По ту сторону тумана

Глава 13. Арчи

Арчи откинул портьеру, рванул дверцу и оказался в коридоре. Всю адскую какофонию будто отрезало: здесь царили мягкая тишина и полумрак. Он прошёл по коридору и оказался в заваленной инвентарём гримёрке. Тут стоял стол с большим зеркалом, вдоль стен громоздился причудливый реквизит: какие-то цветастые поделки из плотной бумаги, высокие напольные канделябры, больше подходящие для собора, чем для поэтического салона, вешалки с нарядами и много чего ещё. Ощущение  было такое, словно он оказался на театральном складе. Но больше всего взгляд цепляла картина.

Огромное полотно, высотой в человеческий рост, а шириной и того больше, занимало почти всю стену. Арчи застыл, рассматривая его, словно зачарованный. Он узнал собственный родной городок. Улицу, на которой провёл кучу времени из своей не такой уж долгой жизни: вот магазинчик отца, напротив лавочка мистера Макилроя, где ему случалось подрабатывать вечерами. Арчи видел сверкающую огнями вывеску кинотеатра, в котором посмотрел свой первый фильм и впервые поцеловал Бет. Видел даже новомодный торговый центр братьев Паттерсон – когда он открылся, выручка отца ополовинилась, будто корова слизала.

Арчи провёл по холсту кончиками пальцев. Шершавая поверхность поддалась, пошла рябью, словно озёрная гладь. Дом был рядом. Звал и манил.

- Наконец-то… - пробормотал он пересохшими от волнения губами.

Сделал шаг вперёд, погружая руку всё глубже и глубже в картину, не веря, что это происходит на самом деле.

***

Монстр ворвался в салон. Крупный и отвратительный, похожий на ходячую груду старого барахла. Туловищем ему служил помятый доспех, облепленный ветошью, обломками древесины и осколками кирпичей. Пальцы с когтями из ножей и столовых приборов сжимались и разжимались. Лицом был портрет человека с орлиным лицом, облепивший основу из спрессованного чердачного хлама. В груди щёлкал и стрекотал часовой механизм.

Нелепое и жуткое создание двинулось сквозь зал, сметая столики, будто щепки. Глория попятилась, но тут же взяла себя в руки. Стиснула зубы, позволила жгучей ненависти смыть страх. 

- Задержи его, - крикнула Поэтесса, легко, будто птичка, вспорхнув на сцену. Она взмахнула рукой и входная дверь захлопнулась, вовсе не нуждаясь в замке. Намертво запечатала салон «Молли и Шер», отрезая путь рвущимся внутрь горгульям.

Обретший форму Отель обернулся, раздражённо заскрипел деревянными сухожилиями. Снова двинулся вперёд с упрямством бронепоезда.

- Это тебе за меня, за всех нас, тварь! – выкрикнула Глория и кинулась в самоубийственную атаку.

Чудище взмахнуло тяжёлой когтистой лапой. Ловкая девушка хорьком проскочила под сверкнувшими когтями, ударила ножом. Оружие вырвалось из пальцев, застряло в деревянно-кирпичной туше. Монстр взвыл пронзительным паркетным скрипом, ударил. Глория почти увернулась, и всё же её откинуло к стене.

- Я так давно не выступала, - с тихим восторгом произнесла Поэтесса, - что же, приступим. Дамы и господа, я рада приветствовать вас в моём заведении. Этот дивный вечер словно создан для поэзии. И пусть некоторые из вас вошли неприглашёнными, я буду счастлива оказать горячий приём.

Она заливисто рассмеялась, стоя в свете яркой лампы, что зажглась сама собой. Узоры на стенах задвигались, дымное пламя, перемешанное с зеленью, начало оживать. В помещении отчётливо запахло гарью.

Отель снова двинулся к сцене, когда серой грозовой тучкой на него рухнула Шер. Кошка шипела как разъярённая кобра, топорщила шерсть. Она приземлилась ровнёхонько на портрет, принялась рвать орлиное лицо на лоскуты острыми когтями. Монстр дико взревел, загрохотал, как рушащийся дом. Массивные ноги крушили доски пола, лапы взлетали, стараясь зацепить ненавистное животное.

Тем временем, поэтесса вдохнула поглубже и начала декламировать:

Я знаю, ты не хочешь слышать моих стихов.

Тебе вообще не нужны никакие рифмы.

Ты зверь, отринувший звон оков,

Забыл стихи, когда крики запели скрипками.

Отель наконец-то дотянулся до Шер. Отшвырнул её прочь – кошка врезалась в стену и рассыпалась облачком невесомой мерцающей пыли. Половина портрета висела клочьями, от тела монстра отвалились несколько обломков, выпало полдесятка металлических когтей. Он шагнул к сцене, потянулся к хрупкой фигурке Поэтессы.

Тебе не нужна любовь, ты забыл покой,

Я тоже забыла, и это с тобой роднит.

Нас, обручённых молочной мглой,

Зовёт огонь, бушующий впереди.

С каждым произнесённым словом пламя на стенах разгоралось. Оно трещало, искрилось и стекало на пол. Огоньки прыгали на чудище, горячие струйки оплетали колонны ног, словно змеи. Глория поднялась, схватила стул и подскочила, нанося удар со всей силы. Из угловатой туши вышибло ещё часть хлама. Отель развернулся, взмахнул лапой, опрокидывая девушку.

Я знаю, ты тот, кто есть, и мне не понять,

Зачем, разорвав оковы, ковать других.

Лишать их воли, ногами их мир топтать,

Чтобы длить свои бесконечно пустые дни.

Огонь окутывал его всё плотнее, прилипал к уродливому телу, как живой. Одна лапа натужно скрипнула и отвалилась, разлетевшись обломками – деревянный сустав перегорел. Но Поэтесса не успевала, а Глория не находила сил подняться, лишь ощущала боль в груди при каждом вдохе. Отель шагнул к ней, яростно стрекоча часовым нутром, замахнулся.

Я знаю, но... знаешь ли ты, как горит душа?

Как пахнет её ослепительно алый зной?

Нет правды в смерти, и нет тепла,

Того, что топит снега весной.

Девушка кашляла и уже плохо видела в дыму, наполнившем зал. Но дробь шагов ей расслышать удалось. Монстр покачнулся и отступил, получив мощный удар в бок тяжёлым напольным канделябром.