По ту сторону жизни

По ту сторону жизни

Пролог.

Алена уже так свыклась с болью, что когда однажды та внезапно исчезла, не сразу поняла – что это за тонкое ощущение невесомости, сладкого упоительного парения? Будто выключили ежеминутный ноющий источник страданий, меняющий сон на забытье.
А тут вдруг раз – и тишина. И восхитительное ощущение легкости.
И следом мягко, нежно что-то увлекло в полет. Небольшое головокружение, стены и потолок мелькнули перед распахнутыми глазами, и – свобода! Она рванулась вверх, купаясь в новых ощущениях, едва сдерживая крик счастья, переполнившего вмиг.
Алена скользила в пространстве, вытянувшись в струну, словно луч, не зная, не ведая куда, просто чувствуя со всепоглощающей радостью, что ей туда нужно, важно, что это единственный путь. Она сама превратилась в сплошной полет. Не смотрела по сторонам - это было так неважно! Казалось, вечность длится это чудесное скольжение в воздухе.
А впереди вдруг расступились облака, и яркий свет залил всё вокруг, он звал, манил, ждал возвращения, любил искренне….
Но продвижение вперед вдруг стало замедляться. Словно растянутая пружина становилась всё туже и туже. Будто невидимая привязь вытянулась до предела и теперь мешала двигаться дальше. Изо всех сил барахтаясь, девушка тянула руки к свету, но уже не могла нырнуть в него, дотянуться. Оглянулась на безжалостную помеху, но ничего не увидела, лишь дымку позади, клубящуюся, рваную, однако цепко ухватившую её.
Рывок – и Алена кубарем понеслась обратно. Во тьму, в страдания, в неизвестность. Зажмурилась, приготовившись к боли. Но боль не пришла. А вместо неё – падение на упругую какую-то поверхность, словно туго набитую перину. Уютное, несмотря ни на что, ощущение, в чем-то родное. И темнота вокруг.
Алена забилась, пытаясь схватить, нащупать, понять – что она, где она, почему? Девушка чувствовала, что в этой непроглядной тьме есть что-то, что мешает двигаться, точнее – понимала, но не ощущала прикосновений руками. Тогда она просто вытянулась и лежала какое-то время, осмысливая. А тьма потихонечку рассеивалась, вместе с паникой. И вот глаза уже различали конусообразные очертания, своды, столь низкие, что головы не поднять. А боковым зрением отметила машинально такие же близкие стены. Боже, где я?
И раньше, чем верная мысль достигла сознания, девушка вскрикнула. Вопль оборвался, едва родившись. Ни на что не надеясь, она рванулась вперед и… с легкостью рассекла пространство.
В следующий момент она стояла на ногах.
При свете дня.
В шоке наблюдая раскинувшееся вокруг неё кладбище.

Глава 1.

Прошло довольно много времени, прежде чем Алена шевельнулась и, покачнувшись,  как ребенок, что учится ходить, сделала шаг, потом второй, оперлась на ближайшее надгробие. Всё внутри неё бурлило, кипело смятением, непониманием. Что происходит? Ещё вчера она уже почти не вставала с кровати, погребенная под плитой болезни, совсем ещё молодая девушка. А сейчас стоит и даже ходит собственными ногами? Переведя взгляд вниз, увидела маленькие, удобные, белые лодочки и свои следы на комьях грязи, проследила их… Множество ярких венков, цветов, полотенце на кресте, табличка с её именем: Семенова Алена Павловна. И дата.
Алена перечитывала снова и снова, поражаясь и недоумевая: как день, в который она так ждала подругу в гости, Анечку, с которой уже год не виделись, стал днем её смерти? Странные, однако, ощущения – ни повышенного сердцебиения, ни ватных ног, ни прилива жара и сухости во рту, какие бывают в моменты шока, всплеска адреналина. Лишь легкая непонятная дрожь, но не снаружи, а внутри. Как трепетание ветерка на коже.
