Саша отхаркнул, почесал замерзший нос и нюхнул табак из ржавой коробочки. Язык не поворачивался назвать ее табакеркой. Да и какая у заключенного табакерка? Мать больше рубля в месяц и выслать не могла…
Вокруг простиралась белоснежная равнина – только если приглядеться, можно разобрать черные вершины елей вдалеке – снег лишь лизнул их, оставив едва заметный пушистый след. От холода не спасала драная куртка, а валенки Саша прожег еще вчера у костра. Хех, за такое лишили бы премвознаграждения на несколько месяцев, но ему уже не страшно. Лагерь, стройка и проклятая железная дорога остались позади. В душе Саша молился, хоть и не верил в Бога, чтобы магистраль никогда не достроили – не то что до Енисейска, но даже до Итатки. Чтобы подавился этот таракан с усами!
- А где ж деревня твоя? – клацнув зубами, спросил Тимка.
Малой совсем, на воробушка похожий, только глаза большие – карие такие, как у коровы, что бабушка Саши во дворе когда-то держала. А еще несчастные – словно на убой ведут. Хотя Саша не вел, даже наоборот. Никого за собой тянуть не собирался. Сам сбежать думал, но Тимка хвостом привязался – за ним рванул через шпалы, а затем и через сосны поплутал. Благо тихо удалось уйти – даже странно. Саша уж подумывал начать в Бога верить, хотя на тридцатом году поздновато. Но как не чудом назвать, что сбежали? И без выстрелов, погони – просто затерялись в снежной пустыне.
- Где-то. Идем, - раздосадовано ответил Саша и пошел в сторону леса.
И без нытья Тимки знал, что потеряться в Сибири легче простого, а от холода ночью окочуриться – как два пальца об стол. Но лучше уж так, чем еще тридцать лет батрачить.
- Поймают нас… И пулю в затылок, - закашлявшись, пробормотал Тимка с трудом поспевая за Сашей. – Даже не похоронят. Просто тело в сугроб кинут…
- А тебе уже дела не будет, - отмахнулся Саша, злясь с каждым шагом все больше – ох, не хотел с собой никого тащить! А этот еще зеленый совсем. Пушок над губой только пробиваться начал, а голос все еще срывается, дрожит. И ведь только на днях появился в лагере – кто, откуда, за что? Хотя вариантов немного. Все здесь предатели советской власти. – И не в сугроб, а в прорубь спустят.
Тимка побледнел и чуть не полетел в снег. Глаза еще несчастнее стали, и он затараторил, явно чтоб тишину разогнать.
- А тебя за что? Говорили, что немцам какие-то военные разработки сдал, - заикаясь, выдохнул Тимка. - Ты ж инженер главный был... на танкостроительном.
- Разработки, - раздраженно выплюнул Саша, чувствуя, как начинает ныть правая нога – давняя трещина давала знать. – Иди молча.
Тимка послушно замолчал, но не успели дойти до деревьев и разглядеть изморозь на еловых ветках, как снова заговорил.
- А зачем сбежал? Тебе ж повезло, странно, что не расстреляли. Военное время - военные законы... А так, куда теперь деваться…
- Ты-то зачем?
Тимка насуплено замолчал и шмыгнул забитым носом. Сам не знал, видимо.
А теперь с ним возись – идет через шаг спотыкается! Все сучки валенком зацепил, ни одного не пропустил. А идти-то еще долго… Саша не хотел признавать, что потерялся. Зря решил в дальнюю деревушку идти, хотя в ближайшей их сразу бы взяли.
Эх, покоиться в проруби ему не хотелось, да и мысль, что его взбухшее тело всплывет где-то под Салехардом, не согревала.
Задумавшись, Саша не заметил торчащий из снега сук и, споткнувшись, рухнул на землю. Голова больно ударилась о камень, и снежная пустыня поплыла под глазами…
Очнулся, когда на небо высыпались первые звезды. Холод такой, что собаку на улицу не выгонишь, а нога ныла еще сильнее, чем раньше. Удивленно посмотрев на еловую ветвь у себя над головой, Саша приподнял раскалывающуюся голову – вокруг лес, а не белоснежная пустыня.
- Ты как? Очнулся? – раздался простуженный голос Тимки. – Я тебя дотащил. Пытался в сознание вернуть, но ты ни в какую…
- Спасибо, - растерянно ответил Саша, вставая и придерживаясь за голову.
