Под снегом дышит весна

12 Надёжная опора

Железный костыль выскользнул из трясущихся рук и с грохотом свалился на пол.

– Клав!

– Сам поднимай, – отмахнулась от мужа Клавдия Матвеевна. Приготовив ужин, она легла на диван и увлечённо смотрела очередную серию мыльной оперы.

Пётр Фомич громко выругался, с трудом нагнулся и поднял костыль. Немного поёрзав в кресле, дед устроился поудобнее, перевёл дух и вытер выступивший на лбу пот. Затем посмотрел на жену.

– Клав!

– Чего тебе? – недовольно отозвалась она.

– Принеси мне водицы стакан.

– Опять? А я тебе говорила, что не надо столько солёного есть.

– Не надо было, – легко согласился дед.

– А ты прям как дитя малое: накинулся, словно отродясь огурцов не ел.

– Да уж больно они у тебя вкусные, вот и не утерпел.

– Ну и подождёшь тогда, я кино хочу досмотреть. А то знаю я тебя – сначала воды подай, а потом горшок запросишь!

Дед вздохнул и взял с журнального столика газету. Развернул её к окну и попробовал читать, да на улице уже начинало темнеть и мелкие буквы на бумаге расплывались, превращаясь в одно сплошное пятно. Просмотрев заголовки, Пётр Фомич потёр заломившие глаза.

– Клав!

– Что на этот раз?

– Свет-то хоть в комнате включи, я почитаю.

– Вот пристал! Тебе надо, иди и включай.

Взяв прислонённые к креслу костыли, Пётр Фомич повертел их в руках, рассматривая, хорошо ли держится болт и не выпадет ли опять и потянулся, чтобы встать. Но передумал.

– Очки тогда дай, что ли. Они позади тебя, на тумбочке лежат.

– Да что ж ты мне передохнуть-то не дашь! – разозлилась вдруг Клавдия Матвеевна. – Загонял совсем: то это ему подай, то это принеси. У меня сил уже нет. Хочешь, чтобы я быстрее померла? Скорей бы уж, отдохнуть хоть. Житья мне не даёте совсем, устала я от вас. – Схватив очечник, она швырнула его в деда.

Увернувшись, дед покачал головой и встал с кресла.

– На вот, отремонтировал я твои ходилки. – Поставив костыли у дивана, он медленно, сгорбившись, зашаркал тапочками по дощатым полам.

– Совести у тебя, Петя, нет! – закричала ему вслед жена. – Я после операции в себя никак не приду, а тут ты ещё с такими пустяками лезешь. Подумаешь, температура немного поднялась! Пойди и выпей таблетку, полежи часок. А меня оставь в покое!

– Шибко умная, как я посмотрю, – недовольно пробурчал дед, выходя на крыльцо. – Прям насквозь меня видит, все внутренности мои. Но в душу-то ко мне не заглянет!

– Ты чего там шепчешь? – в калитку зашла дочь Анна. – Опять с мамой поссорился?

– Ничего мы не ссорились, – возмутился дед. – Я Клаву люблю и в обиду не дам.

– Да знаю я, знаю, – засмеялась Анна. – Но только переживаю я за маму. Раскисла она после операции совсем. Ты хоть помогаешь ей по дому?

– А как же! Всё делаю: стираю, готовлю, посуду мою. Всё я. Так что не волнуйся. И мать не слушай, если жаловаться будет. Ты же её знаешь.

– Да уж больно часто она на тебя в последнее время жалуется.

– Не в настроении просто. Не обращай внимания.

– Да как не обращать-то? Врач сказал ей ходить как можно больше, суставы разрабатывать, а она упрямится, не хочет. И как убедить её больше двигаться, я не знаю.

– Ань, я знаю. Я подумал и нашёл хороший способ. Так что не переживай. Иди лучше к матери, попейте чайку, поболтайте о своём, девичьем. Она и на тебя жалуется, что редко в гости заходишь. А я тут посижу пока, покурю.

Втолкнув дочь в дом, Пётр Фомич достал сигарету и задумался о том, что давненько у него не болело сердце. Наверное, завтра, прямо с утра и прихватит.