Полужелезный человек. Манора

Он стоял в тени и только слабое пламя алой круглой свечи оживляло его бледное лицо. Руки его были сложены крестом, точно он защищался от так и не поступивших возражений. Каждый из тринадцати присутствующих был согласен с докладчиком. Наступал вечер. Под высокими сводами совещательного зала голос его казался голосом из иного мира. Но возможно так оно и было. Ведь молодой советник Анмир и был человеком другого мира- тем, кто чудом или ошибкой природы родился здесь. Посланцем далекого прекрасного будущего, коим грезили убеленные сединой мужи.
Вдоль стен висели лозунги:”Принудительная вакцинация! Стерилизация уродов! Расселение индивидов и селекция!”. Стены и пол были выложены черным, гладким и блестящим как тонированное стекло покрытием, таким прочным, что небольшой планер мог бы преспокойно влететь сюда не поцарапав и не повредив ни одного сантиметра натертого до блеска пола. Но планер или любой другой ветроход сюда вряд ли бы залетел- окна были маленькими, и надобности в том не было никакой. Рассказчик был высок, светловолос и мрачен, если не сказать угрюм. То было нормальное его выражение лица и все уже давно к тому привыкли. Когда же шутил он, то черные как угольки большие глаза его чуть-чуть вспыхивали и губы складывались в мимолетную и совершенно недобрую улыбку. Он был меланхоличен, этот молодой советник, и виною тому были его врожденный дефект и собственные идеи, ставящие его из-за этого несущественного изъяна на одну нишу с теми, кого он в высокомерии своем считал лишь человеческим материалом. Конечно же, никто из присутствующих так не думал, а советник Анмир не допускал и мысли чтоб поделиться с кем-то своими горестными соображениями. Некоторые из его знакомых и служащих считали его нечеловеком и гением, некоторые- неисправимым трудоголиком и занудой, а больше половины советников, проголосовавших за него в этот день с искренней теплотой рассказывали об Анмире своим домочадцам. Одетый неизменно в черное, на каждом заседании он демонстрировал то новые разработки, то планы хорошо просчитанных и тщательно обдуманных проектов. Он был и стратегом, и движущей силой и разработчиком, хоть и не первым в Крае. Выдвинутая им на рассмотрение тема некоторых сперва повергла в шок. Но в процессе обсуждения, подкрепленная многочисленными материалами, многим показалась вполне разумной. И ему разрешили попробовать, приготовив напоследок очень приятный сюрприз.
-Именно поэтому, я настаиваю на селекции. Любовь? Господа, вы видели любовь? Что это? Это что-то осязаемое? Материальное? Ее можно зафиксировать? Она передается воздушно-капельным путем? Или быть может половым? Второе кажется мне вероятным. Тем не менее, никто из моих подопечных не смог обнаружить у инфицированных бактерию так называемой болезни любви. Ее вроде бы нет. Но все мы неоднократно видели мутантов и уродов, жертв этой так называемой любви. Заслуживают ли они тех мучений, тех страданий, на которые их обрекли, родив, движимые этой якобы любовью мужчины и женщины? Так почему же во имя этой любви ни один не желает воспитывать своих детей? Их кидают под забор, отдают государству, полагая что мы можем преспокойно заниматься их уничтожением и лечением? Помочь, скажем, одноногому разумеется дешевле. Но большинство младенцев, рожденных в результате так называемой любви(а по мне так просто случайной вязки) имеют более страшные дефекты или безобразия.-Советник Анмир включил диаскоп.
-Перед вами некоторые опытные образцы из моей личной коллекции. Сросшиеся близнецы трех лет и семи месяцев от роду. Они вполне здоровы и хорошо растут. Абсолютно обычные дети. За исключением, конечно, их общих конечностей. В следующем году мы с профессором Анторой попробуем аккуратно разделить их. Или вот, особенная пара- пятимесячные девочки, сросшиеся головами. Были разделены на прошлой неделе, отданы биологическим родителям, но находятся под присмотром врача главного госпиталя. Но это все лучшие и простейшие. Сиамские близнецы не редкость за эту пятилетку. Обратите особое внимание на следующие фотографии. Это- двуликий янус, мать которого подарила парня обществу едва достигнув пятнадцати, и не брезговала наркотиками между прочим. Она сдала сынишку в детский приемник и не пожелала назвать собственное имя. Камеры записали ее и теперь лицо безответственной мамаши транслируется по главному телеканалу.- Анмир щелкнул переключателем и перед присутствующими появился столь унылый снимок, что кто-то даже вздохнул в самом конце стола.-Этому синенькому красавчику тоже посчастливилось быть плодом так называемой любви. Однако отец его страдал пороком сердца, плюс алкоголизм. Мать вполне обычна. Но их ребенок, как мы видим, не имеет кистей рук. Это врожденный дефект. Родители обратились в Центр изучения наследственных болезней, дабы им подобрали соответствующий протез. Однако в процессе разговора они согласились отдать малыша на изучение. А это,- и он даже улыбнулся от гордости.-жемчужина моей коллекции. Человекоящер. Заспиртованный человеческий плод, восьмимесячный недоносок. Извлечен врачами главной городской больницы из тела какой-то пришлой проститутки и наркоманки с многолетним стажем. Если вам плохо видно, то можете подойти поближе. Как видите, у него развились две пары глаз, вторая на лбу. Обеими он великолепно видел. Отросток этот сходен с хвостом. Восемь пар ребер и зачаточный мозг. На спине его что-то похожее на круглые чешуйки, количеством семьдесят пять штук и по составу напоминают человеческий ноготь. Реагировал на свет и боль. Прожил в спецрастворе неделю. Халатность обслуживающего персонала убила младенчика. Хотелось бы вам, чтоб ваш ребенок привел домой такого друга?- и Анмир усмехнулся собственной шутке.- Это, само собой, не все. Эти и другие человеческие образцы можно увидеть на открытом доступе в зоне сорок пять в лаборатории семнадцать. Конечно же, вы как люди имеющие огромный жизненный и научный опыт, согласитесь со мной, что появление в нашем мире таких вот печальных последствий совершенно недопустимо. В современном мире, когда наука семимильными шагами движется к открытию тайны головного мозга, когда о вреде синтетики ежевечерне говорят на обоих телеканалах и вакцины против фатальных болезней теперь распространяются в любой больнице, находятся еще те, кто не думает о будущих поколениях. Те, кто тратят свою жизнь, не задумываясь о последствиях, при этом еще имея бесстыдство прибавлять неприятностей другим.
