Побег из Эдема

Побег из Эдема

Посвящается Диане Гэблдон, самой мудрой и смелой женщине.

В одну и ту же реку дважды нет пути...
Иль есть счастливцы, и закон для них не писан,
Что неким чудом могут вновь туда войти?

***

ДОЖДЬ НЕ ПРЕКРАЩАЛСЯ НИ на секунду. Тоскливая изморозь обволакивала меня мерзким ледяным туманом, то снижая, то увеличивая свое навязчивое присутствие. Серость и грязь. И еще бесконечная сырость, которая сводила бы с ума, если бы я ее замечала. Но единственная  мысль, которая застряла в моей отупевшей голове и периодически вспыхивала, как отчаянный маячок:
«Это конец... Конец...»
Никто не догонял меня и, вопреки моим тайным надеждам, никто не ловил за руки, не падал на колени, слезно не просил вернуться.
«Не нужна...» 
Я периодически смеялась от этой горькой мысли, понимая, что, если я вдруг сейчас заплачу, то просто никогда не смогу остановиться. Так и умру на этой одинокой, грязной дороге, которая не видела солнца уже много-много дней. Мне так хотелось сползти с моей кобылки в эту склизкую грязь, свернуться клубочком и ни о чем больше не думать... Пусть все кончится. Но я, замерев в седле, заставляла себя ехать дальше, только потому, что оцепенение внутри меня не давало шевелиться, застыв навечно пустой бескрайней тоской...
Камни я почувствовала раньше, чем увидела их на холме. Скоро Самайн, и они, по всей видимости, набирали силу. Волоски мои встали дыбом, а по щекам и затылку побежали мурашки, как бывает, когда тебя однажды ударило током, и ты, только при одном воспоминании об этом, начинаешь ощущать отвратительную вибрацию нервов. Зубы сводит, а по телу начинают метаться тысячи огненных насекомых, раздирая твой ошеломленный мозг на части. 
Матерь Божья! Я не представляла сейчас, как снова смогу пройти через ЭТО?  Может быть, только ради Брианны... Девочка моя, как я соскучилась! Зачем я бросила тебя? И, главное, РАДИ КОГО?!
Я подавила резко нахлынувшую волну отчаяния и тошнотворный всплеск в желудке. Так, ладно. Рыдать буду потом. Сначала переход. Для него потребуется много сил. Вернее, все мои силы.
Остановившись у тропы, которая вела на вершину холма Крейг-на-Дун, к равнодушному каменному кругу, я сползла со своей кобылки и тщательно привязала ее к ближайшим кустам. Пусть потом подберет кто-нибудь... Если господа Фрейзеры-Мюрреи не спохватятся и не соизволят приехать за ней. Все-таки полезная в хозяйстве вещь, не то что неизвестно откуда вдруг свалившаяся на голову жена. К тому же бывшая... Меня опять затошнило из-за горько сжавшегося сердца.
В кустах внезапно затрещало, и многострадальное мое нутро трепыхнулось так, что чуть не выскочило наружу вместе с моими внутренностями. Едва не потеряв ориентацию от бешеного стука, который пульсировал в каждой клеточке тела, я моментально выхватила из ножен кинжал. Волк? Медведь? Человек? 
Нет. Но в кустах несомненно обитал кто-то большой. Они трещали, шумно дышали и пофыркивали. Однако кобыла моя не особо беспокоилась, только поворачивала голову в ту сторону, определенно приветливо махая головой, и тоже... фыркала, задирая черную губу.
Посмотреть или бежать от греха подальше? Тем более, цель моя близка. Я вдруг вспомнила, как 20 лет назад, преследуемая англичанами, в порыве безумного страха бежала, туда, наверх, продираясь сквозь заросли, царапая тело и разрывая остатки ветхой одежды. 
Сейчас это грозило повториться. Ну уж нет. Я сжала кинжал в кулаке и сунула голову в темное переплетение кустов.
Что-то большое нетерпеливо двигалось в полумраке, потом послышалось тихое ржание. У меня немного отлегло от сердца. Конь. Под седлом. Запутался уздечкой за ветки, но особо не переживает. Пользуясь моментом, объедает ближайшие, еще зеленые листочки... 
Но если здесь конь, то где-то поблизости должен быть человек. Вот, как раз, встречаться с человеком в мои планы не входило. 
Все-таки я повернулась и побежала вверх по тропе, отчаянно подавляя смутное ощущение узнавания.  Конь определенно был мне знаком. Сердце мое опять неприятно екнуло. Иисус твою ж Рузвельт Христос! Это был каурый конь Джеймса Фрейзера. 
