Пойдем, провожу тебя, бестолковка...

Пойдем, провожу тебя, бестолковка...

Славка уже подходил к дому Глеба, когда услышал  из сквера  гитарный  перебор и слова   знакомой  песни, в исполнении, которой и просил  Глеб его поднатаскать.

«В одном из замков короля, в саду прекрасной королевы

Придворный шут играл и пел, король любил его напевы

Вот королева говорит, исполни, шут, мне серенаду

А коль затронешь сердце мне, получишь поцелуй в награду

И шут гитару в руки взял, и понеслись его напевы».

  Глеб Славкин друг. Он живет с родителями. У них большая квартира в этом старом директорском доме. "Директорским» прозвали его давно.   Никто и не помнит, когда. Наверно еще в годы войны или после, когда его еще только построили пленные немцы. Только одно название и осталось от этой былой роскоши. Двухэтажный   с двумя подъездами желтый дом, стоящий на берегу реки, по сравнению с недавно построенной новенькой сверкающей балконами «хрущёвки» казался каким – то старым, не модным, несовременным.

 Такое впечатление создавала и полуоблезшая старая желтая краска, и отколовшиеся куски какой-то гипсовой лепнины по краям подъездов, изображавших, видимо, когда - то  колонны.

А директорским звали этот дом за то, что здесь в нем еще со времен войны, жили директора, главные инженеры, начальники  цехов, заводское начальство, одним словом.  Так эта кличка "директорский» и приклеилась к дому навечно. 

Славку всегда удивляли высокие под три метра потолки, огромные  коридоры,  большие  кухни.

- Просторные квартиры здесь, – подумалось ему, когда он брался за бронзовую старинную ручку  большой и тяжелой двери подъезда. – Конечно, не чета нынешним новостройкам со смежными комнатками, узенькими в метр шириной прихожими и кухнями в пять, а то  и   четыре квадратных метра.

 - Привет, - пожимает его  руку Глеб.

 Глеб служил за границей, в Чехословакии, и вся стена в его комнате у тахты была заклеена цветными фотографиями красивых актрис, певиц, известных гимнасток. На этом ярком и пестром фоне одиноко висела гитара, на которой Славка и натаскивает Глеба играть простые, но такие душевные, выбивающие слезу из девчоночьих глаз, дворовые песни.  Новенькая, купленная недавно Глебом с первой получки, гитара висела между  гравюрой кудрявого мужика с трубкой, в котором все-таки, если, конечно,  вглядеться, да вдуматься,  можно было  и узнать Сергея Есенина.

"Сам вырезал»! - хвастался Глеб. 

А вот висящий слева портрет Хемингуэя, просто он взял из журнала, да и в рамку под стекло. Красиво. И никаких сомнений.

  «Звени бубенчик, мой звени, гитара пой шута напевы» - затянул Глеб, неся чай в граненых стаканах, мелодично позвякивающих  в алюминиевых под бронзу подстаканниках. На тарелке лежали горячие дымящиеся пирожки с капустой, испеченные Лией Филипповной, улыбчивой и доброй мамой Глеба.

 Славка гитару уже настроил. А вот Глеб пока не умеет. Но мечтает. Конечно, играть как Славка, это недосягаемо, но вот одну -  две песни, запросто.

Вот и сегодня договорились потренироваться с аккордами.  Песню "Шут и королева", от которой почему - то Глеб без ума будут разбирать. Давно он приставал к Славке:

- Покажи аккорды, да покажи.

- Научим, - пообещал благодушный Славка, -тем более, что у песни твоей всего четыре аккорда. 

Вот и нашел Славка сегодня полчасика после работы.

 На работу, вообще-то, Глеб ходил пешком. Пять кварталов для бывшего солдата - пустяк. Еще свежи в памяти несколько утренних кругов по плацу мимо казарм, топот десятков сапог, веселые окрики замкомвзвода запыхавшимся новичкам.

 -Не отстаем, ребята, не отстаем.

 С удовольствием бы он сегодня пробежал эти привычные полтора — два километра по ставшему родным за два года службы плацу. Плац — это жизнь, и праздники, и присяга, и награды, и грохот марширующих колонн. Все здесь.

-  Да, - вздохнул Глеб, - Плац — это все.

 На очередной остановке заскрипели, открываясь, двери старенького автобуса. Толпа прижала его в самый угол. Какая - то девчонка, упираясь двумя руками в окно автобуса, с укоризной поглядывала на лежащую на ней толстенькую старушку с сумками и обиженно качала головой.

 - Хм - снисходительно улыбнулся Глеб, - прижали что-ли? Подвинься - ка.

 Теперь старушка уперлась в него. Девчонка с благодарностью посмотрела   снизу вверх.

 - Спасибо.