Поцелуй Смерти

Поцелуй Смерти

Однажды, очень давно, кто-то сказал, что Смерть – это женщина. Да не просто женщина, а очень древняя старуха. Да настолько, что от нее один скелет и остался. Вот только этот самый «кто-то» ошибся: смерть – не Она, а Он.

Узнала я об этом в возрасте четырех лет, когда моя престарелая бабушка слегла с простудой. «Выкарабкается» – говорили дорогущие врачеватели из платной кареты скорой помощи. «Выкарабкается» – вторили им, сделанные на скорую руку анализы. Да только ровно в полночь на пороге нашей квартиры появился рыжий мальчик, лет так семнадцати, которого кроме меня и бабушки никто и не видел. А после подошел к кровати и с веселой усмешкой спросил:

– Ну что, Маргарет, пора?

В ту ночь, да и весь следующий день я не произнесла ни слова. Это не было шоком или какой либо тоской по умершей. Просто все это время в моей маленькой голове стоял один единственный вопрос: почему? Я видела, как бабуля поднялась с кровати, теряя старую, уставшую от давления этого мира, кожу, становясь той самой девочкой, которой она была внутри. Видела, как она с улыбкой и ожиданием чего-то хорошего растворяется. И с какой благодарностью, смотрит на того самого мальчишку. Так почему родители, да и все остальные плакали и страдали по бабушке? Ведь, она всего лишь ушла? Об этом я и спросила отца, который всегда мне казался ближе мамы.

Ненадолго. В этот же день я была поименована бесчувственной и неблагодарной тварью.

***

Наше личное знакомство со Смертью произошло спустя примерно полгода, когда зловредная бабка тетя Тоня упала со второго этажа, умудрившись сломать шею.

Не плакал никто.

Не было у нее родственников, которые могли бы это сделать. А остальным было как-то плевать. Этого я тоже решительно не понимала: в отличие от бабули, тетя Тоня умирать не хотела. Но выбора у нее уже не было. Она исчезала.

– Ну ничего, Машенька, в следующий раз больше повезет. – Сказал он, наблюдая за плачущим ребенком.

– Машенька? – Спросила тогда я.

– Машенька. – Кивнул мальчик. – Имя – вещь интимная. И выбирать нужно то, которое подходит ребенку. А не так как здесь: в честь свекрови, дабы к ней подлизаться.

– И что же в этом плохого?

– Да то, что судьбу она им сплела в одну нить. Так и получились две Тони – и обе несчастны. – Усмехнулся мальчик. – Ты мне лучше вот что скажи, почему ты – такая вся живая и горячая – меня видишь? А ведь я, можно сказать, в другом мире хожу.

– Не знаю. Наверное, потому что могу. Это странно?

– Нет. Это потрясающе. – Он подошел ко мне, в последний раз бросив взгляд на место, где исчезла маленькая Маша и сел напротив меня на корточки.

– Кстати, мальчик. А как тебя зовут?

– Смерть.

– А меня Алиса. Давай дружить? – И протянула ему свою, обтянутую перчаткой руку.

Наверное, никто и никогда не видел Смерть таким удивленным.

***

– Эй, Смерть. – Позвала его я, сидя на крыше пятиэтажного здания, с которого не так давно спрыгнула очередная жертва любви. – А почему в куче книжек написано, что ты скелет? Да еще и исключительно женского пола?

– С алкоголем приходят философские мысли? – Спросил он, неодобрительно косясь на почти допитую бутылку вина в моей руке. – Прекращала бы ты пить, Алиса. С алкоголем счастье не приходит. Особенно, когда тебе только шестнадцать.

– Не занудствуй, а отвечай. Меня уже полгода этот вопрос мучает. Я даже уже гипотезы составлять начала.

– Ну-ка, и что там? – парень вальяжно прошелся вдоль края и присел подле меня, с интересом заглядывая в глаза. – Прямо-таки не терпится услышать.

– Ну во-первых, это догадка некрофила, которую общественность приняла в серьез. Не сметь ржать! – рыкнула я, когда услышала тихие похрюкивания. Вот же засранец! – А во-вторых… ну, Смерть, хватит ржать! Я, между прочем, серьезные вещи говорю. Так вот, а во-вторых, во всем виновата Святая Инквизиция. Они же начали этот бред с запугиванием народа кончиной. Вот и описали тебя бабкой с косой.

– А почему женщина то? – Все еще отсмеиваясь, спросил он.

– Так ведь, времена были такие: что ни женщина – ведьма. Так и разукрасили тебя эти жертвы эволюции, как бы пострашнее.

– Гипотезы не плохие…

– Но неверные? – Кто бы сомневался.

– Скорее не совсем верные. – Он медленно выдохнул и лег. – Просто один из оживенцев, который успел побывать на этой стороне (для тебя на той), перепутал меня с встретившейся ему тогда Жизнью.

А вот это было неожиданно.

– То есть Жизнь выглядит, как скелет с косой? Вот уж никогда бы не…

– А вот тут, Алиса, и вылезает мое «не совсем». – Не просто засранец, а вечно-перебивающий-меня-любимую-засранец. – Жизнь – женщина. И очень даже красивая. И не той красотой, которую превознесли ваши людские извращенные умы. А такой… наверное, самое подходящее слово «материнской».

– В каком смысле? – Смерть усмехнулся и уставился на небо.

– Вот представь женщину, лет так пятидесяти, которая никогда с собой никакой гадости не делала. А просто жила. Представила? – я уверенно кивнула. – А теперь к образу добавь немного пышности в тело и добрую улыбку с по-матерински нежным взглядом. Вот это и будет Жизнь.

И впрямь красиво.

– А почему скелет-то?

– Инквизиция. – Просто ответил он. – Дальше сама догадаешься?

Чего тут догадываться? Прибежал бедняга в храм, рассказал все. А тем было очень не выгодно, чтобы Смерть выглядела так хорошо. Еще и женщина! Нет, такому уж точно не бывать!

– А не обидно?

– Не обидно что?

– Что тебя все женщиной считают?

– Да не особо, – отмахнулся он. – Разве что только поначалу. А потом я начал за счет этого веселиться. – Он резко поднялся, промелькнув ярким пятном перед глазами и начал рассказывать. Да так воодушевленно, что у самой что-то внутри вдохновилось. Непонятно на что, правда. Но ничего, что-нибудь придумаю.