Встречаться с этим человеком в мои планы не входило тем более. Терзаний больше не хотелось. Просто уйти и забыть... если получиться.
Добравшись до круга, я с опаской выглянула из-за ближайшего ко мне камня. Пространство между столбами, к моему великому облегчению, было пустым. Дождь припустил совсем уж без зазрения совести. Поток воды с неба сыпал на застывшие твердыни камней, почти скрывая их очертания в своей туманной серости, заливая холодными струями странную большую груду не понятно чего, похожую на кучу какого-то старого тряпичного хлама, сваленную совсем близко к центральному камню, от которого, крайне нервируя меня, исходил знакомый трансформаторный гул. Я оценила – чтобы попасть к камню, мне нужно было миновать сие нагромождение, которое, кстати, изрядно загораживало мне проход, почти обернувшись вокруг основания столба. Мне стало не по себе – казалось, куча почти незримо ворочается – или этот эффект создавали потоки дождя?
Камни тянули меня к себе какой-то непреодолимой силой. Я прикинула, если я быстро подскачу к центральному обелиску и прыгну вперед, то, скорее всего, никакие странные препятствия вокруг мне уже не будут помехой – поток времени подхватит меня и затянет в свои бездонные глубины.
Еще раз внимательно осмотрев пространство круга, я, наконец, решилась: втянув голову в плечи и поглубже надвинув капюшон плаща, будто меня здесь вовсе нет, я быстро пошла в сторону центральной стелы.
Бесформенная груда у камня все больше беспокоила меня, потому как ее очертания стали приобретать формы человеческой фигуры, закутанный в мокрый, видавший виды плащ из хорошей шотландской шерсти. Конечно, клановых узоров на ткани не было, но расцветка - узнаваема. Сама чистила его в Эдинбурге. Этого еще не хватало! Я остановилась, закрыла глаза и сглотнула, пытаясь хоть как-то взять себя в руки после очередного взрыва крови в моей голове. Джеймс Фрейзер собственной персоной загораживал мне путь к камню, видимо планируя таким образом меня остановить. Ну уж нет, хватит. Поигрался с новой игрушкой и будет! Логичность моих рассуждений, надо признаться, в этот момент была на высоте... В порыве негодования и страха перед новым тягостным выяснением отношений, я даже не поняла, что действительно должно было бы меня обеспокоить. 
Джейми был неподвижен. То есть, совсем. Он лежал на боку, лицом к центральному камню, свернувшись калачиком. Голенища поношенных сапог выглядывали из-под плаща и приоткрытая  ладонью вверх кисть руки... Но они как-то безвольно приникли к земле. 
Конечно, он просто спит. Ждал меня здесь, чтобы поговорить, и уснул, повалившись на бок, не обращая внимания на этот промозглый дождь и холод, как истинный шотландец, закаленный невзгодами с детства.
Ну и отлично, это спасет нас от бесполезных разговоров. Я просто перешагну через него и окажусь в своем, умиротворяющем мире, с Бри, моей девочкой, душой моей жизни... Я подняла глаза на влекущий меня менгир и подобралась, готовая.
И тут груда у моих ног пошевелилась и как-то нехорошо застонала. Тяжко так, с надрывом, у меня даже затылок вздыбился, и сердце почему-то тоскливо заныло. Потом до меня донеслось неразборчивое бормотание, сильно приглушенное покрывалом из мокрой тяжелой шерсти. Моя рука сама потянулась к этому невольному савану. Взгляну на него... в последний раз. Но усилием воли я остановилась. Нет. Не смей! Если я сейчас посмотрю в эти синие раскосые глаза, в такое родное лицо с четким рисунком скул и твердым рельефным подбородком, который я так любила  мягко покусывать в минуты близости, на его большой упрямый рот, который всегда будто бы чуть улыбается из-за чувственного изгиба губ, может быть даже слегка излишнего для такого сурового мужчины, то вряд ли я уже найду в себе силы покинуть его.
Моя рука замерла в воздухе и медленно спряталась под плащ, решительно отрезав все пути назад. Внутри стало так стыло, будто я сделалась холоднее самого ледяного дождя, старательно секущего меня со всех сторон. И эта стылость ухнула вниз, к коленям, смывая последние остатки надежды и... жизни.
– Клээээрр... – опять надсадно донеслось из под плаща, будто мой злосчастный муж простонал это с кинжалом в груди, и фигура судорожно дернулась.
Да будь оно все проклято! Не раздумывая больше, я потянула его отяжелевшее тело на себя за плечо и стащила покров с его лица. 
