Погоня

Погоня

СТАНИСЛАВ МАЛОЗЁМОВ

ПОГОНЯ

Рассказ

- Деньги давай. Или прямо тут кончу тебя, сволочь! Ты, падла, мне все нервы сгубил за последние годы. И совесть свою закопал глубоко с краю кладбища. Гони три тысячи, тварь! - Жора Лихолет прижал к забору перед колхозной больницей Сергея Егоркина и с левой врезал ему по печени. В сентябре шестьдесят третьего на десятой минуте восьмого часа вечера было уже смурно, конечно, но свет дневной полностью не загас ещё. И то, что  Серёга скрючился и застонал от удара слышали и видели  человек пять минимально. Жители Владимировки  после уборки обычно расслаблялись и мотались по деревне то в гости к кому, то в кино или по трём сельповским магазинам.

- Георгий, я участковому скажу! - крикнула медсестра больничная Наталья. - Чего ж ты так лупцуешь его? Свой же человек. Только что зуб мы ему запломбировали. Теперь нам что - назад Серёгу забирать? Печень лечить?

- Охолони, Жора! - посоветовал, не приближаясь, моторист МТС Шутов. - Пришибёшь ведь напрочь. Кулаки, мать твою, как арбузы! Башкой шурупь, чего творишь!

Только скотница Блохина прошла  мимо, криво улыбаясь. Одно всего слово тихо сказала сама себе.

- Заработал.

Тут жена Егоркина принеслась, Надежда. Кто-то доложил ей про избиение.

 - Ну, Жоржик, ты  своей заднице уже, считай, подарил три года на нарах ёрзать. Это минимально. Пусти Серёгу. Чего надо тебе?

- Ещё вмазать? - прошипел Лихолет, не реагируя на жену Надю, и придавил Егоркина к забору плотнее.

- Ладно, - Серёга с натугой заглотил маленькую порцию воздуха. - Дома деньги.

И вереница односельчан из девяти человек медленно двинулась к избе Егоркиных. Впереди Жорик тащил за шиворот Серёгу, за ними семенила жена Надежда, а дальше гуськом плелись свидетели. Передние шли молча, а наблюдатели перебрасывались разными словами. Смысл был в них один.

- Жорка просто так драться не будет.

Зашли в хату.

- Под кроватью чемоданчик маленький, - показал пальцем Егоркин.

- Большой только не лапай, - прошипела Надежда, жена Серёгина. - Там Веркино приданное. У неё свадьба третьего октября. Маленький слева лежит, разбойник ты гадский. Сядешь всё равно.

 И она ушла на улицу с тетрадкой в одной руке и чернильницей, из которой торчала ручка, в другой. За воротами она собрала в кучу пятерых баб и мужиков, наблюдавших драку, на лавочке написала заявление в милицию и все они снизу расписались под словами «Свидетели преступления».

Жора открыл чемоданчик. В нём лежали отдельно трояки, пятёрки, десятки и четвертаки.

- Накопил, мля! - вздохнул Георгий Лихолет. - Сколько тут, чтобы мне зря время не тратить?

- Двенадцать тыщ, - отозвался Егоркин.

Жора отсчитал три тысячи, сунул их под майку, закрыл, толкнул чемоданчик обратно и пошел к двери.

- Рокфеллер, мля! - обозвал он на ходу Серёгу и хлопнул дверью. Домой не пошел. Зарулил к старшему брату Ивану. Выпили они по паре стаканов самогона и Жора всё  брательнику рассказал. Иван подошел к окну, задёрнул занавеску и сел на подоконник.

- Во как, - сказал он себе. - Так, значит. Хреново, братуха. Надька-то  его, Серёгина, дура отпетая. У неё пара извилин, мля, и то не в голове. Она тебя на зону сплавит и не охнет. Ты ж не мужика, ты её оскорбил. Деньги забрал. А у них она этим барахлом заведует и управляет.

- И что мне теперь, застрелиться из твоей «белки»? Сяду, значит сяду. Я же его натурально побил. И деньги - вот они. Отсижу. Мне сорок лет только. Двадцать пять отсидки не дадут. А годика три перекантуюсь и на зоне. Не сахарный.

- Не пойдёт, - строго сказал старший брат.- Ты ещё в СИЗО «тубик» подхватишь или ещё какую дрянь. И подохнешь из-за этого козла. Вот что я думаю. Тебе надо из деревни смыться однозначно. Не в Зарайск, а на Урал, в горы за Каменск-Уральским совхозом. Найдёшь в горах деревеньку глухую и торчи там пару лет. За это время мы с батяней нашим тут всё утрясём. Замнём, короче. Иди домой, бери минимум на прожитьё. Одёжки маленько тёплой прихвати да жратвы на неделю. Всё. Да! Сала килограмма два возьми. На нём одном можно месяц прожить.

 И ночью Жора поцеловал жену Валентину, отдал ей деньги, но себе десять рублей оставил, дочку Свету тоже поцеловал, обнял их, подержал возле тела пять минут и, не прощаясь, резко выскочил на улицу. Добрался за час до трассы, поймал попутку и переночевал в каком-то стогу на окраине посёлка. Ночью в горы лезть - глупость несуразная.

Утром жена Егоркина поехала в Зарайск и сдала заявление в канцелярию областного управления милиции.

- Смотрите мне! - сказала она дежурному ласково. - Чтобы быстро отловили разбойника. Не поймаете через неделю - в прокуратуру на вас накатаю письмишко. Она же вас, мусоров, не любит.

- За  «мусоров» я тебя саму закрою на пятнадцать суток. Это оскорбление законной власти, - ухмыльнулся дежурный майор. - Катись лучше, тётя. Я позавтракал сегодня отменно, потому добрый. Но, всё равно, хамство слушать - противится моя честь офицера. Иди домой. А мы своё дело знаем. Не убежит далеко.

На следующий лень заявление переправили в отдел уголовного розыска. Подполковник Баранов минут пять чесал затылок. Думал, кого подключить. Дело, простое с одной стороны, усложнялось тем, что подозреваемого сразу, по горячему, не взял участковый, и разбойник Лихолет наверняка успел «сделать ноги». А вот куда его унесло, не каждый оперативник вычислит. Нужен очень хитроумный, да чтобы интуиция у него как часы работала. А это или старлей Малович, или старлей Тихонов. Оба, блин загружены. По три дела тащит каждый. Потом он позвонил дежурному и приказал.

- Маловича ко мне через шесть секунд!

Александр Павлович влетел в кабинет как пуля в десятку мишени. Начальник даже причёску не успел поправить.

- Старший лейтенант Малович прибыл по вашему приказанию!