Поцелуй с невидимкой

1. Мы скучаем

Страницы пахли сыростью. И обложки. И мой матрас, на котором я лежу, когда читаю — тоже. Да и сама я, наверное, вся уже сыростью пропахла, что и неудивительно: безвылазно сижу на этой отвратительной даче уже две недели, а предки, кажется, ещё и не начали скучать по городу. Кстати, забавное слово — "дача". Звучит так, как будто это какое-то шикарное место, куда ездят отдыхать, а на самом деле — клочок земли (пятнадцать шагов вдоль и двадцать поперёк) с малюсеньким фанерным домиком без туалета. И ездят сюда, разумеется, чтобы работать. Ну, в смысле мои родители. А я езжу в сад, чтоб скучать. С самого рождения. Каждый год. На всё лето. Потому что кто меня особенно спрашивать-то будет?

Час назад меня пытались заставить полоть морковку, поэтому пришлось срочно вспомнить о книжке из школьной программы на лето и смыться на чердак в своё "гнездо". Здесь хорошо. Чердак это, пожалуй, самое сносное место на даче: тебе всех видно и всех слышно, а вот тебя — никому или почти никому. В самый раз если достали и хочется побыть одной. Темновато тут, конечно, даже с лампочкой... Зато ведь и не жарко. Да и во время дождя сидеть на чердаке — самое то: слушать, как капли по крыше барабанят, на матрасике полёживать, книжечкой какой-нибудь наслаждаться... Но это всё ерунда. Главное сокровище чердака — старые журналы! Здесь их штук двести, не меньше: "Огонёк", "Вокруг света", "Наука и жизнь", "Новый мир"... Всем по двадцать-тридцать лет — с ума сойти! Если честно, я не особенно понимаю, что там написано; да и сильно-то не вчитываюсь. Просто нравится иногда полистать эти древности, картинки, фотографии порассматривать, ну может, проглядеть статью-другую, если есть что покороче...

Впрочем, на этот раз на меня навалилась такая скукотища, что даже журналы не помогали. Клубнику за сегодняшний день я успела проверить уже два раза: гнусные ягоды решительно отказывались краснеть. От чтения классики жутко хотелось спать. На болоте с утра я уже побывала: делать там в одиночку было нечего. Все более-менее нормальные ребята как назло уехали в город. А главное, не было Вальки, моей лучшей подруги. Тусим мы с ней с самого рождения, наверно. Но только в летний период, когда в саду. Живём-то ведь в разных концах города. А здесь — соседки. Валька старше на год, больше в жизни разбирается, поэтому с ней классно. Маленькая, кругленькая, крепенькая, с короткой стрижкой — иногда она напоминает мне грибок на ножках, этакий боровичок. Другая девчонка, наверное, вся бы извелась с такой внешностью — а моей Вальке хоть бы хны! Даже не представляю, что она могла бы выглядеть по-другому. И всякие развлечения придумывать — это она тоже мастер. Хотя, конечно, иногда и с Валькой бывает скучно. Но скучать вдвоём это как-то всё-таки веселее.

Согнувшись в три погибели, постаравшись ни стукнуться головой о балку, ни ступить ногой в открытый люк, перешагнув через какую-то выложенную для просушки траву и отмахнувшись от болтавшихся перед носом банных веников, я пробралась на другой конец чердака и открыла шпингалет, державший старую, рассохшуюся деревянную дверь. В тысяча девятьсот мохнатом году мои предки, выбирая модель садовой избушки, остановились на той, что с балконом. А вот сделать перильца для торчащего из-под крыши прямоугольного языка так и не удосужились. Выходить на такой "балкон", разумеется, опасно, поэтому мне не особо разрешено. Хотя я, конечно, всё равно выхожу: лучшего, чем этот язык, места для обозрения своего и соседних участков пока еще не изобрели.

На первый толчок балконная дверь не отреагировала, после второго отвратительно заскрипела, третьему поддалась. Покрытая жестью поверхность языка, конечно, раскалена, поэтому, прежде, чем ступать на неё, следует надеть тапки. Держаться здесь можно за крышу, куски выступающей кровли. И вот — замечательно! — все сады как на ладони.

Бетонная площадка вокруг колодца с жёлтой водой; две стеклянные теплицы; скучно-ровные, словно линейки в тетради по русскому, грядки, разгороженные полосками рубероида; кубический, выкрашенный зелёной краской, бак для нагрева воды. По периметру вокруг всего этого хозяйства — ягодные кусты. Мама, присев, ковыряется в грядке. Терпеть не могу такую работу: мало того, что скучно, так еще то сядешь на что-нибудь мокрое, то муравьишка противный за попу укусит... Так, папа, в теплице. Обрывает лишние ветки у помидоров. Этим я тоже не охотница заниматься: руки тут же зеленеют и не отмываются.

Если смотреть прямо, то дальше, за межой, участок Ёлкиных — здоровенной толстой тётки и мелкого, хиленького мужичка. Сейчас их не видно, видимо, сидят в домике, прячутся от жары. Вечером они, наверно, ненадолго выйдут, чтобы побродить среди бурьяна, поругаться и выгулять своего ненаглядного кота Ваську.

Ещё дальше, за Ёлкиными, участок каких-то странных людей, с которыми я не знакома. С утра до вечера (с незначительными перерывами) оттуда слышится писклявый старушачий голос: "Кири-и-ил! Кири-и-и-и-и-ил!". Уж не знаю, что это за Кирилл такой, но, по-видимому, весь сад его ненавидит.

За Кириллом, у самых ворот домик сторожа. Возле домика будка с Шариком. Он охраняет весь сад, и весь сад носит ему объедки. Ну, или если после стола остаётся что-нибудь невкусное, испорченное. Однажды, когда в город завезли партию пахнущих не пойми чем американских окорочков, у Шарика было несварение желудка, и сторож бегал за четыре километра, до ближайшей станции, чтобы вызвать ему звериную "Скорую помощь".

Что же, посмотрим теперь налево. Прямо за нашим участком проходит широкая дорога. Можно даже сказать, площадь. Здесь грузовики вечно сваливают всякое хозяйство, купленное садоводами: то песок, то щебёнку, то дрова, то всякие стройматериалы. В прошлом году прямо под окнами нашей теплицы стояли три огромные кучи земли, и мы с Валькой перепрыгивали с одной на другую. В горе опилок, привезённой в позапрошлом году, закопали моего пластмассового пупса: так и не нашли, кстати. А самое интересное случилось три года назад: Ёлкины заказали тогда сто кило навоза, и Максим, который живёт наискосок от нас, как раз возле этой "площади"... Впрочем, это длинная история.