Хоть попрощаюсь по-человечески...
Попрощаться по-человечески не удалось, потому что то, что открылось мне было мало похоже на человеческое лицо: мертвенно бледные, обтянутые кожей острые скулы, синие от холода спекшиеся губы и красные, запавшие веки, обведенные черными кругами. Я закашлялась от неожиданности. Боже милосердный, что это с ним?
– Джейми, – прошептала я ошарашено, от муторного страха забыв все свои обиды. – Джейми, ты в порядке?
И настойчиво потрясла его за плечо. Струи дождя потекли по его открытому лицу, и он, захрипев, разлепил рот, жадно хватая капли сухими губами. Если бы он спал, то, конечно же, вмиг бы проснулся, благодаря своему многолетнему опыту охотника и солдата, но то, что с ним произошло дальше, можно было описать только одним выражением: «он пришел в себя». Видно было, как веки мучительно пытаются приоткрыться, и глазные яблоки под ними хаотично скользят из стороны в сторону. В конечном счете, ему более-менее удалось продрать глаза, и его блуждающий взгляд долго пытался стабилизировать хаос в его голове, старательно сфокусировавшись на ближайшем к нему предмете. То есть - на мне.
Наконец, мутный взгляд, уставившись куда-то за пределы моего лица, все-таки слегка прояснился, и его сведенную судорогой физиономию озарила самая дурацкая улыбка, которую я когда-либо видела на лице у человека, не говоря уже о лице моего, такого щепетильного в вопросах чести и достоинства, муже.
– АААА.... – проговорил он с какой-то совершенно блаженной радостью, шумно дыша и слегка икая. – К-клэр... детка... ну и долго же ты тащилась... А я тут тебя жду-жду... – объявил он мне тоном обиженного ребенка. – Думал ты ушла... так и не попрощавшись со мной... как полагается... 
Он вдруг всхлипнул и, пыхча от усилий, попытался выпростать из под тяжелого мокрого плаща руку, чтобы протянуть ее к моему лицу. Но взгляд его так и блуждал вместе с протянутыми ко мне дрожащими пальцами. Я в негодовании отшатнулась: на меня пахнуло стойким, густым запахом перегара. Иисус твою ж Рузвельт!.. Мой муж был в стельку, мертвецки пьян! 
Сказать, что я была крайне оскорблена таким положением дел, ни в кое мере не  соответствовало действительности. Я была в ярости, унижена, растоптана! Ко всему тому, что он сделал, мерзавец, он еще посмел - какая низость! - в хлам нажраться и только тогда соизволил поехать вслед за мной! Попрощаться! Видимо, трезвого, я его мизинца не стою, по его гнусному разумению. Я не достойна того, чтобы проститься со мной хотя бы уважительно!
Я захлебнулась в негодовании и, подскочив на ноги, несколько раз исступленно пнула его в плечо и в бок, только потому, что других аргументов, кроме «Ах ты, чертов ублюдок!», от безмерного возмущения у меня не было.
Хоть я не сильно и старалась, и удары попали, в основном, вскользь, в скомканные слои одежды, он вдруг зверски – на мой взгляд, совершенно несоразмерно моим усилиям – взвыл и, пытаясь увернуться, упал лицом прямо в склизкую грязь. 
– Пропусти меня сейчас же, мерзавец! Убирайся с дороги! Я тебе говорю!..
– Клээрр... – он, наконец, восстановил дыхание и жалобно простонал, – хорошо... только... не бей меня больше... Ох!.. Кхммм... Я не... я не... Клэр..
Он с кряхтением и невразумительными мычаниями копошился в грязи, пытаясь подняться хотя бы на четвереньки и, так как руки у него были плотно замотаны липким от сырости плащом, опирался он в землю, в основном, головой и плечом, выставив вверх пятую точку. С первой попытки ему это плохо удалось – ноги разъезжались по скользкой грязи, и мозг напрочь отключил функцию равновесия. Но я, понятно, помогать не стала, скрипя от ярости зубами. 
Несколько минут я с содроганием смотрела на это жалкое зрелище, потом сделала шаг в сторону, чтобы обойти сию нелепую преграду на пути к своей заветной теперь цели.
Но тут Джейми, сделав отчаянный бросок, какими-то невероятными усилиями поднялся на колени и вцепился в мой подол с удивительной для его состояния хваткой и проворством.
