Почка и хрящик

Почка и хрящик

Толик дотопал до автобусной остановки и стал рыться в карманах. Мелочи не нашлось. Придется разменивать сотню. Достал несколько бумажек — сдачу с покупки — и обнаружил, что вместо положенных четырехсот рублей Иван по ошибке дал ему восемьсот — среди сотен случайно затесалась пятисотрублевка.

Позвонить, объяснить ситуацию, пообещать вернуть лишние деньги в следующий раз?

Нет, глупо получится. Лучше сейчас отнести. Не так уж далеко — всего-то километр по частному сектору. Зато потом голова об этом болеть не будет.

И Толик, груженный тяжеленным пакетом с говяжьей обрезью, под немилосердно палящим солнцем поплелся назад.

Радовало во всей этой ситуации лишь одно: обрези хватит надолго. Как выяснилось, в такую погоду Свифт мало ест. Толик поначалу беспокоился. Рассказал Ивану, пока тот перед своим домом рубил и взвешивал мясо, которое здесь же вынул брикетом из морозильной камеры. Мясник успокоил: для собаки, мол, потеря аппетита в тридцатиградусную жару — явление нормальное.

Толик шел по пыльной безлюдной поселковой улице и прокручивал в голове слова опытного собачника: «Я своим сейчас на весь день почку и хрящик даю — и все. Им двоим по такой жаре за глаза хватает».

Толик подошел к приоткрытой калитке.

— Вань! — позвал он.

В ответ из глубины двора лишь залаяли собаки.

— Ва-а-а-а-а-а-нь!

Он какое-то время ждал. Иван не отзывался.

Толик чертыхнулся, поставил на землю пакет, с которого ручьями стекал конденсат, достал мобильник. Позвонил. Робот подытожил долгую серию гудков: «Абонент не отвечает».

«Нужно вернуть ему эти хреновы четыреста рублей, — твердо решил Толик. — Не зря ж я столько назад перся».

Раньше он никогда не заходил во двор. Иван всегда встречал его своей усатой улыбкой у калитки. Тут же стояли перепачканные кровью, лимфой и жиром весы.

Толик обогнул дом, подошел к входной двери. Постучал. Собаки неистовствовали.

— Иду! Минуту! — голос Ивана из недр дома.

Прошло минуты две, а он все не выходил.

«Посмотрю-ка я пока на твоих собачек», — решил Толик в полной уверенности, что добродушный мясник не будет против.

За живой изгородью в полтора человеческих роста, делившей двор на две секции, животных видно не было. Вход на другую сторону изгороди спрятался в самом неприметном уголке — у дальней секции забора, что примыкала к оврагу.

Толик обогнул изгородь, приблизился к установленной среди крупных деревьев большой клетке с натянутой по фасаду сетью. Из воняющего гнилью и экскрементами, засиженного мухами короба на него воззрились двое.

Грязная, лохматая взрослая женщина сидела, как собаки сидят на задних лапах, зажав во рту сырой реберный хрящ, с которого вниз тянулась нитью смешанная с коровьими жидкостями слюна. На женщине не было ничего, кроме обручального кольца.

Поодаль, опустившись на четвереньки, вяло терзал зубами сырую, синюшную говяжью почку ребенок лет четырех-пяти.

Увидав гостя, они оба на миг застыли, а затем стали оголтело брехать по-собачьи, бросаться на сетку.

От жары, громкого лая, голодного жужжания мух и стойкого ощущения нереальности увиденного Толик одурел. Стоял, шатаясь как пьяный.

— Что-то забыл? — спросил из-за его спины Иван. Появился бесшумно. Как всегда, усато улыбался, вытирая руки о мясницкий фартук в свежих жирно-кровяных пятнах.

Медленно приближаясь к Толику, он буднично объяснял:

— Жена с сыном плохо переносят жару — вот и приходится… ну, ты сам видишь. Дал им на двоих почку да хрящик. На весь день хватит.

2021