Под дождем

Под дождем

Предисловие

Данный рассказ, как и другие тексты из цикла "Веселые" картинки", был создан под влиянием просмотра определенного живописного произведения.

Наберите в поиске слова "цветков велосипедная прогулка" и вы сможете увидеть картину, которая вдохновила меня на написание данного рассказа. Поскольку история с авторством вышеуказанной картины запутанная, то я не несу ответственности за достоверность, найденных по поиску "цветков велосипедная прогулка", данных.

Рассказ написан с использованием технологии «Расшифровка». Что такое «Расшифровка» см. здесь: https://litnet.com/account/novels/view?id=386064

Текст рассказа

- Черчилль, - сказал я. – Одолжи велик.

Просьба была рискованной, несмотря на то, что с Черчиллем мы вместе учились и жили в одной комнате в общежитии. Велосипед был, наверное, единственной ценностью у моего товарища. Бывает западет какая-нибудь безделушка тебе на сердце: крошечная фарфоровая статуэтка или даже просто случайно найденная медная гайка - и ты вечно носишь ее в кармане или крутишь в руках. Вот такой безделушкой для Черчилля был велосипед. Хранил он его в нашей комнате. Для этого он отодвинул свою кровать от стены и в образовавшийся зазор поставил свою двухколесную машину. Это был настоящий, полугоночный велосипед с многочисленными звездочками для переключения передач.

С Черчиллем я жил уже три года, и все эти годы велосипед так и простоял, прижатый к стенке кроватью. В том полупьяном состоянии, в котором постоянно пребывал мой сосед, катание на велосипеде было рискованным занятием. Вот он и не рисковал. Но близкие отношения с велосипедом у него были. Когда Черчилль спал на боку, лицом к стенке, то иногда забрасывал свою руку на раму велосипеда. А иногда и ногу, которая как раз попадала на багажник.

Получалось, что я прошу его дать попользоваться очень близкой для него вещью. Но выхода у меня не было.

- С Женькой поедешь? – спросил Черчилль.

- Да, - ответил я.

- Хорошая девушка, - продолжил мой сосед. – Но мне бы не подошла. С такой не побухаешь.

Бухать для Черчилля было важным.

- Я из потомственной династии алкоголиков, - представился он в свое время, когда они и еще их третий сосед Колька заселились в комнату в общаге.

Напрасно я объяснял Черчиллю, что такого понятия, как потомственная династия не может быть. Слово династия уже и так содержит в себе смысл о наследовании. Может быть рабочая династия. Если хотите, может быть алкогольная династия, но потомственной династии быть не может. Слаб был в гуманитарных науках Черчилль. Зато технические давались ему легко. Словно все эти термехи, сопроматы и начертательные геометрии были давно заложены ему в голову каким-то могущественным волшебником. Этому уникуму даже пребывание в постоянном полупьяном состоянии не мешало сдавать все экзамены на пятерки.

- Ты бы не пил, Серов, - как-то сказала ему старенькая преподавательница по высшей математике, когда ставила пятерку в зачетку.

- Я и не пил сегодня, Елена Арнольдовна, - слегка заплетающимся языком ответил Черчилль. – Всего только бутылку портвейна.

- Эх, - только и сказала тогда математичка.

И все же у меня была надежда получить велосипед от Черчилля. Ведь именно я дал своему соседу его прозвище.

- Ну ты, как Черчилль! – восхитился я, когда первые дни совместного проживания в общежитии показали, что мой сосед трезветь не собирается.

- А че сразу «Черчилль»? – возмутился Серов.

- Тот тоже все время бухал, курил и спортом не занимался.

Мой сосед задумался на полминуты.

- Да? – уточнил он. – Уважаю.

Так Серов стал Черчиллем, чем, очевидно, гордился, а его полупьяное состояние получило мифическую поддержку.

Такое участие в судьбе моего товарища, наверное, и сыграло мне на руку.

- Бери, - сказал он и неожиданно легко соскочил с кровати. – Но будешь должен.

Долга я не опасался. Получу стипендию – отдарюсь пивом.

Черчилль принял активное участие в моей подготовке к поездке. Помог подкачать камеры на велосипеде. Потом куда-то сбегал, принес масленку с машинным маслом и долго тыкал ее острым носиком в разные соединения своей чудо-машины. Но в конце концов он отпустил меня, только разве что не перекрестил на дорогу.

С Женькой мы договорились встретиться на Кропоткинской, от которой она недалеко жила. До пункта назначения я было собрался ехать на велосипеде, но вовремя одумался: от Речного до центра - не ближний свет. Спустился в метро. Вахтерши покосились на мой транспорт, но ничего не сказали. Пока ехал, думал о Женьке. О том, как я все же решился?

С Женькой, как и с Черчиллем, я учился в одной группе в институте. Она меня сразу поразила своей открытостью. Подойдешь сказать "привет", а она смотрит на тебя своими большущими глазами словно ждет продолжения, мол, давай, говори дальше, рассказывай, что у тебя на душе, что тебя беспокоит. И сама готова, в свою очередь, поделиться сокровенным. Ответить на такую открытость у меня было нечем. Сталкиваясь с этой девушкой по учебе, я всегда отводил взгляд, шел дальше по своим делам и чувствовал, как Женька с обидой смотрит вслед. «Я тебе готова была открыться, а ты сбежал».

«Ну ты и напридумывал,» - говорил я обычно сам себе после таких мыслей.

Открытость Женьки не только отпугивала, но и притягивала. Словно я давным-давно был знаком с этой девушкой. Потому что, когда я думал о ней, что-то приятное и родное появлялось у меня в душе. Не могло же это чувство возникнуть просто так! Может быть, мы действительно были раньше знакомы? В другой жизни? В другом мире?

«Ну, вот, опять нагородил огород!» - одергивал я себя.

А еще у Женьки была стройная фигура и красивые ноги, которые она не прятала на институтских занятиях по физкультуре в бесформенные треники. Она всегда выходила в гимнастическом, темно-синем трико на зависть остальным девчонкам. Мужская часть группы, к счастью, уже переросла детское хихиканье и встречало появление Женьки восторженным молчанием.