Я рванулась, потом рванулась еще раз, но тщетно... Он устоял, удерживая меня одной рукой. В другой он сжимал горлышко почти пустой внушительной бутыли. Наконец, тупо рассмотрев остатки ее содержимого, он отшвырнул ее подальше, и ни в чем не повинный сосуд, бодро подскакивая на кочках и расплескивая драгоценную жидкость, покатился под уклон.
– Ми-милая... П-погоди... Давай... п-поговорим. 
Опасно покачиваясь, весь перемазанный грязью, он стоял передо мной на коленях и, с трудом подбирая слова,  разговаривал с той областью юбки, которая находилась прямо перед его затуманенным взором. Задрать голову вверх не входило на данный момент в диапазон его способностей. 
– Чего тебе? – я дернулась еще раз, уже сурóвее, так, что он повалился на меня, но по инерции, вместо того, чтобы упасть, переставил колени и очень метко обвил руками мою талию. 
И вдруг изо всех сил прижался ко мне, громко втянув ртом воздух. 
– Клэр... – мое имя сорвалось с его губ, будто всхлип. – Не уходи.
Я стояла окаменев, как чертова скала, ощущая, как мелкая дрожь сотрясает его тело и тяжелая горячая голова упирается мне в живот...
– Иисус! Я не знаю, что сделать, чтобы остановить тебя, девочка...
Он схватил меня за руки и, наконец, поднял вверх свое мертвенно бледное, в ошметках мокрой земли лицо, на котором застыла такая жуткая гримаса боли, что я невольно содрогнулась.
Мне показалось, что он плачет, но из-за капель дождя, текущих по его щекам, это нельзя было определить точно. Но про себя я знала определенно – слезы вовсю душили меня.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал, а? – Он исступленно потряс меня за руки, потом за подол. Я пошатнулась. – ЧТО? Ты видишь, я на коленях перед тобой! Ты этого хотела? ДА? 
Я смерила его самым ледяным взглядом, который только смогла откопать в своем арсенале. 
– Думаешь, предел моих мечтаний, увидеть тебя на коленях, Джейми Фрейзер? Знаешь, самомнение твое явно зашкаливает! 
Несколько секунд он хмуро смотрел на меня, совсем туго соображая, потом его лицо вдруг исказилось мрачным гневом.
– Стерва! - прорычал он пронзительно, – Нен-авижу... ненавижу тебя! Д-давай уходи! Ум-атывай, в свое чертово будущее! – и он, ухватив меня за предплечье, с силой мотанул по направлению к камню так, что я чуть не упала. Глаза, до краев залитые алкоголем, устрашающе полыхали черным отчаянием и ненавистью, делая его похожим на огромное рассвирепевшее животное. 
– Убирайся!!! Всю кровь ты мне выпила, ведьма! – он сел на пятки, закрыл лицо руками и, монотонно раскачиваясь, сотрясался с головы до ног, видимо пытаясь таким образом хоть немного обуздать свои эмоции, чтобы в порывах бесконтрольной ярости не навредить мне.
Боже! И что это? Джейми? Я ошеломленно смотрела на его истерику и тягостная безнадежность охватила меня.
«Ты же хотела уходить? Здесь нет тебе места, как бы ты этого не хотела. Давай, соберись, иди. Разруби все одним ударом. Тебя ждет дочь. Ты нужна ей там. А здесь ты не нужна никому. Он просто собственник, подогретый алкоголем, который волнуется из-за потерянной вещи и своих ущемленных мужских амбиций». 
Почти лишенная сознания, я сделала шаг к постоянной немой свидетельнице наших финальных сцен – центральной стеле круга. Потом еще один шаг... 
И мир вокруг стал исчезать... Последнее, что я увидела, как Джейми, издав отчаянный стон, полный тоски смертельно раненого зверя, весь сжался, потерял равновесие и опять повалился на бок. И тут, среди свистопляски других запахов и звуков, я почувствовала стойкий металлический запах теплой крови. От моих рук. Я машинально посмотрела на них. Руки были в крови. Темной, густой, свежей, не смотря на дождь. Я тупо смотрела на них, неотвратимо поглощаемая потоком времени.
«ЧТО? ДЖЕЙМИ?!» Это ЕГО КРОВЬ! 
«НЕТ! СТОЙ! ВЕРНУТЬСЯ! МНЕ НАДО ВЕРНУТЬСЯ!»
Казалось, эта мысль зажглась во мне как жаркий маяк, захватив все мое существо, и я отчаянно барахталась, пытаясь словно утопающая выбраться из черного, затягивающего меня омута.
«ДЖЕЙМИ! СТОЙ!» Но равнодушная лавина стремительно повлекла меня в свой бесконечный хаос.