Поезд отправляется...

Поезд отправляется...

Дверь купе издала натужный тягостный звук и отъехала в сторону, являя взору Марьи Александровны шумную говорливую компанию: вперед между ног взрослых протиснулся вертлявый рыжеволосый мальчишка с синим рюкзачком. Он бухнулся на полку напротив старушки, подпрыгнул, словно его подкинула невидимая пружина, только затем взглянул на Марью Александровну и смущенно, что, кстати, никак не вязалось с его буйным образом, буркнул:

— Здрас-с-сти…

Следом за ним вошли молодая стройная женщина с приятными, но грустными глазами, глядящими из-под длинной косой челки, и мужчина в спортивном костюме — очевидно, дорогом, точно не выторгованном на китайском рынке.

Пока вновь прибывшие располагались, Марья Александровна рассматривала их не стесняясь: сказывалась давняя привычка все подмечать, анализировать и контролировать. Мужчина, женщина, ребенок, все загорелые, в огромном рюкзаке, кажется, свернут и закреплен спальный мешок либо палатка… Явно с отдыха.

— Семья, с семейного отпуска едете? Мальчик — копия папы! — даже не спросила, а приговорила старушка, приготовившись получить порцию восхищения своей проницательностью.

— Нет, Влад просто наш друг, не папа Марика!  

Женщина столь резко ответила, что ее тон более походил даже не на резкость, а на грубость. А интуитивный жест, которым она придвинула к себе ребенка, не остался без внимания ни Марьи Александровны, ни мужчины. Тот, занятый раскладыванием рюкзаков и сумок, на мгновение замер, и в купе повисла гнетущая тишина такой напряженности, что ее, казалось, можно потрогать.

— Ну не папа, так не папа, — примирительно развела руками старушка, продолжая осмысливать ситуацию и пытаясь понять, в чем она промахнулась.

А ведь мальчик действительно выглядел сыном Влада. Неужели она могла под старость лет так ошибиться?

— Мы с Марком, мужем и Владом отдыхали на море, но мужа вызвали на работу раньше, так что возвращаемся без него, — улыбнулась Ольга, стараясь скрыть дрожание рук. Она отметила про себя реакцию Влада и занервничала… вот ведь прозорливая старуха… У Ольги была своя тайна, которую она скрывала столь тщательно, что приучила даже саму себя о ней не вспоминать. И в последние годы почти преуспела в этом: ее уже не мучили по ночам кошмары разоблачения и она не ловила тайный смысл в каждом слове мужа.

Вечер прошел тихо, под стук колес все занимались обычными делами: Марья Александровна читала потрепанную, но — что удивительно для современного мира! — настоящую печатную книгу под тусклым светом индивидуального светильника, Марик возился с «Лего», Влад на своей верхней полке изучал посты в соцсетях, а Оля пилочкой для ногтей приводила в порядок и без того идеальный маникюр. И лишь тот, кто ЗНАЛ, заметил бы и излишнюю нервозность Ольги, и ее полные негодования и неприязни взгляды на старушку-попутчицу, и то, как время от времени Влад зависал над гаджетом в своих мыслях, и тогда горестная складка прокладывала дорожку между нахмуренными бровями.

— Чаек пьем, товарищи? — проводница Нина отработанным до автоматизма движением приоткрыла дверь в купе.

— Да, пьем! — попутчики ухватились за возможность скоротать время до сна.

Проводница принесла крепко заваренный красно-коричневый напиток и поставила стаканы на столик. Мальчик звонко рассмеялся, когда массивные чайные ложки застучали по стаканам: он еще не встречал такой вариант кружек: обычные граненые стаканы размещались в посеребренных подстаканниках, смешно дребезжа под перестук колес, а лучи заходящего солнца дополняли железнодорожную мелодию, отражаясь бликами на гранях стакана. Игра мальчику понравилась, он взял ложку и принялся нарочито громко стучать по стенкам, размешивая сахар.

— Хватит! — раздраженно прикрикнула на сына Оля.

Марик обиженно надул губы и демонстративно полез на верхнюю полку.

Влад, не промолвив ни слова, допил свой чай и тоже последовал за мальчиком.

Марья Александровна нахмурилась. Она ощущала неприкрытую неприязнь к ней Ольги, и это ее распаляло. Перед ней определенно разворачивалась какая-то драма, и старушке хотелось непременно принять в ней самое деятельное участие.

Оля подпиливала ногти, а в голове вертелся ворох воспоминаний: тоже поезд, но другая, ТА САМАЯ поездка, ее муж Олег и Влад, снова Влад — компания праздновала начало отпуска. Молодые люди пили виски, почти до утра беседовали и строили совместные планы. А ночью Олю затошнило и пришлось выйти… Влад проснулся и вышел следом за ней. О том, про случилось дальше, Ольга никогда никому не рассказывала — захлестывал стыд, жгучий стыд перед мужем. А потом страх — боязнь того, что муж догадается…

Состав мерно выбивал дробь по рельсам. В купе, которое на ночь на всякий случай закрыли, стало очень душно. Влад — единственный, кто не спал, со своей верхней полки прекрасно видел Ольгу. Весь вечер он изображал, будто ничего не было и что он ничего не понял. Но слова старушки и реакция на них подруги до сих пор стояли перед глазами. Картинки из прошлого сменяли одна другую, как кадры диафильма: вот он придерживает Олю в тамбуре, та пьяно и призывно улыбается ему… он делает попытки отстраниться… Оля в полуспущенной ночной рубашке крепко прижимается к нему и впивается в губы…

Жена его друга — табу для него, но такая желанная. И Марик? Почему старушка сказала, что они похожи? Неужели…

Влад разглядывал Олю, которая во сне скинула с себя одеяло, и прокручивал в голове ТУ ночь. Влечение к чужой женщине, копившееся годами, подогреваемое эффектом запретного плода, переполняло его, как газы пробку в теплой бутылке шампанского. Его мысли и вид Олиной обнаженной ножки стали катализатором этой воображаемой бутылки, и газы искали выход.