями и превратилась в страшную сказку, которой пугали детей с младенчества. Последний раз о вспышке слышали далеко на юге, лет десять назад, а то и больше. Тамошний правитель предпочел не рисковать и не бороться за звание разрушителя мифов, и, следуя проверенному методу, сжег все поселение. По оставшимся уголькам не понять уже, что там было, чума или грипп.

— Птица может упасть по разным причинам, — я сцепила руки под подбородком, — старость, усталость, плохая погода, просто дурость какая в её маленький мозг взбредет… или мальчишки камнем собьют, или тот, у кого на старосту зуб, решит поиздеваться над стариком. Нет там сотен дохлых воронов, только три.

— Так отчего они с неба-то упали прямо ему на крыльцо? — не унималась Лита.