И на редкость ясное сознание, ни одной мысли в голове. Понимание того, что всё кардинально изменилось. Просто она умерла. Раз и навсегда. Безвозвратнее некуда. И, как ни странно, внутренне мгновенно смирилась с этим фактом. Что самое удивительное – вряд ли согласилась бы повернуть всё вспять и вернуться в истерзанное болезнью тело. А тут вечная память – «от любящих родителей», «от друзей», «от однокурсников»…
Разглядывать не хотелось, всё это вызывало неприятное волнение. Усилием воли, девушка заставила себя отвернуться, осмотрелась.
Как странно видится сейчас это место, которое всегда недолюбливала и даже побаивалась. Гораздо четче и ярче, чем при жизни. И совершенно безопасным… чего боялась-то? Здесь так тихо, так уютно, ни звука, ни ветерка. Ничто не колыхнет угодья смерти, вечное пристанище покоя.
Глубинное умиротворение вдруг наполнило её всю. Растерянно оправив светло бежевое длинное  гипюровое платье, что обнаружила на себе – то самое, что готовила на выпускной (выпустилась!) – Алена побрела бесцельно между чьих-то могил.
Будучи живой, она всегда старалась избегать походов сюда. Никого из родных здесь не было – в этот город они семьей переехали несколько лет назад, продав дом далеко на родине, девушке нужно было серьезное лечение. Не помогло. Небольшое деревенское кладбище, где покоились все её предки, в том числе, которых она даже не знала, осталось за тысячи километров. А это огромное, чуждое, холодное…заплакала бы, если б могла. Хотя, о чем уже плакать, надо просто как-то понять и принять новые обстоятельства

- Привет! – прервал раздумья тоненький голосок, - ты свеженькая?
В нескольких шагах над чьей-то могилой парила плотная дымка, очерчивая собой силуэт девочки лет десяти. Мелкие кудряшки до плеч, розовое платье и хулигански хитрый взгляд.
- Меня зовут Марианна, можно просто Мари, - улыбнулась малышка до ушей, кокетливо сделала книксен, слегка приподняв короткую атласную юбочку, украшенную кружевами, - упокоилась здесь пять лет назад, а ты? Не видела тебя раньше.
- Я Алена, - несколько удивленно представилась девушка, - наверное… скорее всего сегодня меня и похоронили. Я только что…эээ… оказалась здесь.
- Понятно! – девчонка резво, вприпрыжку, подбежала, схватила за руку.
Изумительно, но прикосновение призрачной руки оказалось очень даже ощутимым.
- Я теперь приведение? – голос дрогнул.
- Что ты! – Марианна погладила её по руке, не по-детски сочувствующе заглянула в глаза, - просто дух, который какое-то время тут поживет. Алена, здесь хорошо, ты не бойся, и не думай… мы все тебе поможем.
- Всё? А сколько вас?
- Ну, вот, - девочка обвела рукой окружающие памятники, - они. А ты от чего умерла?
Такое жадное детское любопытство, граничащее с нетерпением, прозвучало в голосе, что Алена улыбнулась.
- Болела сильно.
- А я под машину попала, - беззаботно пожала та плечами, - по дороге из школы. Не помню ничего, даже не почувствовала, аж обидно. А у меня, кстати, такой красивый дом, с белым ангелом, пойдем покажу?
- Маришечка, деточка, - с другой стороны к ним неслышно приближалась-плыла пожилая женщина в шоколадного цвета шляпке и приталенном батистовом платье приглушенно коричневого цвета (прямо учительница гимназии!). Стройная, прямоспинная, несмотря на весьма почтенный возраст, изящная, про таких говорят: интеллигентная, - ты новенькой голову уже вскружила, наверное.
- Да ничего я не вскружила, Софь Прокофьевна, - насупилась девочка и исподтишка подмигнула Алене, - просто рассказывала. Она же свеженькая, вдруг испугается.