Советник Нарамин- высокий, совершенно седой и бородатый старец восьмидесяти лет- встал и кашляя(у него была неизлечимая болезнь горла и никотиновая зависимость), проговорил:
-Советник Анмир, ваш блестящий доклад убедил нас. Ваше место отныне никто не будет оспаривать. Более того, вы будете правителем Маноры. На один год. И если результаты окажутся столь же прекрасны, как и ваша речь, вы сможете управлять краем наравне со всеми нами. Вы понимаете степень ответственности? Вы согласны с назначением?
Анмир кивнул. Ни один мускул его лица не дрогнул.
-Манора- идеальный город. Процент преступности здесь все уменьшается с каждым годом по сравнению с Энидадом и Версой. Мы желаем видеть вас и дальше среди нас. Приведите в жизнь ваш блестящий дорожный проект и не обманите наше доверие.- присоединился к председателю советник Эльдж, симпатизирующий конструктору.
-Благодарю за доверие.– скромно склонив голову сказал Анмир.
Выходя, он вытер ладонью лоб. Все получилось. Хотя он и сомневался в назначении, ему очень хотелось получить этот ответственный пост. Он был всего лишь ученым- амбициозным, дальновидным и прогрессивным. Все его заслуги регулярно вознаграждались, и власть его была ограничена лишь территорией Седьмого Края. Он мог сам выбирать опытный материал, мог даже выписывать его из других частей света и распоряжаться им по своему усмотрению, вплоть до уничтожения. С его мнением считались академики прочих краев. Его называли будущим науки и ангелом в черном. Ангелом он действительно был, но только для тех безобразных существ, коим суждено было оказаться в его лаборатории и быть признанными негодными для дальнейших тестов. Ангелом смерти. Умерщвлять полулюдей было ему нетрудно, и даже кое-где приятно. Особенно если это были неизличимые, спятившие или генные уроды вроде тех, что стояли на полочках в его кладовых. Преступников- серийных убийц, насильников и прочий сброд, что попадал в его царство стали и стекла- молодой ученый подвергал воздействию электрошока, тестовых вакцин и наркотиков и наблюдал за ними, описывая эксперименты с точностью до минуты, а когда продолжать опыты с ними было уже невозможно, разбирал на биологический материал, что отправлялся потом в наполненных льдом сине-серых контейнерах с маркировкой- буквой “А” в главный госпиталь Маноры. Кроме того он предпочитал самостоятельно проектировать и собирать до винтика механические органы. В лицо его знали немногие, в основном лишь его подчиненные, советники и друзья по переписке. На двадцать шестом году его приняли в члены совета Края, удостоив таким образом высшей награды, что может получить биолог и врач. Он был самым молодым среди этих вершителей человеческих судьб и несомненно самым одаренным.
Вполне вероятно, что решающую роль в выборе нового мэра сыграли его цинизм и неподкупность. Рано или поздно кого-то назначили бы вместо помешавшегося Салливана. Так пусть же это будет он. Далеко не самый плохой стратег и совсем не гедонист. А о его безукоризненном плане перестройки четырех артерий- главных дорог Маноры- известно половине советников. Ему дали новую возможность проявить себя. Значит он нужен и ценим. Анмир потер руки. Волнение и радость не проходили. Как хорошо все-таки, что выбрали его. Он разберется с повстанцами и сделает наконец из Маноры совершенный город Земли. Эта новая должность наилучшим образом скажется на его доходах, что в современном мире имеет не последнее значение. А потом приступит к воплощению своей юношеской мечты. Он шел по длинному коридору. Что-то чапало позади. Анмир оглянулся, дивясь что же это такое может быть. Следом, шлепая резиновыми ступнями, шагал робот-секретарь. Всего лишь шесть тысяч микросхем, девяносто три диода, пять сапфировых лазеров, центнер хромосплава и семь тысяч проводов-нервов. Машина, преданная ему до последней лампочки. Одно из сотни его шуточных творений на досуге.
Вечер заглянул в высокие, во все стены окна, и грустной чернотой повис на непробиваемых стеклах. Анмир вздохнул. Вот сейчас он выйдет в дождь и все произойдет как обычно. Возвращение домой, что займет двадцать минут. Мимо всей этой странной неостанавливающейся шумной жизни, мимо горящей вечерними огнями величественной Маноры, мимо простоты и понятности пятнадцати с чем-то тысяч смертных душ. Седьмая трасса, пятый поворот, четвертый километр, после которого начнется первый пропускной пункт- члены совета хорошо охраняются, а уж светило кибертроники и биологии особенно. Въезд за въездом, шлагбаум за шлагбаумом- это парадный вход. О существовании черного никто не знает. И перед ним предстанет пустой огромный дом. Никто не встретит его, разве что робот-эконом поторопится закончить уборку и в последний момент поскользнется на какой-нибудь ерундовине. Старичок стал совершенно рассеянным. Научился каким-то образом читать. У него даже появилось свое мнение. От нечего делать он вяжет крючком, вскрывает письма и проверяет счета хозяина. И еще зачастил к нему с какими-то глупостями, жалуясь что после каждого подсчета столового серебра становится все меньше и меньше, а никому не нужные скатерти проели голодные мыши. И он, любимый и безответственный хозяин, должен обратить внимание, что в кладовой сигнализации нет, а значит скоро не останется ни одной даже самой поганенькой чайной ложечки. И когда обруганный Анмиром робот-эконом тяжко проскрипит, изображая вздох, то непременно заденет дверь тяжелым ящиком со столовыми приборами, который он, как уже повелось, унесет в свою каморку, сторожить от несуществующих воров.
