Подари мне Новый год

История 1. Инна и Илья

Где мой подарок, скот?

– Я тебя предупреждаю, если ты сегодня от бороды не избавишься, завтра проснешься с фиолетовыми лохмами, – я улыбаюсь самой очаровательной улыбкой, смотря в глаза своему муженьку.

Он смотрит в ответ, не скрывая веселья. Улыбайся, жук, улыбайся. Припрятанный в сумке тоник с интригующим названием «Спелый баклажан» только скрасит эту твою радостную физиономию утром 1 января.

– Нашла, чем пугать стреляного зайца, – смачно целует меня в нос, огибает с видом бессмертного пони, и проходит в дом с сумками в руках.

Снять домик на новогодние праздники – самая лучшая идея, которая рождалась в моей голове со дня гениальной рекламной кампании бесшовного нижнего белья. Билборды с красочной филейной частью в обтягивающем алом платье и кричащим лозунгом «Нет белья – нет проблем» наделали шумихи в городе. Никто же не читает мелкий шрифт, что в трусах от «Ма Ви» «никто не узнает, что оно на вас есть». А потом были вирусные ролики в соц. сетях и даже флешмоб красных платьев по городу. И огромная премия от трусельных дел мастера согрела мою амбициозную душеньку, чего уж тут лукавить. Вот на эти честно заработанные на красных задницах деньги мы сегодня и шикуем.

– Мать, мы наверх или внизу устроимся? – кричит муженек из глубины дома.

Еще раз меня так назовет, и я подсуну ему ежа в трусы.

Игнорирую его вопрос, пока не обратится ко мне нормально, а не как к безродному придатку к его детям, и стряхиваю на пороге снег с сапог. Декабрь на удивление снежный для средней полосы, мы еле проехали в эти турлы на нашем бессмертном кроссовере.

– Ты меня слышишь? – выглядывает из-за угла лохматая морда. По-другому назвать это лицо с отросшим кустарником, гордо именованным «бородой», у меня язык не поворачивается.

– Ага.

– Так что? Дети наверх?

– Не знаю, спроси у своей мамы, – громко хлопаю входной дверью и раздраженно дергаю молнию пуховика вниз.

– Ты опять, Мандаринка? – насмешливо цокает он. – Хорош дуться, это просто привычка.

– Мать свою «Мать» называй, понятно?! А чтобы к единственной и любимой жене – только согласно одобренному списку! – снимаю сапоги и шлепаю по прогретому деревянному полу в сторону мужа.

– Как скажете… дорогая, – смеется он. – Так наверх или вниз? – кивает на сумки в руках.

– Мы – внизу, твои родители – наверх с оравой наших исчадий. Ты же обещал, что я отдохну?

Жук кивает.

– Вот и устрой мне каникулы!

Прохожу к диванчику в гостиной, манящему своими мягкими подушками, и со стоном удовольствия опускаюсь в его гостеприимные недра. Делаю глубокий вдох и неспешный, полный счастья выдох. С улицы слышны крики, ор, визги, но здесь, в тепле и уюте, очень легко представить, что это не наши дети. Это чей-то чужой беспредел и вечная нервотрепка.

Очень легко…

– Ма-а-ам! Лешка мне снежколеп не отдает, скажи ему!!! – входная дверь распахивает с диким ором и свистом ледяного ветра, прокатывающегося по ногам.

– Это мой! – орет в ответ сын. – Твой розовый!

– Нет, я хотела синий! – препираются прямо на пороге распахнутой двери, впуская в дом снег и мороз.

– Ма-а-а-ам! – зуб даю, еще истошнее орать невозможно.

– Матери нет, все вопросы к отцу! – кричу я в ответ.

По полу топает кавалерия из трех очень заснеженных детей. В гостиной появляется три раскрасневшиеся с мороза мордашки, укутанные в сугроб. Класс. И мелкую за собой притащили, ты посмотри. Анфиска хоть и самая спокойная, и в общей истерии обычно не участвует, от брата с сестрой – никуда. Как приклеенный банный листик.

– Обувь, отряхнуться, раздеться, живо! – жестом показываю им развернуться в направлении коридора.

– Ща, – отмахивается Лешка. – Где папа?

– Волки съели. Видимо, придется к бабушке с дедушкой жить ехать, – говорю со всей серьезностью, на которую только способна. С дивана даже не привстаю. Пусть кто-то другой бегает с тряпкой и вытирает за этими незнакомыми детьми лужи. Я закончилась еще на этапе сборов банды и усаживании в автомобиль, изящно жонглируя местами для посадки, когда один не хочет ехать в центре, а другой рядом с сопливой младшенькой.

– Ты шутишь, мам, – смотря на меня с ужасающим осуждением, на которое только способны пятилетние девочки, говорит Кира.

– С чего ты взяла? – приподнимаю бровь в Хромовом стиле. У меня все еще не так эффектно выходит, но годы практики делают свое дело. Анфиска начинает похныкивать.

Лешка, как осознанный старший брат, хлопает мелкую по плечу и шепчет что-то типа «не ссы в компот, там повар ноги мыл». Боже, мы растим асоциальных элементов.

– Па-а-ап, – тут же завывает Кира.

С верхнего этажа раздаются тяжелые шаги. Да придет спаситель!

– Так, банда, почему в одежде в доме? – принимается мягко отчитывать их Илья.

– Мамы – нет, – объясняет успокоившаяся Анфиса.

– Снова? – удивленно переводит на меня взгляд муж. – Странно, бьюсь об заклад, минуту назад ее видел! Но раз нет – значит нет. Все мандарины, значит, нам!

– Ура! – кричат все трое.

– Ах ты, с-с-с… жук! – еле сдерживаю свою любимое ругательство. Все ради детей, все ради детей. – Ни с кем не поделюсь! Мои мандарины!

Вскакиваю с места и, разгоняя детей, бегу в коридор, где стоят еще несколько не распакованных сумок. Сзади меня нагоняет табун лошадок и принимается копаться в пакетах так же, как и я.

Первым мандарины обнаруживает Лешка, с победным криком «ага!» дергает ручку двери и уносится в слепящую даль. Вместе с ним уносятся еще двое бешеных детей и мои мандарины. Секунду спустя все трое валяются в сугробах, закидывая друг друга фруктами вместо снежков. О дурацком синем снежколепе раздора никто уже и не помнит.