- Свеженькая! – хмыкнула неодобрительно «учительница», - не нравится мне, Мари, что ты понабралась всех этих словечек от Геннадия. Воспитанная девочка твоих лет должна впитывать только положительные примеры.
- Ой, да бросьте, мадам, - рассмеялась Марианна, - Генка прав, мы же все просто мертвенькие разной свежести, какая теперь разница, кто как разговаривает. Вот и Митяй тоже учил, что нет здесь никаких прижизненных правил.
Софья Прокофьевна поморщилась.
- Упокоенные! – подняла она палец вверх, - и это не повод терять человеческий облик. Ты же девушка…
- Девочка! Девушкой я уже никогда не стану, - беззаботно парировала Мари, - а ребенку можно всё. И хватит воспитывать уже, ну правда, в жизни воспитывали, умерла, думала, тут полегче будет – так нет же, опять с поучениями!
Она скорчила рожицу, развернулась и вприпрыжку побежала прочь, не касаясь земли. На бегу оглянулась и крикнула:
- Аленка, ещё увидимся!
Алена растерянно кивнула.
Софья Прокофьевна проводила девочку укоризненным, но с улыбкой, взглядом, пробормотав: «вот бесенок» и повернулась к девушке.
- Что ж, милая, поздравляю тебя с прибытием! Не буду спрашивать, как и от чего, это хоть и любопытно, но всё же дурной тон…
Тут бабулька сделала паузу, любознательно и многозначительно посверкивая глазами. Однако, Алене захотелось вдруг покуражиться и поддержать игру. Она скромно опустила глаза и вздохнула, затягивая паузу.
- А посему, давай-ка прогуляемся, я тебя тут с окрестностями познакомлю и с местными жителями. Теперь здесь твой дом… на какое-то время. Так что доброе соседство установить необходимо!
- Я умерла от болезни, очень мучительной, - призналась Алена, поняв намек.
- Бедненькая, - одобрительно оживилась Софья Прокофьевна, приобняла девушку, - ну теперь всё позади, ты в хорошем окружении, забудь те муки. Правда, должна тебя предупредить, далеко не все здесь…ммм…люди благородные и с хорошими манерами, но и к этому возможно привыкнуть. Мы не выбирали, куда нас поселят после кончины, посему надо уживаться. Но подскажу, конечно, что и как, не оставлю тебя, я здесь одна из старожил…
Она аккуратно взяла девушку под локоток, оперлась на руку, увлекла в сторону.
Они скользили между надгробиями, какие-то огибая, над какими-то пролетая, словно их нет. Алена удивлялась, что ноги не касаются земли, непривычно, но гораздо приятнее так передвигаться и вообще легкость необычайная.
- А почему одни могилы как будто теплые, некоторые даже светятся, а от других какая-то пустота ощущается, словно и нет их? - спросила девушка.
- Ну, сначала, милая, запомни, мы не говорим «могилы», мы называем наши пристанища домами. И те, что теплые -  обитаемы, у них есть жилец. Светящиеся – хозяин дома, можно в гости заглянуть или на прогулку позвать. А пустые – и есть пустые. Покинутые.
- Софья Прокофьевна, а куда уходят те, кто покидают свои моги…дома?
- О, детка, сие нам неизвестно. Тут уж, как и при жизни, кто во что верит. Одни считают, что после последнего исчезновения нет ничего, будто свет выключили. Другие – что мы к Богу отправляемся, на небо. Ты же помнишь яркий свет?
- Помню, - закивала Алена, - я летела к нему, а потом… вернулась. И оказалась в своем гробу. Почему так?
