Под Сенью Тёмных Богов

Глава 26 Лунная тоска

Глава двадцать шестая

ЛУННАЯ ТОСКА

С верёвкой на шее, в поводу, Томирис шла за вожаком наёмников. Она не знала, да и знать не хотела, кто он и откуда. Слышала только, как вожака все называли Ворчуном. И за прошедшие дни в мыслях не раз слала и ему, и его ватаге самые чёрные из проклятий.

Томирис то и дело морщилась, когда приотстав на шаг, шершавая верёвка натягивалась и доставляла боль натёртой коже. Пленница часто закрывала глаза, стараясь хоть таким способом отгородиться от кошмара, что сейчас происходил с ней. Не просто пленница, а рабыня. И её собираются продать как какое-то животное. Да просто как рабыню!

Отчаянье, негодование и злость бурлили в ней во время всего пути в Киртамад. Дважды она пыталась сбежать, но удача не благоволила ей. Её били за это. Впрочем, не сильно. Но обидно. До последнего Томирис надеялась, что у неё появится возможность избавиться от пленителей на переходной заставе между хирканскими и киртамадскими землями, где несли службу стражи границы. Однако взяли верх опасения, что её опознают. И к удивлению наёмников, пленница вела себя на заставе тихо.

Но теперь, когда наёмники решили посетить перевалочное торжище и ведут на продажу, она еле сдерживалась, чтоб не сотворить какую-нибудь глупость. Например, раскрыть себя как царевну. Тогда уж точно жить ей останется не так долго – до прибытия кайванитов.

Только вера в спасение не позволяла опуститься в пучину безотрадного отчаянья. Вера, что дядя и верные воины обязательно вызволят. И воздадут сторицей этим грязным скотам.

За более чем Урдан времени, что Томирис провела вместе с наёмниками, одежда окончательно превратилась в рубище. Царевна сгорала от стыда, нося эти рваные тряпки. Но мало того, её сапожки забрал проклятый Ворчун, взамен выдав обмотки.

‒ Добрые сапоги, ‒ сказал он в тот день с ехидцей. ‒ Я их загоню какому-нибудь торговцу. А тебе – на вот обмотки. А то босой весь товарный вид потеряешь. И вот этот платок на голову намотай, чтоб твои кудри внимания не привлекали.

Он насмешливо глядел на неё и бросил ей в руки какую-то тряпку. Томирис развернула грязноватый комок ткани и повязала им голову, как если бы это был обыкновенный платок. Вожак с самого начала раскусил её страхи. Знал, что у неё есть причины скрываться. Зачем и от кого – его не волновало. Он лишь желал уберечь свою добычу от любопытных глаз, так как его ватаге предстояло миновать несколько мелких городков и рыбацких селений. А потом он разулся, стянув с себя собственные сапоги.

‒ Цени мою доброту! Запоминай, как наматывать, чтоб ноги не натёрлись. А то кровавые мозоли заработаешь.

Повторить за Ворчуном у Томирис получилось с третьей попытки. Все последующие дни она так и ходила в обмотках, подмерзая, особенно ночами. А сами обмотки быстро приобрели цвет дороги.

Но и это было бы полбеды. Чуть ли ни каждый день, а то и не по разу, её пытался облапать вечно подпитый Кнур. Её бесила его мерзкая ухмылочка и постоянные похотливые взгляды. Иногда у наёмника получалось запустить руку под остатки её одежды и однажды Томирис изловчилась и расцарапала ему рожу. Как он тогда заверещал! Прибежавший на место свары Ворчун надавал пленнице тумаков, а Кнуру зарядил кулаком в глаз. Синяк, что этот гад заработал, не сошёл с его рожи и по сей день.

Перевалочное торжище располагалось на берегу Ваги примерно в полусотне ланов от границы Хирканского Царства. Сюда съезжалось множество торговых обозов и речных судов, попадались даже, судя по значкам на шатрах, и гости из Скойра, Альканары и далёкой Валенты. Были здесь и постоянные строения, возведённые из дерева. Над всеми возвышался дом смотрителя, являвшегося чиновником местной власти. Поближе к нему жались обнесённые частоколом длинные дома для киртамадских воинов, а поодаль там и сям были разбросаны загоны для конских табунов. Всё остальное представляло собой неописуемую мешанину шатров и временных помостов. Обычных покупателей среди людского моря здесь было, в общем-то, довольно мало – едва ли пятая часть. Зачастую торговцы сами перекупали друг у друга товары ‒ те товары, что намеревались выгодно перепродать в далёких землях, где у кого имелись налаженные связи.

Вожак наёмников долго петлял между шатрами. Прошло, наверное, больше часа, когда он вышел вместе с Томирис к стоянке обоза какого-то знакомого ему купца. Все шатры здесь были одинаково раскрашены в белое и жёлтое, меж ними сновали обозные слуги и охранники. И глядя на охранников, бросались в глаза их одинаковые доспехи. Видимо, их наниматель был настолько богат и к тому же тщеславен, что мог позволить себе единообразно облачить свою охрану. Но главное, что вскоре увидала здесь Томирис и что касалось её дальнейшей судьбы, ‒ это грубо сколоченные из досок крытые загоны для рабов. Десятки невольников теснились в них. Многие были прикованы меж собою цепями и разбиты на пятёрки. Здесь были и мужчины, и женщины, и даже дети.

Проходя вдоль загонов следом за своим ненавистным пленителем, Томирис украдкой бросала взгляды на содержавшихся за оградой рабов. Многие вовсе не были скованы. И при этом одеты в одинаковые одежды, причём вне зависимости от возраста и пола. И похоже, всех этих одинаково одетых несчастных рабство как будто ничуть не тяготило. Так казалось из-за их поведения, резко отличавшихся от поведения других невольников, одетых разношерстно, озлобленных или ко всему безучастных и замкнутых в себе. «Одинаковые» же вели себя словно в естественной среде. Томирис догадалась, что они рождены в рабстве.