И повсюду будет темно, и только алые вечерние огни пьянящей как власть Маноры засияют перед его зимними глазами. Ему опять покажется, что не хватает воздуха. Ветер завоет в неплотно прикрытых ставнях. Он откроет окно, оборачиваясь на скрип половиц под собственными же ногами. Вечерняя горечь и одинокая темнота подкрадутся сзади и обнимут, перетащив в душную бессонную ночь Маноры, залезут в бьющееся сердце и вывернут негасимой болью. Он будет лежать в густой темноте, периодически глотая бесполезные таблетки от мигрени, потея под тонким одеялом и ворочаясь с боку на бок, а с восходом солнца примет ледяную ванну, смажет масляным раствором руку и под мерный стук оживающих датчиков криокамер войдет в лаборатории, полуподземные бункера, смежные с нелюбимым домом, где в легкой прохладе забудет о себе. И так он будет жить последующие несколько дней, пока приказ о подтверждении с его именем, красиво выписанным старым каллиграфическим шрифтом, спущенный сверху и одобренный Хранителем, не опустится в почтовый ящик главы совета четырнадцати. Но и там, проходя через какие-то непостижимые процедуры и бюрократические проволочки, он задержится до начала зимы. А зимою Анмир и получит этот самый дорогой подарок на день рождения. Но на год всего лишь. Он вздохнул, крутя белую как мел прядь. Год это ведь по сути триста шестьдесят пять дней. Это очень много дней. И кто знает, вдруг с некоторыми из его коллег что-нибудь случится? Ничего страшного, так, обыкновенный сердечный приступ. Сердечный приступ это прозрачно-желтая как искусственный янтарь жидкость в стеклянном шприце, что хранится в восьмой лаборатории, в холодильной камере номер два, на третьей полке, за коробками с запасными ушами, замороженными в кубиках чистейшего сухого льда и обещанными первой городской больнице.
Анмир любил точность и порядок во всем и прекрасно помнил, где у него что лежит. Так же он любил когда его считали правым. А у кого-то, кто посчитал его бессердечным мизантропом, машиной и маньяком, анонимно проголосовал против его старого дорожного проекта за четыре года до этого чудесного дня и благополучно забыл обо всем этом, аплодируя ему, совсем плохая наследственность. Вот только советник Анмир не забыл ничего- такова уж его наследственность.
Домой. Работать. Или до рассвета под бледно-розовой лампой проверять чертежи, или искать что бы перечитать в старой давно выученной библиотеке. Нет, не сегодня. Хватит издеваться над собой. Пора и отдохнуть наконец, не вечно же ему считать, изобретать и планировать? Он человек все-таки, хоть и упрямо отрицал это с того дня, как услышал первое обидное слово от сверстников. То было много-много лет назад, в приюте куда его подкинула какая-то подлая неизвестная женщина, имевшая сомнительное счастье быть ему биологической матерью. А теперь он могущественен. И те, кто смеялись над ним, испуганно молчат, узнавая. Или делают вид что не узнают и подобострастно кланяются ему. И он, жалеючи, совсем не “узнает” их, лишь окидывая презрительно-строгим взглядом будущего бога. Вот так справедливость торжествует. У него никогда не было друзей. Зачем? Чтоб выпытывали секреты и кормились с его работ? Свита поющих мадригалы не ходила за ним- он был резок в словах и не понимал, зачем ему любезничать с нулями. Он жил изобретениями и мечтами, хоть и ласкали его слух заслуженные похвалы и благодарности.
Нашел в кармане таблетки от головной боли и запасные ключи от аэрокара и быстро вышел прочь. За окном луны медленно и неотвратимо превращались в дождь. Темь заскреблась под желудком, там, где он на прошлой неделе обнаружил неожиданный источник незнакомой допрежде боли, мало сходной с физической. Проверив свой организм всеми доступными средствами, он так и не нашел болячки. Призывно горящие огни Маноры зажгли в его сердце надежду и он вспомнил, как катался в городе вчера, любуясь уличными цветами под стеклянными крышами теплиц. Город, где сны становятся явью и любое, даже самое извращенное человеческое желание облекается плотью. Нужно только знать имена и пароли, и тогда прекрасный и чистый город приоткроет свое порочное нутро. Хрустально-белый фасад, долгие стены и яркие огни замысловатых фонарей. В некоторых его частях светло почти как днем, а в некоторых, где жизнь попроще, есть и закоулки, и тупики.
Он вывернул на четвертую линию, самую странную- тут всегда трескался асфальт. Это было словно проклятье какое-то, каждую весну одно и тоже- асфальт разрушался, его счищали, заменяли новым, покрывали закрепителем, проходил год…
Анмир свернул на втором повороте, раздумывая оставить ли аэрокар на подземной стоянке и не пройтись ли пешком- воздух был свеж. Удивился этой идее. Как могло ему прийти такое в голову- разгуливать пешком по улицам Маноры? Чтоб привлечь излишнее внимание? Он был уверен- его здесь мало кто знает в лицо. Не всех членов совета знали. Но его одежда, его внешний вид несомненно вызовут ненужное любопытство. Дождь то кончался, то плакал опять. Зонта с собою конечно же не было. Он сбавил скорость, подтянул перчатки, взглянул на себя в зеркало. “Ты, друг, давай завязывай хандрить.”- с укором сказал он себе. Вот она, непредсказуемая человеческая натура. Казалось бы, знаешь себя столько лет, думаешь выучил себя, ан нет. Хочется еще чего-то, чего-нибудь нового и необъяснимого. Как осенний дождь. Порой ему даже хотелось погулять под дождем, без зонтика, как в детстве. Идея была глупа и опасна: в соседнем Крае случилась авария на нефтеперегоняющей станции, в речку стекало все, что только могло вытечь, испарялось и с небес лилась теперь всякая дрянь, а рисковать своими светлыми волосами- предметом особой гордости- он не желал.
