Побочный эффект

Перед рассветом

Полная луна вальяжно вывалилась из-за тучи, осветив изгиб железной дороги, проходящей по насыпи. Рельсы заблестели в холодном свете. Там, где железнодорожная круча обрывалась покатыми боками в болото, начинался лес. Он зеленел пышными кронами, тихо переговаривающимся о чем-то своем на июльском ветру. За лесом была деревня, дальше - поле с полуразрушенной церковью, за ним - старый погост. Теплыми летними ночами на рельсах, недалеко от железнодорожного моста через местную речушку, любили собираться подростки. Шумно галдя, они откупоривали пробки с пары бутылок непонятно как приобретенного дешевого вина, и запах спирта с красителями смешивался с со сладковатым запахом цветущих лип и гнилостным воздухом с болот. Тогда Леня снимал со спины гитару, и вся дружная компания горланила те три песни, которые он худо-бедно научился бренчать. Девчонки хихикали и отпихивали наглые руки пацанов, луна заговорщически скрывалась в облаках, дабы не нарушить столь хрупкое, уже не детское, но еще не взрослое. Так продолжалось до первых лучей солнца, когда оно, еще не появившись на светлеющем небосклоне, окрашивало мир в сиренево-алые тона. Тогда ребята вздыхали, и расходились по домам - нужно было успеть пролезть через окна в постели, пока бдительные бабушки и дедушки, обычно встающие с рассветом на дойку коров и покос сена, не натрепали уши.

Но пока рассвет не наступал - это было время первых несмелых объятий и громких песен, разносящихся над ночными болотами. Иногда, когда ребятам надоедало сидеть на хранящих дневное тепло рельсах, они терялись в высокой траве поля за деревней. Они добредали до центра поля, где на взгорке темнели развалины старой церкви. Самые отчаянные залазили на колокольню, деревянная лестница к которой давно сгнила и ее остатки валялись в часовне, черные, мертвые. Еще раньше внутри была каменная витая лестница, но она рухнула вместе с частью стены то ли в войну от немецкого снаряда, то ли еще раньше, когда большевики взрывали церкви по всей стране. Попасть на верхнюю площадку колокольни можно было только по отвесной внешней стене, цепляясь за выщербленные кирпичи, на что отваживались только самые отчаянные, хвастаясь смелостью перед девчонками. Выше была только покатая крыша с отваливающейся черепицей и покосившийся крест на шпиле.

Сейчас же церковь была пуста. Пусто было и поле. Не разносилось эхо песен и смущенных смешков над железной дорогой. Только ночной ветер пригибал высокую траву, словно искал что-то в ее зарослях. Дурная слава болот прокатилась по округе в последние годы.

Несмотря на то, что лето было в разгаре, стылые туманы уже тянулись из-за края болот. Осенью гнилая вода подернется первым льдом; кроны дубов и лип стремительно пожелтеют, а порывы северного ветра сорвут подсушенные августовским солнцем листья и унесут прочь. В мире постепенно станет пусто. Но даже сейчас, в середине лета, это место выглядело покинутым, мертвым.

По железнодорожной насыпи, слегка пошатываясь, шел человек. Сложно было сказать, что понадобилось ему здесь в такой поздний час. Скорее всего, запоздалый гуляка давно и прочно пропустил последнюю электричку, возвращаясь с сельской дискотеки, и теперь добирался пешком до соседней станции. Мимо изредка проносились поезда, идущие куда-то на юг, к теплому и далекому морю. Тогда человек, что-то бубня под нос, спускался с насыпи вниз, шумя гравием, пропуская тяжелые вагоны, сверкающие проносящимися мимо окнами. В мелькающем свете начинали бегать изогнутые тени фонарных столбов, а силуэты деревьев превращались в ночных монстров, тянущих крючковатые лапы к одинокому путнику. Но когда поезд проезжал, все возвращалось на свои места. Тени успокаивались, и человек вновь продолжал свой одинокий путь.

Так было после каждого поезда. Но только не в этот раз. Как только последний вагон промчался мимо, от сплошной темной стены леса отделилась тень. Она неслышно скользила внизу насыпи, двигаясь параллельно ничего не подозревающему путнику, прикрываемая тьмой. Внимательный наблюдатель заметил бы ее еще раньше. Она появилась с полчаса назад, еще когда путник только отходил от теперь далекой станции, мерцающей вдали единственным фонарем. Тень внимательно наблюдала за человеком, скрывшись за густой кроной вяза, и можно было решить, что это действительно просто тень, если бы не ее глаза, горящие нетерпеливым голодом.

Когда до железнодорожного моста через реку осталось шагов сто, очередной поезд оглушительным гудком известил о своем появлении, хотя его и было слышно еще задолго до станции. Путник вновь соскочил вниз по насыпи, скользя ботинками по гравию. Он привычно скатывался во мрак, уходя от смерти в виде поезда, туда, где его поджидала смерть еще более страшная. Когда поезд достиг того места, где с полминуты назад был путник, тень прыгнула. Вагоны с грохотом помчались мимо, поэтому не было слышно ни предсмертного крика, ни алчного, голодного рева. Мечущиеся, словно в агонии, тени деревьев и фонарных столбов не дали бы рассмотреть ту жуткую сцену, которая происходила у подножия железнодорожной насыпи, вблизи мертвых болот, не доходя сотню шагов до моста. Впрочем, и смотреть было некому. Места эти были пустые - кому захочется ночью бродить по болотам?

В пролетающем мимо поезде “Москва-Геленджик” все спали, да и что можно рассмотреть в ночи из несущегося вдоль болот поезда? Лишь в одном из плацкартных купе семилетний пацан, едущий с родителями на море, никак не мог заснуть, и, подложив под голову неудобную плацкартную подушку, смотрел на мечущиеся за окном тени. В какой-то момент, на подъезде к мосту, малышу показалось, что одна тень вдруг накинулась на другую, подозрительно похожую на человеческую. Но эта картина промелькнула настолько мгновенно, что парень не успел сообразить: было ли это на самом деле или же разыгралось его шальное воображение, взбудораженное так долго ожидаемой поездкой? В любом случае, вскоре он заснул, а наутро поезд мчался уже в Воронежской области, пейзажи сменились, и парень вскоре забыл о странных тенях. Еще бы, ведь впереди его ждало море и еще пол-лета каникул! Так что очень быстро он совсем перестал думать о той странной картине.