Поездка за троих

Поездка за троих

064. Поездка за троих

17.07.1992

Когда Сторожев летом 1992 года решил отправить меня в командировку на красноярский химико-металлургический завод, вдруг прибежал один из его лучших друзей, уже имевший какую-то свою фирму, и попросил Викторыча организовать всё так, как будто бы в командировку вместе со мной едут и его люди. Какие проблемы? Дядя Саша велел мне ехать туда и обратно на поезде, брать по три билета и отметить где-нибудь в Красноярске ещё два командировочных удостоверения. Мне дали соответствующую этим расходам сумму денег, и я, потратив один рабочий день в диких очередях железнодорожных касс, взял эти самые три билета и поехал.

На лето запускали маленькие, в 12 вагончиков, поезда, которые ходили из Красноярска по одним дням в Алматы, а по другим – в Бишкек, и мне даже удалось достать билеты на такой поезд из Алматы в купейный вагон. В те времена в первую очередь раскупались не плацкартные билеты, а купейные…

Мой поезд отправлялся утром. У меня оказался самый хвостовой вагон, все верхние багажные отсеки которого были заставлены ящиками с вишней и абрикосами. Я один занял со своими тремя билетами почти целое купе, но отдал два своих «лишних» билета проводнику, с условием, что он отстегнёт мне часть денег с «левых» пассажиров, которые окажутся на «моих» местах.

Мужик, получивший аж два лишних места, был безмерно счастлив, но совершенно искренняя радость его была очень недолгой: где-то через полтора часа, как мы отправились, прямо возле капчагайского автовокзала, в окно купе – как раз на мою полку! – прилетел такой огромный булыжник, что я потом удивился, как он не проломил стенку к соседям!

Впрочем, самым главным оказалось то, что меня-то самого в этот момент в купе не оказалось – покурить пошёл! Но с барышней, устроившейся на другой нижней полке с маленьким ребёнком, случилась такая истерика, что ей уже хотели вызвать на какой-нибудь следующей станции «скорую».

Но она потом всё же успокоилась, ей нашли место в другом купе, а я дальше поехал до самого Красноярска в гордом одиночестве. Окно теперь было вообще без стекла, и ласковый летний ветерок, гулявший по Великой Казахской Степи, стал насвистывать мне в ухо долгие рассказы о своих дальних странствиях…

Вскоре после Капчагая бригадир поезда включил нам радио. На его магнитофоне была одна-единственная кассета, начинавшаяся песней Чумакова:
              «Не обижай, жених, не обижай девчонку-малолетку!
              Девчонку несмышлёную, девчоночку-кокетку,
              Кроху безответную, ласточку рассветную…»

Поезд заполз на сарыозекскую гору, потом скатился по ущелью к Уштобе, где народ со всего поезда кинулся покупать разные фрукты. Когда тянувший нас симпатичный новенький жёлто-розовенький тепловозик марки «ТЭП-70» мазнул жирной чёрной кляксой выхлопа такое же жёлто-розовенькое вечернее небо, и начал оттаскивать наш поезд от фруктового базара на перроне этой станции, все рессоры нашего вагона всхлипнули так жалобно, что мне подумалось – а доедем ли мы вообще хотя бы до Матая…

«Не обижай, жених, не обижай девчонку-малолетку…»

Проводник открыл нараспашку хвостовую дверь в своём тамбуре, постелил там на пол несколько одеял, и под бесподобный вид двух, убегающих назад на фоне вечернего неба, блестящих ниточек рельс, подтянул к себе в компанию пару молоденьких и очаровательных пассажирок с третьего купе, и накрыл им дастархан со всякими фруктами и арбузами. А что – тоже классная закусь…

«Не обижай, жених, не обижай девчонку-малолетку…»

Песня кончилась где-то перед Матаем, когда уже окончательно стемнело. Проводник выдал мне целых три одеяла, в которые я немедленно завернулся – холодно стало! – и огромную тряпку, чтобы я мог вытирать в купе пыль, которой к вечеру набралось там прилично. Остановки пошли совсем редко, я ещё полночи любовался ярчайшими звёздами, повисшими над нашим поездом, и уснул только после Аягуза…

«Не обижай, жених, не обижай девчонку-малолетку…»

Утро началось со знакомой песни. Я выплёвывал в окошко шелуху с уштобинских семечек, а наш поезд докатил тем временем до Семипалатинска. Во время стоянки семья из соседнего купе стала выгуливать на перроне своего спаниеля, а один мужик из одиннадцатого вагона вытащил на свежий воздух огромного сиамского котяру, настолько красивого и вальяжного, что народ со всех четырёх купейных вагонов подтянулся полюбоваться на такое чудо.

Спаниельчик тем временем деловито обрызгал все наши колёса, но этого ему показалось мало, и он на всякий случай решил отметить и колёса одиннадцатого. Спокойно пройти мимо кошек у него, разумеется, не получалось, и тут бедному спаниелю улыбнулась злая звезда: едва он раскрыл пасть, чтобы тявкнуть на какого-то кота, который (наглость какая!) и не пытается никуда от него убегать, как котяра вцепился когтями ему прямо в морду. Над перроном абсолютно одновременно повис истеричный вой спаниельчика и хохот огромной толпы…

«Не обижай, жених, не обижай девчонку-малолетку…»

Дорога пошла совсем скучная и наш проводник вновь организовал глобальное лежбище в хвостовом тамбуре. А в Барнауле к нему вдруг подошёл какой-то железнодорожный начальник: «Так, мне сейчас доложили с поста безопасности, что у вас хвостовая дверь по дороге открыта?» Наш орёл немедленно проскочил внутрь вагона, и вскоре вынес обратно большой пакет с абрикосами. Ревизор, увидев фрукты, сразу же как-то подобрел, и очень по-дружески похлопал проводника по плечу, пожелав ему счастливого пути…