Заметив два ряда перегоревших фонарей на трассе, Анмир сделал в бортовом компьютере заметку- написать Эльджу, пусть отправит ремонтников. В другой день плевать б он хотел на эти фонари, ну поцелуются два аэрокара(ишь, разгонялись чертовы аристократы), ну погибнет парочка лихачей, глядишь и сэкономят люди на электричестве, и дураков меньше станет. Но теперь это был его город.
Проехал мимо памятника Хрустальному столетию. Лысый, бесполый и совершенно голый человек на черном постаменте. В левой руке, поднятой к солнцу, на квадратной ладони блестел граненый хрустальный шар. То был памятник веку неограниченных возможностей и силы человеческой мысли. Шар в руке нагого гиганта символизировал разбитую на округа, поделенную на края планету. Но Хрустальный век подходил к концу. Если б советника Анмира спросили, что последует за ним, то он с уверенностью ответил бы- Золотой век. Век всемогущей науки, век новых открытий и стремительного объединения всех частей Земли. Его, великого Анмира, время.
***
День неуклонно превращался в вечер. Стыли роботы-модели в витринах вечерних магазинов, неторопливо поворачивая и грациозно поводя руками блестели искусственным шелком и россыпью старых самоцветов. Застывали фарфором хорошенькие продавщицы, вышедшие подышать и тайком от директора предаться постыдной привычке- курению. Трепыхались деревья, упираясь ветками в уродливые серые, оклееные каким-то бумажным лоскутьем стены, пытаясь пробиться на волю, вон из своих железных тюрем- кадок, где их корням уже тесно. Стены и дороги были кругом, но иногда еще встречались кусочки земли- огороженные, покрытые стеклянными колпаками клумбочки и клумбы. Наступал еще один вечер.
Неразборчивое, какое-то замазанное и безликое лицо взирало на окружающую выверенную красоту с черно-белых плакатов. Люди содрали все листки новостей, все объявления о концертах, некоторые даже попытались снять со стен то, что никому вроде бы и не нужно- портрет бывшего главы Совета четырнадцати и мэра-неудачника, пьяницы и весельчака, помешавшегося от любви к малолетнему племяннику и удачно скрывавшего свою постыдную страсть несколько лет. Всегда облаченный в металлические доспехи полустарик и получеловек, он не занимал своего поста, и о нем уже начали сочинять анекдоты один похабней другого. Люди с нетерпением ждали, кто же будет теперь управлять Манорой и о ком теперь можно будет почесать языком. А ей, девушке полных семнадцати и неполных восемнадцати лет, было как всегда наплевать на политику. Сменят кнут на веревку, и ладно. Лишь бы всегда дождь и вечер.
-Вейста! Прости меня!- прокричал кто-то. Кто-то проскочил мимо, задев ее плечом и она едва удержалась чтоб не выругаться. Она просто шла и шла, и шла себе вперед. В такой вечер тяжело на душе, особенно одному. В такой вечер в лужах отражаются желтые огни, а палые листья клена скользки и похожи на брошенные тряпочки. Сквозь слезы свет такой размытый и горячий, как маленькое ночное солнце под каждым стеклянным колпаком. Ей очень хотелось хотя бы вислоухого щенка. Но тетя не знала, где его раздобыть. У соседей, например, был еж. Не стародавний конечно же, а так, новая мутация- холодный и складчатый абсолютно голый мешок жира и костей с длинным, увенчанным кожаным шариком носом. И совсем без иголок. У подруги вон ярко-лиловый голубь срал на верхнем этаже и бился в чердачное окно. А ей так хотелось выгуливать и воспитывать щенка. Пускай тоже селекционного, совсем короткохвостого и с маленькими не острыми зубами. Из тех, что давно позабыли как лаять и умеют лишь приносить хозяину тапочки, да тихо спать в ногах. Такой симпатичный живой придаток для одинокого сердца.
Чей-то черный аэрокар вдруг с шумом приземлился прямо в конце пешеходных полос. В этой части Маноры запрещено было подниматься в воздух более чем на два дюйма от земли. Нарушение правила фиксировалось электронным постовым. Номер записывался автоматически и хулигану присылалась повестка в управление по транспорту вместе с квитанцией штрафа.
Восемь фосфоресцирующих отметин обозначили право ходящего по земле останавливаться на этом отрезке дороги. Это не было грубым нарушением правил- горел зеленый свет.
Но она перестала удивляться таким делам. Только подумала с презрением:”Какая зараза!” и тотчас выбросила из головы. Вечером все не так как утром, с этим можно смириться, этим можно даже наслаждаться. А утром всегда холодно. Теперь еще и мокро. Все же лучше, когда не хочется спать и когда вода попадает в ботинки. И ты идешь по дороге и хлюпаешь, хлюпаешь без конца. И горький вечер так незаметно переходит в ночь. В такие вечера хорошо быть не дома. Главное в такие вечера не сидеть в тепле и не смотреть как полуживой город, темнеющий, мигающий оранжевыми огнями медленно превращается в единое бурчащее чудовище, как шумят ночные фабрики и суетятся последние автобусы. А ты- озябший, усталый, и от всего этого чуточку счастливый, оттого что ты существуешь. И не принадлежишь этому чудищу, городу городов, серой сталебетонной стеклянной Маноре с глазами цвета повялых апельсинов. Маноре- городу всеобщего одноликого счастья и якобы процветания. И ты против всего города, хоть и говорят что в такие темные минуты ты с ним наедине. Это как нежеланная свиданка с неприятным, но неизбежным типом- и хочется смотаться, и некуда.
