Пой, танцуй, рисуй

10. За право быть собой…

Я настолько увлеклась рисованием и своими переживаниями по поводу чувств, которые начала испытывать к Дэну, что не заметила, как наступил вечер. В результате я вернулась домой только к половине десятого.

В гостиной меня ждали разъяренные родители. Я поняла, в каком они настроении, как только увидела их лица.

- Привет, - поздоровалась я.

- Привет, - ответила мама, сидящая на краю дивана. Ее выпрямленная спина не сулит ничего хорошего.

Отец же сразу перешел к делу:

- Где ты гуляла так поздно?

- Я была у Антона, - честно и спокойно ответила я. Впервые я почувствовала в себе силу противостоять отцу.

- По-моему, ты должна была изучать алгебру!

- Я потратила на ее изучение все утро. Не могу же я круглосуточно заниматься только алгеброй.

- Можешь, если постараешься. С твоими оценками ты должна учиться все лето!

- Юра, не нервничай так, - вмешалась мама. – Не нужно перегибать палку.

- Это я перегибаю? А пять по алгебре – это не перегиб?

- У меня нет таких математических способностей, как у вас, - честно сказала я.

- Что ты такое говоришь? – поморщился отец. - Придется пробудить твои способности дополнительными занятиями.

- Нет, - четко произнесла я.

- Нет? – не поверил своим ушам отец.

- Я не хочу тратить все лето на алгебру. Мне это не интересно.

Мои родители опешили. А я продолжила:

- Я чувствую, что это не мое. Мне хочется рисовать.

- Рисовать, - сказал, словно выплюнул, отец. – Да кому сейчас нужны художники?

- Думаю, кому-то нужны.

- Думаешь? – воскликнул отец. – Да что ты можешь знать? Ты пока сама еще ничего не сделала! Ты не понимаешь, что значит зарабатывать на жизнь! Деньги не будут просто так вылетать из-под кисти! Мы содержим тебя, потому будем сами принимать решение. Ты продолжишь свои занятия по алгебре!

- Хорошо, - согласилась я. – Но и рисовать я продолжу.

- Рисование только мешает тебе! – возразил отец.

- Нет. Мне мешает алгебра. Но так как вы считаете, что я должна ее изучать, я буду заниматься. Но не в ущерб своему призванию.

- Призванию, - повторил отец, поморщившись, - не желаю об этом ничего слышать! Моя дочь не будет голодной художницей! Тебе нужна настоящая профессия! Все будет так, как я сказал! Увижу мольберт, сам выброшу его вместе с кистями и красками!

Я вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной. Никем не понятой. И безумно одинокой. А еще меня захлестнула волна ярости, и я закричала:

- Хорошо! Буду сидеть тут, как в тюрьме, и заниматься тем, что я ненавижу! Но когда закончу школу, устроюсь на работу и уеду подальше от вас! И тогда сама буду решать!

- Арина, - с сожалением произнесла мама.

- Не желаю больше говорить с вами! Если вы не хотите понять меня, не надо! – с этими словами я побежала в свою комнату.

- Ого, ты вчера здорово преуспела, - заметил Дэн, глядя на картину со своим изображением.

- Да, - кивнула я, глядя на его широкие плечи. Как бы мне сейчас хотелось спрятаться за ними от всего мира. В первую очередь, как ни странно, от родных людей. Ведь, наверное, обиднее всего, когда именно родные люди не понимают тебя. Я знаю, что они хотят как лучше, но при этом используют только свою шкалу «лучшего». Они не хотят увидеть, что я другая, и влечет меня иное. Хоть мы и самые родные люди на земле, но живем разными интересами, нас влекут разные вещи.

Вчерашний вечер и половину ночи я провела в слезах. В моей душе неистовствовала ярость. Мне казалось, что я ненавижу родителей. А теперь мне стыдно за свои мысли. В порыве гнева я часто думаю о том, о чем потом жалею.

- Что с тобой? – вдруг спросил Дэн, внимательно глядя на меня.

- Ничего. А что?

- Ты какая-то не такая.

- Не такая?

- Да. Не веселая. Не бойкая. И не говоришь мне гадостей.

- А обычно говорю?

- Еще как!

Мне стало жаль, что наши отношения с Дэном начались так, как начались. Жаль, что я вела себя, как истеричка и отнеслась к нему предвзято.

- Прости, - опустив голову, пробормотала я.

- Э, - он присел возле меня и взглянул в мои глаза. – Ты чего?

- Да так. Семейные проблемы.

- Вижу, с вдохновением у тебя не так хорошо, как вчера.