- Кто знает… на самом деле мы, ушедшие, со временем многое можем понять, узнать и прочесть, но лишь что касается живых, я тебя научу. А вот своя судьба нам невдомек. И возвращаемся не на землю, а к телу. Сдается мне, что привязаны к нему остаемся по какой-то причине. Матвей Семенович тебе по этому поводу свою гипотезу выскажет лучше, чем я… А пока что слушай и запоминай. Всё это место, внутри границ кладбищенских – наш дом  надолго теперь, мы все тут соседи: добрые и не очень, но вместе и дружить приходится волей неволей. Ты, Аленушка, не бойся, если кто-то испугать тебя захочет – ничего сделать друг другу ушедшие в мир иной уже не могут. Так только, по старой привычке кое кто командовать пытается… А так мы все тут теплые друзья, каждый со своим прошлым и настоящим.
Алена шла, уцепившись за старушку и вертела головой. Кладбище сияло, переливалось огнями могил, совсем редко попадались бесхозные, а большинство обитателей были сейчас «дома».
- Да, - кивнула Софья Прокофевна, заметив удивление, - мы сутки на день и ночь не делим, гуляем, когда захочется. Во сне нет потребности, но иногда ложимся обратно, чтобы побыть наедине с собой, обдумать события дня или повспоминать: одно из сладостных развлечений. Телесные перины – наши убежища, ты поймешь… Днем-то здесь живых больше ходит и наших тоже – не протолкнуться, очень оживленно всё. Тебя вот вчера аккурат после обеда закопали, мы с Матвеем полюбопытствовали издалека, а поднялась ты только сейчас, видно сильно страдала, бедняжечка, перед смертью-то, и отдыхала в избавлении. Даже поминки свои пропустила. А ночью здесь относительное затишье, только мутные бродят, у них свой рацион. И своя территория. Редко кто нарушает. Был такой, Митяй, Дмитрий Игоревич, к ним переметнулся…да дела старые уже…
Она с какой-то живой тоской вздохнула.
- Кто это?
- Потом познакомишься, - махнула рукой бабулька, - не такие важные персоны, чтоб прежде всех о них рассказывать! А так – мы кушаем днем, они – ночью, вот и все дела.
- И что мы кушаем? – оторопела слегка Аленка, она-то думала, что нет тела – нет и голода.
- Ещё какой голод… - старушка словно мысли прочла, - ты просто пока не успела его ощутить. В этом мире мы наполовину привязаны к миру старому, людскому. И тепло человеческое нам необходимо, чтоб тут жить и выживать. Энергия, как Петрович говорит, а он бывший электрик, ему можно верить. Люди приходят сюда, кормят нас, не дают кануть в забвение. Приносят поминальную пищу. Конечно, съесть её не в наших силах, но ведь и в продуктах много этого самого тепла. Особенно когда кто-то другой кушает – мы тоже питаемся. Но самое приятное – запомни – птичье тепло! Раньше, давным-давно такой обычай существовал, подкармливать птиц на кладбищах – дескать, когда они зерно клюют, мертвым радость и благословение. И это правда. Особенно, если это зерно не по земле, а во что-то насыпано. Мало кто сейчас помнит и знает, иначе бы вместо цветов и венков над последним пристанищем любимых усопших вешали бы кормушки. Редко, но бывает, бросают крошки и радость тем из наших, у чьего дома они или кто поблизости очутился – пир невиданный! Здесь ведь мало у кого родственники остались, что исправно посещают и поминают, всё больше случайные люди проходят. Все мимо. А для заброшенных нас тоже существовал обычай ранее – рассыпать зерно для птиц в воротах кладбища, мы, забытые-покинутые туда приходим, стоим, ждем порой, кто подарит чужим покойникам свою милость. Один такой подарок – многого стоит, и для души живого полезно, он вроде как благо делает.
- Птицы, значит, что-то вроде ангелов для вас… для нас? – тряхнула головой Алена.
- Что-то вроде, - подтвердила Софья Прокофьевна, - ты научишься с ними общаться и понимать их, даже дружить. Я тебя с Серафимом познакомлю, это ворон мой.
- Ничего себе…
- О, смотри туда! – старушка подобралась вся, глаза заблестели радостью, - а вот и живой!