И так хочется купить щенка. Где же купить щенка? Возможно через год, когда выпустится из школы. И пойдет работать. Там, где есть деньги, всегда найдется допрежде закрытая дверца. И она откроется, и чьи-нибудь руки подадут ей щенка. Какого-нибудь покрытого канареечным пухом спаниеля, пахнущего, как тетя болтает, молоком или даже зефиром. И они, двое таких самых умных и яростно-красивых, будут ходить по этим улицам, смеясь и в дождь, и на рассвете. А она пробудит в нем зов гордых предков, возможно даже волчьих, и его сказочный яркий голос будет раздаваться повсюду, где пойдут они вдвоем.
Какой-то аэрокар мягко прошуршал посадочными подушками и поплыл в нескольких шагах от нее. Тащился по земле как древняя машина.
-Что ты гуляешь в плохую погоду?- раздался голос. Анни скосила глаза- человек в аэрокаре обращался именно к ней. Это было что-то новое. Никто прежде не останавливал ее.
-Плохой погоды не бывает.- ответила она и отвернувшись прибавила шагу. Ей было нанесено оскорбление- почувствовала она. “Ездят тут всякие, мешают думать, вообще стыд потеряли.”
Анни шла быстро, слушая как в лужах чапают воздушные колеса и гудит мотор. Аэрокар двинулся-таки за ней. Незнакомца не испугал старый асфальт.
-Да стой ты! Чего боишься?- сказал человек. Голос был сильный, благозвучный и мягкий.
-Ничего не боюсь, просто не люблю, когда меня отвлекают.- ответила она. Ей действительно было нечего бояться. О маньяках-убийцах теперь могли не думать- въезд каждого в Край строго фиксируется, приезжие проверяются. Собственных маньяков пересажали.
-Не люблю.- протянул он.-Надо ж какая.- в его голосе сквозило разочарование.
-Не нравится, не заговаривай!- рассвирипела Анни. Ее ужасно рассердил прилипчивый незнакомец. Она не заметила, как остановилась, аэрокар тормознул тоже. И тут, под столбовым светом ночного фонаря Анни разглядела кое-как своего преследователя. Обычный, как все люди. Назойливый конечно. Просто парень. Темные блестящие глаза, хитрая улыбка, прямой нос. Одет в черное. Он ей совсем не понравился. Человек. Могут ли ей нравиться человеки? Люди Маноры, сыны чудовища. Ледоглазые горожане с какими-то невразумительными речами и плоскими цифрами в голове, копошащиеся день ото дня, снующие туда-сюда от дома до своих работ, занятые устройством якобы какой-то гармонии, псевдокрасивой кукольности, люди, живущие по линиям и имевшие бессовестный страх забыть, что в природе все непропорционально и неоднородно. Люди, убивающие природу, имеющие наглость корректировать природу и учить ее, Анни Реос, жизни.
-Может, нравится!- ответил упрямый незнакомец. И открыл дверцу аэрокара.-Залезай, до дома подброшу.
-Не хочу.
-Ноги наверняка мокрые.- с жалостью сказал он.-Или тебе просто идти некуда?
-Тебе что за печаль? Может, я из принципа пешкарем хожу.
-Глупенькая. Тебе добро, а ты…- сказал незнакомец. Но лишь на несколько секунд лицо его погасло, а затем вспыхнуло вдруг таинственным огнем, и обозначило лукавство. Глаза у него были отвратительно темными, какого именно цвета было неясно- возможно карего, а может быть и темно-зеленого. Анни всегда нравились голубые, или серые, как у нее.
-Маньяк!- проворчала Анни, но с места не двинулась. Уж очень было интересно, что дальше будет.
-Маньяков нет.- наставительно сказал незнакомец.-Глава совета очистил город от преступности.
-Да плевала я на твоего главу!- ответила Анни и, круто развернувшись, побежала через улицу, в сторону коммерческих многоквартирных домов. В середине дороги, там где нужно было пройти через парк, аэрокар появился снова. И преградил ей дорогу. Она взмахнула руками, закрываясь от света- настойчивый преследователь включил нижние ярко-синие фары. Сверкнула гладкая чернь краски и посеребренные дворники. “Какой пафос. Дорогой и вместе с тем вульгарный.”- подумала Анни. О богачах она думала с легким презрением- но все же не настолько, чтоб не хотеть самой стать чуточку состоятельней. Анни обежала незнакомца и направилась обычным маршрутом. Следом за нею неотступно шуршал колесами темный аэрокар.
-Ну так сядешь? Или будешь ругаться?- сказал незнакомец. Дождь становился сильнее. Городская сильфида меж тем сбавила шаг- хороший знак. Анни уже побоялась, что ее силой затащат внутрь. Но судя по всему навязчивый незнакомец и не думал затаскивать ее туда. Она остановилась, спрятала покрасневшие от холода руки в карманы короткой курточки. Он просто ждал, смотря на нее так прямо и пристально, точно не разглядывал ее ноги и сиськи, как все другие парни, но словно бы изучал и оценивал ее недостатки и возможности. Это было неожиданно, необычно и даже в какие-то миги(Анни сама себе удивилась) интересно. Словно бы незнакомец не пялился на ее фигуру, пытаясь угадать что там под одеждой, а пробовал предугадать ее следующие шаги. Пока он ждал, открыв дверь, Анни оценивала его. Ожидание это и переглядывание длилось несколько минут. Наконец Анни сдалась. Ей пришла в голову предосудительная мысль- посмотреть, как же там внутри, в скорее всего набитом самой современной электроникой салоне. И в отместку за такое она незаметно и больно прикусила себе губу.
-Идет!- проворчала Анни.-Имей в виду- я громко ору и кусаюсь. И щипаюсь больно.
-Чудесненько.- сказал незнакомец с улыбкой. Анни отметила- улыбка у него была что надо.
Сорока минутами погодя он высадил ее прямо у двери. Мог бы пораньше, но она все хитрила, не желая называть свой адрес и выбираться из теплого места. Да и система управления машиной оказалась интересной и незнакомой. Дядюшка чинил аэрокары и Анни были любопытны некоторые технические новинки. Незнакомец, похоже, и сам не торопился заканчивать этот вечер. Рука его, левая, покоящаяся на руле, была в плотно облегающей перчатке из черной замши. На второй, красивой и белой, покрытой вязью голубоватых вен и мелкими шрамами, блестело кольцо с квадратным черным камнем.
