- Случалось ли вам желать бесконечной дороги, поездки столь долгой, что теряет смысл сама цель путешествия?
- Никогда. - Тетушка поджала губы. - Что за глупости? Поездка лишь средство прибыть туда, куда следует.
- А мне случалось... - вздохнула девушка, прижавшись лбом к стеклу кареты.
Мимо, покачиваясь, проплывают пустые поля и золотые деревья. Они остаются, она уезжает.
Мерное покачивание на рессорах, сумрак уютного салона. Легкое оцепенение. Хорошо, что все это есть, и плохо, что скоро кончится. Как маленький слепой котенок забилась в уголок, и это - весь мир, и не хочет большего. Темно, тепло, тихо. Не нужно света и чужих людей, страшных, крикливых.
Каждый поворот колеса приближает неизбежное, с каждым ударом сердца она становится старше и ближе к концу.
- Вот бы не приехать никогда, - шепнула девушка.
- Госпожа, вы что-то сказали? - встрепенулась молоденькая горничная. Так и не дождавшись ответа, буркнула, - ужасная дорога. Скорей бы город.
Девушка глянула на нее с сочувствием. Они из разных миров, и не понять им друг друга. Закуталась плотнее в подбитый мехом плащ - зябко, - и вновь уткнулась в стекло, моля со всей страстью сердца, чтобы поездка длилась вечно.
Тихий стук колес, покачивание вагона, за окном с пожелтевшей занавеской унылый пейзаж. Проплывают одинокими колоннами столбы с российским флагом понизу. Тянет из-под окна холодом, от батареи у ног пышет жаром.
Полупустой вагон, лампы тускло горят через одну. Невнятное зудение старушек за спиной. Можно бы поспать, но тревога холодом - в сердце. Вязкая, непонятная, неизбывная. Ненавидишь время, которое тянется, и желаешь, чтобы тянулось вечно. Можешь так сидеть и год, и два, пытаясь разобраться в себе и в жизни, раз за разом возвращаясь на круги своя.
Страх цепляет запястья, и руки подрагивают, тяжелые. Заползает в грудь, наступает на горло.
- Не хочу, - шепчешь, - не хочу, не хочу!
Пальцы зарываются в волосы, сжимают голову, пытаясь выдавить лишние мысли.
Казалось бы - как легко потеряться, когда ты уже не "здесь" и еще не "там". В пути. Исчезни - и не найдут никогда. Как соблазнительно. И неосуществимо.
Закрываешь глаза, усмиряешь дыхание. Спать, спать. Темно, тепло, тихо. Спать...
Вагон неуловимо изменился. Все так же зудят старушки за спиной, наискосок напротив режется в карты компания студентов. Все так же. И все же изменилось что-то, но что - не понять.
Дожили, - подумала я. Слишком мнительной стала.
Развернулась, глянула назад между кресел. Милые бабульки - божьи одуванчики - моют кости родне, соседям и звездам.
- Извините, не скажете, который час?
Банальный вопрос, но хоть что-то, чтобы понять: с ума не сошла еще.
На меня они не отреагировали. Щебечут о своем. Может, глуховаты?
- Извините, - повторила я и тронула старушку за коленку.
Вернее, попыталась тронуть: рука прошла сквозь, не встречая препятствия. Я в испуге дернулась, вглядываясь в морщинистое лицо. Ничего. Будто и не трогала ее, а она не становилась прозрачной, будто... будто голограмма.
Собралась с духом, взобралась коленками на сиденье, руки запорхали, бороздя ногтями лица. Ха! С таким же успехом могла ловить воздух. Ни единого намека на физическое присутствие.
Бессильно рухнула на свое место.
- Бред. - И, чуть громче, - бред!
Что могло случиться, пока я спала? Может, я еще сплю? Как определить?
Ущипнула себя за руку - больно! Раскрыла книжку, прочла: "...несправедливо? Отчего же? Опять вы ошибаетесь, молодой человек..." Подумала: почему я это прочла? Еще раз решила, что все это бред. Завизжала на весь вагон, надеясь, что изменится хоть что-то: придет проводница и отругает за шум, компания прекратит играть в карты, старушки осудят взглядом. Проводница не пришла, остальные тоже не стали нормальными.
- Так, спокойно. Ты читала фантастику и фильмы смотрела. Не такой уж и бред, как оказывается. Это не они куда-то пропали, а ты. И видишь их потому, что хочешь видеть.
Взъерошила волосы, продолжая размышлять вслух - все равно слушать некому. Или есть?
- Глаза видят, руки не щупают... так-так-так... а если так...
Зажмурилась, убеждая себя, что милых старушек нет и не было. Не знаю, как они, но ровный гул вагона не стих. Открыла осторожно глаза, обернулась. Все так же. Судачат, чтоб их! Нахлынула злость, я полоснула рукой по лицам. Картинка дернулась, задрожала и свернулась, как в выключенном телевизоре.
Потрясенная, я уставилась на пустое кресло.
- Офигеть! Так, что дальше? - спросила у себя, пытаясь не забиться в истерике. - М-да, ситуация. В пору решить, что тронулась девочка. Ладненько. Попробуем фокус с остальными.
Методично обошла всех в вагоне.
Лица - усталые, веселые, грустные, злые, красивые и не очень, - оказались лишь воздухом, иллюзией, за которую цепляется разум, не желающий верить в сверхъестественное.
Осталась одна женщина. Сидит в конце вагона, у окна, пьет чай. Тихая, грустная, в наглухо застегнутой рубашке с белым кружевом на воротнике и манжетах, классической зеленой юбке до колен и туфлях-лодочках. Странным показалось: осень и - лодочки. Аккуратные, черные, тупоносые, с устойчивым каблуком. Подобные видела у бабушки, сейчас такие не выпускают, разве что стилизованные.