Под Сенью Тёмных Богов

глава 13 Огнекровь

Глава тринадцатая

ОГНЕКРОВЬ

С наступлением ночи дня седьмого Мрачного Урдана в заклинательный покой «Небесного Приюта» вошли двое заклинателей, неся за ручки довольно увесистый на вид ларец. Груз был и вправду тяжёл, а сам ларец, окованный спыжевой жестью, изобиловал вычеканенными защитными знаками и печатями. Когда заклинатели поставили ношу в отведённое место и присоединились затем к собратьям в приготовлениях к предстоящему обряду, из купели таинств, что располагалась в примыкающем зале, выбрался полностью обнажённый Накан Коршун. Ожидавший его младший заклинатель промокнул сперва волосы Перста Веры, а затем и всё тело широким перетирником и отступил на шаг – уступая место собрату-заклинателю. Тот, со скрещенными свечами на серебряном подсвечнике в руке, трижды осенил ими Коршуна знаком Лучистого и помазал его чело кисточкой, заранее смоченной в освещённом масле, также начертав на нём знак Царя Света. И отступил, в свою очередь освобождая место собрату. Заклинатель подал Коршуну исподнюю рубаху чистейшего белого цвета. После рубахи настала очередь подризника и сандалий из итранского сандалового дерева. Особый белый балахон, что был похож на ризу для праздничных богослужений, Коршун надевал уже сам. Так же сам натянул поручи, необходимые для стягивания рукавов балахона, выставив только руки, чтобы на них завязали завязки. Сам же после этого возложил на себя и широкую обрядную ленту со священными знаками Веры. И только затем один из заклинателей, трижды осенив Перста Веры знамением Всеблагого Кайвана, водрузил ему на голову белый клобук, олицетворяющий золотой венец, что носят праведники в Вечных Садах Лучистого.

Войдя в заклинательный покой, Накан Коршун неторопливо подошёл к ларцу. Здесь он не спеша натянул на руки перчатки из тонкой кожи и, после недолгих раздумий, протянул ладонь, коснувшись ларцового замка. Щелчок звонко огласил о вскрытии опасного груза. Коршун откинул крышку, всматриваясь в одну из ужаснейших книг Заара – «Огнекровь».

Прошло уже почти шесть тысяч лет, когда на исходе Времени Вторжения служителям Всеблагого Кайвана удалось захватить сию святыню пекельщиков. Даже не раскрытой, в окладе из неокисляемой красной меди «Огнекровь» смотрелась зловеще. Но не только давящее излучение пекельной скверны терзало Перста Веры при взгляде на книгу, от изображений, вытесненных на обложке, его брала оторопь, пробирая сразу и хладом, и жаром. То, что изобразили древние пекельщики, было настолько немыслимо, невообразимо, что Коршун теперь понимал, отчего само знание о существовании «Огнекрови» лежало под семью печатями среди высших тайн ордена. Искусно выполненный образ Царя Света – Всеблагого Кайвана-Лучистого на обложке соседствовал с не менее искусным образом Царя Пекла Иги-Мара. И оба образа сливались в единое целое, становясь одной сущностью.

Уже только за одну обложку Коршун готов был уничтожить эту книжную мерзость, но и оценил давнюю мудрость предшественников, решивших всё-таки сохранить столь ценную добычу. Потому как эта ночь станет одной из тех редких ночей, когда «Огнекровь» будет использована против её же почитателей.

Медленно протянув руки в ларец, Перст Веры взял книгу с величайшей осторожностью. «Огнекровь» являла опасность даже при попытке просто прочесть её и Коршун был единственным в крепости, кто мог с ней обращаться без опасности немедленной смерти. Преодолевая расползающуюся по телу слабость и мгновенно присовокупившуюся к ней сильную боль в голове, Накан развернулся и зашагал к алтарю, силой воли ломая сопротивление зловещей ноши. Он шёл в середину начерченного чёрным мелом заклинательного круга, в сердцевине которого размещался алтарь. Вспотев и делая каждый вдох через боль в груди, он упорно продвигался к цели, проходя каждый из немногих оставшихся шагов, будто тот был во сто крат длинней. Да и идти приходилось будто и не сквозь воздух, а как сквозь вязкую среду, так и норовящую задержать и выпить из тела все силы и жизненные соки.

И только возложив книгу на алтарь, Коршун смог перевести дух. Силы стали потихоньку прибывать, а к нему вернулась способность к размышлениям. И разглядывая красный оклад, Перст Веры задумался. По преданиям пекельщиков, книга была написана кровью ящеров, то есть во времена столь ветхие, что человеку несведущему их невозможно даже вообразить. Впрочем, Коршун сомневался в этом, не видя в крови древних великанов чего-либо особенного. Вот если бы руны были писаны кровью разумных тварей инобытийного слоя Заара, это, по его мнению, было бы куда могущественней. Однако Коршун также понимал, что может и ошибаться ‒ по причине хотя бы скудости собственных познаний о свойствах крови вымерших ящеров.

Дымы благовоний, едва уловимые глазом, распространялись по всему заклинательному покою, расползаясь из загодя расставленных в отведённых местах серебряных курильниц. По внешнему обводу Невода ‒ высеченного в камне обрядного круга заклинатели уже зажгли белые свечи; сам же круг, прочерченный чёрным мелом с добавлением намоленного праха из священной земли Итрана, был расчерчен многими прямыми, исходящими от используемых в этом обряде знаков. Особое место здесь занимал Ипет. Поставленный в месте пересечения силоводов печатей Стража Запада и Хозяина Ключей, он пребывал совершенно нагой, если не считать надетых на него заклятых усилителей – золотых обручей со священной рунописью. Всё тело Ипета было умащено освящённым маслом. А сам он стоял не шевелясь, остановив не мигающий взгляд на подножии алтаря.

Тем временем все собравшиеся заклинатели рассредоточились по внешнему обводу круга и начали распевать стихи-обращения из Святого Писания. И когда через четверть часа Ипет окончательно оцепенел, заклинатели дружно двинулись по кругу, камлая теперь иные песнопения, исполняя их на древне-итранском. Не переставая камлать, заклинатели проходили мимо своего собрата, что подавал им уже воскуренные золотые кадила. И только дождавшись начала каждения, Коршун трижды прочитал молитву Кайвану и открыл «Огнекровь».