-Благодарю.- мрачно сказала она.-Я сойду, если позволите.
-Это?- сказал он с усмешкой. Домишко оказался как и сотня ему подобных- обычный, более чем скромный и однотипный. Вот только на серо-зеленой крыше какая-то страшная куча переплетеных кружком веток. Зачем? Ответ бы не пришел ему в голову никогда. А это было самое обычное гнездо аиста. Вот только аисты, вымершие сто с чем-то лет назад, не желали появляться на крыше маленького дома. Но Анни с этим никак смиряться не хотела, потому и сплела гнездо, иногда залезая наверх и проверяя, не завелся ли там кто-нибудь. Но там, к ее огорчению, не завелся даже обычный мусорный воробей- дикое кислотно-зеленое и грязно-бурое через пень-колоду летающее или вернее, парящее и прыгающее создание, что обитает на каждой нечистой помойке.
-Завтра снова приеду.-ответил на прощание незнакомец и завел двигатель. Аэрокар фыркнул как высокомерное избалованное детище и пустил воду из-под мягких колес.
-Вот еще! Буду ждать, не нарадуюсь!- крикнула Анни ему вослед. Но гнев ее исчез куда-то вместе с темноглазым незнакомцем. Это было приключение, не особо запоминающееся, но все же приключение. А то что это оказался не маньяк, ее даже удивило.
Кого-кого, а маньяков Анни точно не боялась. Какие-то они совсем не страшные остались, эти маньяки, что по всему городу в том году шатались. Бывало, выскочит перед тобой кто-то. И раскроет одним движением плащ, а под плащом… а ничего примечательного под ним не будет: вспухший огурец, заросшие сливы. Тебе-то никак, а мужичку в радость- трясун он и на том краю земли трясун. Смех с ними, с маньяками, да и только. Ну остановит тебя кто-нибудь суходрочник, ну затащит в неосвещенный тупичок, ну всунет в руки свою колотушку и чего, кричать будешь? Так это же глупо.
***
Теплом дома повеяло на нее. Анни переступила порог, сняла куртку и кое-как повесила. Вечер был бесповоротно испорчен. Отдохнуть и поразмыслить о своем месте в этом мире ей не удалось. Хотя она давно знала, что со своими мыслями в этот мир не вписывается. На кухне горел свет.
-Ну и кто этот парень?- спросила, разливая чай тетя.
-Парень? Если это и парень, то явно перезрелый.- сказала со злостью Анни. Переступила порог, пнула низенькую табуретку.
-Тебе-то женихов перебирать грех! Всех согнала!- жаловалась тетя. Удачно пристроить замуж привередливую мечтательную Анни было ее главной заботой. Тетя боялась, что слишком смелая на слова и поступки девушка так и не найдет своего счастья.
-Тоже мне женихи. Срамота, а не женихи.- сказала Анни. Для нее счастье заключалось в свободе и ни в чем ином. Она боялась представить, что кто-нибудь глупый, наглый и надоедливый запряжет ее в кабалу быта. И нескончаемый круг: работа- плита- работа, сгубит ее молодую жизнь.
-А новый знакомый?
-Мне таких знакомых не надо. И вообще,- сказала Анни, пригубив чуть-чуть горячего напитка.-Старых не люблю. Тьфу гадость! Опять эта химия? Что, обычного чаю не купить уже?
-А сколько ему?- настаивала тетя.
-Может сорок, может тридцать. Или меньше. Я в таких вещах не разбираюсь.- пожала она плечами. Разбираться-то она разбиралась не хуже доброй и ограниченной тети, но надо ж было напомнить еще раз о своей индивидуальности, и праве быть не как все.
-А надо б разбираться уже.
Анни фыркнула в разрисованную ромбами и звездами лиловую кружку. Чайные брызги полетели во все стороны. Анни вытерла лицо, размазав помаду.
-Купился на мои косточки.- и со смехом потерла круглые коленки.-У меня везде одни кости.
-Хватит дурить-то. Судьба решается.- проворчала тетя.
-Вот видишь, а ты говорила- не носи коротких юбок…
Тетка лишь плечами пожала. Молодежь она в любое время молодежь- непослушная, растрепанная и дикая. Анни Реос не была в этом исключением- так думала добрая тетушка, и была бы очень удивлена, узнай что за мысли бегут сейчас в голове ее миловидной племянницы. А мысли были вовсе не о незнакомце в черном аэрокаре. Анни действительно была не как все простые и, несомненно, добропорядочные девушки города. Последние месяцы она мечтала уехать, сбежать из города, затеряться в других, менее благоустроенных городах, посмотреть мир и выучиться чему-нибудь.
Небо было хрупким как льдинка, солнце светило ярко. Была самая обычная осень. Анни осенью родилась, но чувствовала себя в это время года грустней чем обычно. Лето ей нравилось больше- тепло, да и солнечный день такой длинный. Особенно радовало, что можно носить короткие юбки и не бояться заболеть. Ноги у нее были что надо- длинные, и не толстые совсем. Потому-то и оборачивались на нее все, кому нечем заняться. И льстило и раздражало конечно. Ей хотелось, чтоб посмотрел только один- кто-нибудь особенный, сильный, красивый, умный, мужественный и незнакомый, а не последний придурок с соседней улицы. А старых козлов ей не надо, даже с большой доплатой. Старые они не особенные нисколечко- просто старые козлы. Даже если они из себя что-то представляют, то дома на кухне они все равно становятся обычными старыми козлами.
Анни шла в школу, чтоб отмучившись там, несколько часов погулять после в городском саду и прийти вечером- усталой, голодной и прожившей еще один день как надо- с теми же мыслями, сомнениями и страхами. Дождя не было, что не могло не огорчить ее.
