Поединок Черта С Младенцем

Поединок Черта С Младенцем

Детский праздник и последствия

Веселые солнечные блики играли на дорогих обоях. Уютная и нарядная комната настраивала на приятные мысли и отличное утреннее настроение. Но бледное от усталости лицо врача – как же оно не вяжется с этой милой атмосферой комфорта, машинально подумал Штольман и промолвил:
- Итак, доктор, я вас слушаю.
- Какой-то яд, клиническая картина смазана... возможно, это смесь разных ядов... подождем экспертизы.
Штольман огляделся еще раз. 
Убранство спальни говорило о достатке, более того – богатстве хозяина, и немалом. И мебель – явно из мастерской братьев Гамбс, и круглый пышный ковер на полу, и высокие лепные потолки, и кровать под штофным балдахином; но завершающим штрихом к картине был тот «дух мелочей, прелестных и воздушных», который присутствовал повсюду. Вазы мейсенского фарфора на шикарных подставках... Роскошные каминные часы с бронзовым Меркурием в шлеме с крылышками... Подсвечники с херувимами в черной эмали... Несомненно: у хозяина есть и деньги, и хороший вкус; точнее – были. 
Ибо сам хозяин – лет тридцати двух, недурной наружности - лежал на простынях тончайшего голландского полотна и был совершенно мертв.
- Он все время был без сознания? – осведомился Штольман. – Или все же успел вам что-то сказать?
- Да, да, самое главное, - спохватился доктор, - конечно... Сознание его было спутано, но несколько раз он повторил: «Детский праздник». Уж не знаю, что он хотел этим сказать...
- Детский праздник? – произнес Штольман с некоторым недоумением.
Впрочем, недоумение разрешилось очень скоро. На письменном столе в кабинете (также являвшем собой маленький шедевр элегантного убранства) было обнаружено приглашение на именины десятилетнего племянника, написанное сестрой покойного, некоей мадам Виноградовой... 
- Что-то нашли, Антон Андреич? – поинтересовался Штольман у своего преданного помощника, который как раз перебирал кучу бумаг, выложив на стол выдвижные ящики для удобства поисков.
- Да ничего так особенного, - возразил Коробейников, - куча писем от всяких дам... Судя по всему, у него романов было немало...
Штольман пожал плечами. Принимая во внимание молодость и недурную внешность покойного, трудно было представить, чтобы он жил в монашеском целомудрии.
- Долговые расписки, что-то в этом роде есть?
- Пока нет, и, судя по всему, у него с деньгами все в порядке...
Штольман вздохнул.
Итак, начинать придется с самого неприятного: сообщить родственнице о смерти нежно любимого брата...

Знакомство с безутешной сестрой

Визит к сестре покойного не принес особых сюрпризов. Дама сия, как и считается тому прилично в подобных случаях, попыталась упасть в обморок; затем рыдала минут десять, после чего лежала в изнеможении на диване на куче подушек, поднося к носу изящный флакончик с нюхательной солью.
Штольман терпеливо ждал.
- Мне очень жаль, мадам, промолвил он наконец, - но расскажите хотя бы о гостях, с которыми ваш брат вчера общался...
- Ах, боже мой, - простонала Виноградова, - это же был детский праздник, всего-навсего...
- Но ведь там были не только дети, но и взрослые - те, кто их сопровождал, не так ли?
- Разумеется! – тут изнемогающая от скорби особа посмотрела на Штольмана с такой укоризной, словно говоря: «Как не стыдно в вашем возрасте говорить такой вздор?! Как же возможно без сопровождающих?!». 
Глаза великого сыщика слегка сощурились, но он промолчал.
Повисла пауза.
- Итак, - прервал затянувшееся молчание Штольман, - я все же хотел бы получить от вас полный список гостей...
Дама уставилась на Штольмана с оскорбленным видом. Смерила его взглядом с головы до ног. Наконец, полагая, что ничтожный полицейский уже утонул в океане ее презрения, произнесла раздраженным тоном:
- Вы могли бы, кажется, понять, в каком я состоянии! В моем положении я могла бы рассчитывать на некоторую чуткость даже со стороны полиции!
Увы, на гадкого полицейского это никакого впечатления не произвело. Только уголок рта слегка скривился, когда он ответил:
- Боюсь, мадам, это вы не понимаете, в каком вы положении находитесь. Завещания мы не обнаружили; вам известно о нем хоть что-то? Оно было?
- О чем вы говорите?! В его ли возрасте думать о завещании? – голос ее дрожал и срывался на визг; затем дама снова принялась снимать со Штольмана мерку недоумевающе-оскорбленным взглядом, - он был молодой человек, тридцати двух лет, превосходного здоровья... О боже, всего тридцать два года! – патетически воскликнула она, и зарылась лицом в носовой платок.
- Значит, завещания не было, - невозмутимо продолжал Штольман, - семьи и детей у него также не было; самой ближайшей родственницей являетесь вы, не так ли? Таким образом, получается, что именно вы получаете все наследство покойного?
Так как дама продолжала оскорбленно рыдать, никак не реагируя на слова Штольмана, он продолжал уже чуть громче и настойчивее:
- А в таком случае именно вы являетесь первой подозреваемой в этом деле; и, хотя улик против вас нет никаких... пока! – все же сотрудничать со следствием в ваших интересах, во избежание ненужных против вас подозрений...
Никакого впечатления на м-м Виноградову это не произвело, и Штольман осведомился:
- Хотите продолжить разговор в полицейском управлении? Собирайтесь. Если вы не захотите идти сами, я прикажу городовым доставить вас туда силой.
- Вы не посмеете! – очнулась м-м Виноградова, и можно было лишь поражаться тому, с какой скоростью вдруг высохли ее слезы.
- Хотите проверить, посмею или нет? – иронически осведомился Штольман.
- Я ... буду жаловаться!
- А это сколько угодно. Так как? Будете сотрудничать со следствием или вынудите меня применить силу?
Виноградова, встала с дивана и, выпрямившись во весь рост, испепелила Якова Платоныча взглядом; затем, убедившись, что вместо пепла на стуле продолжает сидеть вполне живой и невредимый Штольман, процедила сквозь зубы:
- В этом нет необходимости. Мой дворецкий сейчас приготовит для вас полный список вчерашних гостей... 
Позвонив, она отдала распоряжение, и, через несколько минут, наблюдая, как Штольман прячет в карман сюртука исписанный лист бумаги, спросила гневно:
- Надеюсь, это все? Могу я надеяться, что меня оставят в покое?
- Не могу ничего обещать, мадам. Честь имею!