Только сейчас заметил, что не на снегу лежал, а на куртке, а Тимка белый, как смерть, стоял и дрожал в одной шерстяной кофте – пусть теплой, но смех же один для Сибири. Быстро отряхнув куртку от снега, Саша накинул ее на костлявые плечи паренька.
- Д-д-альше идем? – сипло спросил тот.
- Дальше.
Ветви мелькали перед лицом, а больше ничего – как разберешь, где что? Тимка кашлял и сопел, а еще шатался при каждом шаге. Кинув на него обеспокоенный взгляд, Саша заметил испарину на раскрасневшемся лбу – жар начался.
Не любил Саша откровенничать, но здесь чуял вину, да и отвлечь парня стоило.
- Мать у меня больна. Не проживет долго. Если б не сбежал, то не увидел бы ее больше. А у меня другой семьи не было, да и уже вряд ли будет.
Тимка засопел носом вдвое чаще. Видимо, не знал, что сказать. Всегда неловко о смертях говорить.
- А ч-ч-то именно сдал-то? – то ли от нервов, то ли от холода снова начал заикаться Тимка.
- Ничего. Кто-то с завода доложил, что связалась какая-то крыса с нацистами... А что продали? Какие чертежи? Ни НКВДшники, ни гэпэушники сами не знают, - поморщился Саша. – Признание не выбили, и сами даже не знают, в чем конкретно обвиняют... До сих пор чекисты маме письма шлют и ко мне заглядывают – пытаются вынюхать подробности, какие чертежи продал. Может, оттого и не расстреляли еще. Да только обломают свои носы! Ничего не узнают, так как ничего я не продавал… А ты за что? Тимка?
Саша обернулся и успел увидеть, как парень оседает на снег. Перескочив сугроб, Саша вмиг оказался рядом. По лицу Тимки стекал пот, а кожа горела так, будто не зима кругом, а сорокаградусное лето. Карие глаза лихорадочно блестели.
- Иди... - еле шевеля губами, прошептал Тимка.
- Молчи, - грубо ответил Саша и взвалил парня себе на спину. – Дойдем. Только не… Тимка?
Но парень уже не слышал, потеряв сознание.
Сцепив зубы и не обращая внимания на боль в ноге, Саша уверенно пошел вперед. Шаг. Шаг. Шаг.
Не думать ни о чем – главное, дойти до деревни.
Шаг. Шаг. Шаг…
Заснеженный лес не спешил заканчиваться.
Тимка очнулся через несколько часов. Лихорадочным взглядом осмотрелся – испуганным, непонимающим. Вокруг уже не лес, а нечто похожее на дорогу, а вдалеке с трудом можно разглядеть припорошенные снегом строения.
- Почти дошли, - сказал Саша. – Сейчас передохну пять минут и дотащу тебя туда. Нога разнылась – еле иду. Ты как?
Тимка молчал. Странно смотрел только.
- Молчи, если говорить сложно. Скоро выберемся, - постарался подбодрить паренька Саша. – Не знаю, к кому ты бежишь, но встретишь скоро родных. А я мать свою… Если что, со мной пойти можешь. Она в деревне – на отшибе живет. Там и укрыться можно. А здесь, вон в той деревне, мой знакомый нас ждет. Георгий – мировой человек! Он поможет, даст одежду…
- Не иди туда, - вдруг тихо перебил Тимка, прикрывая глаза. – Сдал он тебя.
- Что? – не поверил своим ушам Саша и непонимающе посмотрел на бредящего парня. – У тебя жар. Ты не понимаешь, что происходит.
- Сдал он тебя, - чеканя каждое слово, повторил Тимка. И взгляд перестал напоминать коровий. Уверенный такой стал, холодный. Прямо как у гэпэушника. - Иди налево. В чащу не углубляйся, по стороне обходи. Дойдешь так до деревни следующей – там уж сам придумывай, украдешь или выторгуешь новую одежду. Я скажу, что ты в другую сторону побежал, а меня бросил. Время у тебя будет.
- Ты же… Ты же… - пробормотал Саша, отступая на шаг. Слова паренька совсем не напоминали бред. Озарение заставило кулаки Саши сжаться. Не чудом они сбежали и уж никак не с божьей помощью. – Ты сам из этих…
- Беги, - уже совсем не детским голосом произнес Тимка. – К матери только сразу не суйся. Слежку с ее дома со временем снимут. Решат, что не выбрался ты отсюда. Перестань так смотреть – беги. За мной придут.
Саша замер на секунду, сжал губы и благодарно кивнул. Быстрым шагом он направился через снежную пустыню – путь домой предстоял еще долгий.