Вечером, несмотря на ее отчаянные молитвы, все же случилось неизбежное: постучали в окно. Тетя кинулась к занавеске. Анни- к двери. Никого не было. Но черный аэрокар стоял на площадке у разбитых качелей и хромоногой скамьи. Анни раздосадованно прикусила губу. Она так надеялась, что незнакомец не приедет. Но тот, вопреки ее чаяниям, вовсе не пошутил тогда. Чтоб еще не дай бог не начал сигналить и тем самым не опозорил еще и перед соседями, она сунула ножки в ботинки, крутанулась перед зеркалом оценивая вид, осталась довольна собой, схватила с вешалки короткую курточку, накинула не застегивая и вышла на улицу. Старым он ей не показался- иначе б и не заговорила вчера. “А вот есть ли в нем что-то козлиное, я узнаю сегодня.”-с усмешкой подумала она. Той части души, что просыпалась иногда и которую Анни давила в себе как слабость, было приятно его появление.
-Назола!- сказала Анни, проходя мимо. Назола лишь открыл дверь. Анни пожала плечами и вернулась. Все же было немного любопытно. Она себя красавицей не считала, но и уродом тоже. Знакомились с ней не часто, а таким способом впервые. Это был хороший повод поднять себе самооценку, которая при ее гордыне была такой низкой, что девушка скрывала свои сомнения даже от близких подруг. “Привлекательной посчитал.-ухмыльнулась про себя она.-Вот мужичье пошло, глупое, голодное, разнесчастное. Совсем в девушках не разбираются. Или это внезапный гон?” На прошлой неделе одна из одноклассниц вышла замуж, хотя ничего из себя не представляла ни умом ни лицом. Зато жених еще как представлял. Полкласса- девочки- шипели от зависти и давились слюной. Анни усмехалась, высокомерно и презрительно посматривая на счастливицу, делая вид что совсем не понимает ни женскую подлость, ни мужскую слепоту.
Эльм включил радио. Кто-то тошнотворно пел о разбитом сердце и выброшенной жизни. Выключил, сморщившись.
-Спасибо.-сказала Анни.
-А?
-Ненавижу ширпотреб.
-Я тоже. Никакой идеи, все о какой-то любви.
-Муть в полосочку, а не музыка.
Он засмеялся.
-Что смешного?-обиженно спросила она.
-Ничего-ничего.
-Не знаешь слова “муть”?
-Знаю. Но “чушь”, например, звучит лучше.- подсказал он.
-Хрень. Мутата.-продолжила Анни.
-В общем, как гэ не обзови, гэ оно и останется.-подытожил он. Спускаться до обсценной лексики ему не хотелось. И переключил на какую-то неизвестную станцию. Но и там ничего стоящего не было: кто-то вновь рвал глотку, выводя переделанную старинную балладу: “Я хочу быть любимой тобой.”
-Сволочуги.-сказала девушка и он отрубил радио совсем.
-Это какая-то навязчивая идея в последнее время.
-Это когда весной гормоны в подчерепную полость лупят.-хихикнув сообщила Анни. Она затолкала в рот солидный пласт жвачки, от которой незнакомец безмолвно отказался.
-Или кровь отливает от мозга не туда. Но это же просто чушь, если разобраться. Сейчас ведь не весна.
-Ага. А во всем виноват, знаешь кто?
-Кто?
-Он.-с загадочным видом прошептала Анни, указывая назад. Как будто в машине был кто-то, кто мог их услышать.
-Кто? Механический полицейский?- удивился Эльм.
-Не-ет. Тот мухомор, плешь злостная. Бывший мэр. Угу.- и надула огромный пузырь.
-Кто тебе такую чушь сказал?
-Все знают. Это ж по его хотелочке в городе дома терпимости находятся. Ему ж денежку отстегивали.
Он смолчал, не собираясь поддерживать эту тему. Все что девушка говорила, было правдой. Бывшего мэра додержали в городе уже так, из жалости, чтобы с позором не выгонять раньше осени. Анмир вспомнил, как уводили его длинными коридорами Центра изучения головного мозга, куда он был принудительно госпитализирован в связи с распространившимися слухами о его болезни, и где был арестован по приказанию совета четырнадцати. Анмир увидел упирающегося высокого старика, одержимого преступной любовью к юноше- странной, загадочной болезнью, а по мнению Анмира, так просто редкостной мерзости извращением. Эльм даже не смеялся от радости- старик был просто нездоров. Его следовало бы не везти под конвоем к правителям семи краев, а уничтожить как биологическую ошибку. Но кто бы послушался молодого советника? Бывший мэр искал глазами того, кто мог бы ему помочь. Солдаты пихали его в спину, перебрасываясь шуточками, коих не позволили бы себе, будь Салливан мэром. Над развенчанным королем глумились грязно и безжалостно. Встретившись случайно со взглядом Анмира, он побледнел- те кто не были знакомы с Эльмом близко, порою чувствовали его властолюбивую и бескомпромиссную природу. Разумеется тогда лишь, когда этот задумчиво-печальный, почти архангельской внешности парень не был погружен в свои разработки. Отвернувшись презрительно от павшего, Эльм ощутил что наступает время, когда выскользнувший из ослабевшей руки меч необходимо поднять. И сделать это как можно скорее. Или потом кто-нибудь более хитрый и менее ленивый, чем этот бородатый развратник, сделает из Маноры вотчину. Вечером того же дня Анмир написал дружеское письмо с ничего не значащими сочувствиями и разостлал родным Салливана и кое-кому из советников, находившихся с помешанным в приятельских отношениях.
-Согласись, что идея хороша.- пробормотал он, переключая скорость. Девушка углубилась в какие-то странные рассуждения, в которых порицала уличную любовь и расчет в частности.
-Впринципе любовь не может стоить больше идеи. Если два человека, разумеется равноценно умных, не имеют общей цели, общего пути или мысли их враждебны, им никогда не быть вместе.- сказала Анни.
-Но ведь один может убедить другого.
