Окно было открыто, и прохладный ветерок проникал в душную комнатку, играл с листьями папоротника, который стоял на прикроватной тумбочке, и всячески буйствовал в длинных невесомых шторах. Матвей сидел перед окном в кресле и вслушивался в шум машин: где-то далеко за лесом прогрохотал большой грузовик, а теперь пролетел какой-то сумасшедший гонщик, прорезав зимний воздух визгливым шумом. Ненормальный! Мальчик презрительно поморщился. Приблизившись к подоконнику, Матвей отодвинул белые шторы, чихнул от пыли и взялся обеими руками за подлокотники кресла. Ему нравилось смотреть, как на улице резвятся ребята из другого корпуса, как они бегают по ослепительно белому снегу, увязают в нем, играют в снежки со звонким смехом. Мальчик легко подтянулся на руках и выглянул вниз из окна. Да, руки у него были сильные, ему это нравилось, но вот сердце при таких усилиях начинало исступленно колотиться в груди. Матвей упорно держался на руках и смотрел на ребят, пока мышцы не онемели и он не плюхнулся обратно в кресло. Да чтоб его! Теперь нужно дать сердцу успокоиться, а то еще один нагоняй от медсестры ему обеспечен. Но, видимо, утро было не на стороне Матвея. В этот момент в комнатку вошла полная девушка в застиранном и перештопанном халате, неся в руках поднос.
- Пора принимать лекарства, - сухо бросила она, - и желательно поскорее, а то у меня еще десять таких, как ты.
«Опять сегодня на свидание идет, поэтому так и торопится, - подумал Матвей, окинув пренебрежительным взглядом медсестру, и быстро проглотил целый набор разноцветных таблеток причудливых форм. Совершив этот ритуал, мальчик поскорее отвернулся к окну, так как извечный запах дешевого парфюма и вид перекрашенных губ его безмерно раздражали. - Надо быть слепым идиотом, чтобы такая ведьма хотя бы нравилась».
- Похоже ты не только больной, но еще и тупой, - злобно сказала медсестра. – Я ведь тебе сто раз говорила не напрягаться, врач запрещает тебе малейшие нагрузки. Или ты хочешь помереть?
- Можно подумать, мир перевернется, если я умру. Вам точно нет дела до этого, - спокойно ответил Матвей.
- Ты бы прикусил язык, а то я за себя не отвечаю, - процедила она, уперев свои толстые ручища в не менее толстые бока. Ее всю распирало от негодования и злости, того и гляди халат порвется. Что тут скажешь, типичная базарная баба.
Матвей ничего не ответил. Это подобие женщины было не достойно даже взгляда. Поняв, что разборки не будет, медсестра развернулась на своих до безобразия ободранных туфлях и вышла из комнатки.
- Снова один, - прошептал мальчик, обращаясь к старой тумбочке возле кровати. Ее бока почернели от времени, а лак отошел из-за влаги. – Снова один. Когда это закончится, Господи? Я хочу поскорее умереть. Дай мне просто умереть. – Глаза защипало, а в горле застрял комок, который никак не удавалось проглотить.
Матвей поднял глаза и посмотрел в овальное зеркало над тумбочкой. То, что он там увидел, его совсем не обрадовало: бледная кожа, темные круги под глазами, всклокоченные черные волосы и лихорадочный блеск в ореховых глазах, которые были расставлены на лице слишком широко.
«Я не просто инвалид, я уродливый инвалид», - мрачно подумал мальчик и с отвращением сморщился.
Матвей сделал глубокий вдох и закрыл глаза, на пару секунд ему предстала картина, где он с мамой, папой и младшей сестренкой гуляет в парке. Стоял ясный солнечный день, все вокруг было в зелени.
«Как же это прекрасно! Почему их больше нет рядом? Это несправедливо… Я этого не заслужил, они этого не заслужили».
- Я не должен плакать. Папа говорил, что я мужчина, а мужчины не плачут. Надо развеяться, - решил мальчик, вытерев слезы, и, взявшись руками за колеса своего кресла-каталки, быстро начал продвигаться к выходу в общий коридор. Сердце начало стремительно колотиться в груди.
«Где же эта палка? Я помню, что положила ее сюда! - вспоминала Руслана, шаря рукой возле прикроватной тумбочки. – Ну почему она постоянно пропадает? Ах, вот же она!»
Встав с кровати и намотав ремешок белой трости на руку, девушка медленно пошла к подоконнику. С улицы раздавались смех детей и шум трассы вдалеке. Руслана взялась за форточку и яростно захлопнула ее, резко оборвав все звуки и погрузив комнату в тишину.
- Сколько можно кричать, - проворчала девушка. – Целые дни только и делают, что орут.
В комнате было прохладно, Руслана решила надеть теплую кофту и пойти погреться в коридор. Она не любила оставаться одна, ей нравилось общение с разными людьми, оно отвлекало от своих мыслей. Тем более здесь, в больнице, всегда можно найти того, кому хуже, чем тебе. Хоть это и не решает проблемы, но на сердце становится немного легче. Однако, как бы не пыталась обманывать себя Руслана, в глубине души она понимала, что нет ничего хуже полной потери зрения. Девушка отчаянно пыталась с этим смириться, научиться жить без глаз. Днем ей это вполне удавалось, но ближе к вечеру, а хуже всего ночью на нее нападал леденящий сердце ужас. Почти каждую ночь она лежала в постели, обливаясь слезами и дрожа от страха, что она будет жить так всегда и никогда больше не увидит ни солнца, ни людей, вообще ничего. Теперь до конца дней темнота – ее удел. Но пережив очередную ночь кошмара и одиночества, Руслана встречала утро с новыми силами, которых должно было хватить до вечера. А потом борьба начиналась снова. Но самое страшное было то, что легче не становилось. Каждую ночь страх возвращался в том же объеме, самовнушение не помогало ни на йоту, смирение не наступало. Девушка все четче осознавала, что она никогда не сможет привыкнуть к своей слепоте.
Нетерпеливо тряхнув головой с длинными золотыми волосами, чтобы отогнать пугающие мысли, Руслана достала из кармана черные очки и надела на свои невидящие глаза. По-удобнее перехватив трость, девушка направилась в коридор мелкими шажками, ощупывая пол тростью, а левой рукой дотрагиваясь до разной мебели, которая была ее ориентиром. Из коридора до ее обостренного слуха долетали голоса людей, чьи искалеченные жизни пересеклись в этой жуткой больнице. Выйдя в коридор, Руслана пошла вдоль стены двадцать шесть шагов направо, в сторону общего холла. Сегодня канун Рождества, там должно быть собрались все ребята, в ожидании подарков, если, конечно, в этом году они будут. Пару дней назад мама прислала ей поздравительную открытку. Она была прямоугольная с выпуклыми узорами, а текст был прорезан на бумаге канцелярским ножом. Руслана легко прочитала его наощупь, ничего нового там не было. Мама писала, что они не заберут ее домой на праздники. Родители не хотели ее видеть в таком состоянии, им было неприятно, что она постоянно является главной темой на всех посиделках с родственниками и друзьями. Зачем им травить себе душу лишний раз, ведь никакого праздника не будет тогда, никакого веселья.