-Убеждай. Но лично я, например, ради мыслей могу пожертвовать самым дорогим.- заявила Анни.
-Тебе нечем и незачем жертвовать.-сказал он.
-А если я полюблю того, с кем мне нельзя будет жениться?-спросила она. Это была смелая мысль. Уже три года как никто не женился, не получив на то разрешение в Центре изучения наследственных болезней. Те, кому жениться не разрешили, жили так.
-Я не знаю, что это за слово такое, любовь, но по моему скромному мнению, это что-то сказочное и старое, никогда не существовавшее или изжившее себя за ненадобностью.- сказал он, опять вспомнив трясущегося в крепких солдатских руках Салливана. Как омерзительно выглядел потерявший уважение старик!
-Ты глуп как дикари!- заявила Анни.-Чем ты вообще занимаешься с такими идеями в голове?
Он поморщился, но решил не реагировать на грубость- девчонка совсем, что с нее взять?
-Да так, имплантантами занимаюсь.- сказал он. Это было частью правды.
-Доктор что ль?
-Именно.
-Неплохое занятие.- смягчившись сказала Анни.-Все же лучше, чем управляющий завода синтетических колбасок.
Он фыркнул, развеселившись сравнению.
-А ты гуляла с управляющим завода синтетических колбас?- спросил он.
-Ни в жисть! Он толстенький- у него пузо до колена и изо рта воняет гнилыми зубами. Такие опята внизу торчат. А сверху искусственные, блестящие.-рассказала Анни.-И он всех молодых девок за ляжки щиплет. Он к нам в школу приходил, вооть.- объясняла она.-Рассказывал, чего-то рассказывал, пытался найти себе…- и она смущенно фыркнула.-Извини, это страшная пошлость.
-Продолжай, это интересно.
-Угу. Страшный хрыч. Абсолютно неприятный. Говорил, что вербует к нему на фабрику работать, тех кому после школы делать нечего, а сам глазами по нам елозил, сволочундра. Я вообще старых боюсь и ненавижу.
-И меня?
-Не-е. Ты не такой старый, чтоб тебя бояться. Но ты конечно не мой ровесник.
-Благодарю.- сдержанно рассмеялся Эльм.
Дул ветер. Шуршал гравием, сбивал шапки с прохожих. Осень не желала быть продолжением лета. Полил какой-то вымороченный дождь. Аэрокар ехал по усеянным мусором, выстланным брусчаткой узким улицам. Улицы те ощерились страшными домами с острыми крышами, укрытыми старинной жестью, длинными шпилями и пальцами башенок, в которых верно еще жил домовой дух. Улицы обхватили половину неба. Дома то обступали их, то открывались вдруг, где-нибудь, в неведомом идущему, непредсказуемом месте, или появлялся крошечный переулок, который вполне мог оканчиваться тупиком. Анни знала все секреты Маноры. И сердце ее вздрагивало, когда аэрокар, сигналя суетливым цветным пешеходам, выбирался на ровные части дороги. Они не висели в воздухе из-за ограничительных знаков. В сердцевине Маноры еще сохранились останки старого города и это не могло не радовать ее. Его же напротив раздражала такая, как он пару раз сказал, неухоженность. К своему удивлению Анни открыла для себя второй выезд за пределы города. Там не было никаких пропускных пунктов, ни одного постового. Это был просто обрывок дороги, начинавшийся где-то в начале района Герии и выходивший на непомеченную на три километра вперед трассу. Фактически вникуда. Анни испугалась поначалу- о похищениях всегда было много слухов- но переведя взгляд на спокойного, даже чем-то довольного спутника отбросила эти мысли. Он был совсем не похож на маньяка, на психопата или торговца чем-то недозволенным. Вряд ли кто-то из бандитов обнаглел бы до такой степени, чтоб ездить по улицам Маноры на дорогом аэрокаре, причем исключительно по освещеным дорогам, а не в полуметре над землей, как обычные люди и при этом с трехзначными номерами. Такие номера нечасто встретишь. И просто так их не добудешь. Дорога была свободной и он прибавил скорости. Анни с удивлением оглядывалась- Манора позади казалась огромной, изогнувшейся змеей, сползающей с холма, змеей чье темное тело было усеяно оранжевыми пятнышками огоньков. Из дома город напоминал ей чудовище, что уставилось на нее и еще на сотни таких же незначительных человечишек, словно выискивая себе поживу. Жертвы Маноре приносились каждый день- автобусные линии были зоной повышенной опасности. Простых автобусов осталось мало. Модернизированные, они порой развивали такую скорость, что не успевали притормозить и врезались в остановки. Поэтому в центре, где казалось уж ничего не может случиться из-за обилия ночного освещения, роботов-инспекторов и дорожных знаков, не составляло труда “поймать” задницей аэрокар какого-нибудь пьянчуги. Штрафы были огромны, лишения прав и тюремные сроки не отбивали у лихих водил желания “прокатиться с огоньком”, сбив при этом точно кегли парочку зазевавшихся мирных пешеходов.
“Нет, что-то с ним не то. И улыбается как-то чудно, не по-козлиному. Уж лучше б козел оказался, а не непоняток. И не дебильный совершенно, одно слово- доктор.” Врачей Анни боялась- считала их какой-то особенной, циничной и жутковатой породой. Она не понимала, что же толкает их копаться каждый день в крови, гное, внутренностях, выдранных зубах и прочих неаппетитных вещах. Если б заработок, то это объяснимо- некоторые зарабатывают больше чем управляющий завода синтетических колбасок. Но когда они, умные, непробиваемые и сильные люди в белых, каких-то пугающе-стерильных одеждах говорят о призвании, стремлении и прочих высоких материях, тут уж совсем туши свет.
-Мы куда направляемся?-спросила она, стараясь не выдать волнения. Но голос дрогнул.
-Погулять на свежем воздухе. Не бойся.- он положил руку ей на макушку.
-Я и не боюсь. Просто место незнакомое. И глухое.
-Ага. Безлюдное. Расслабься. Я тебя насиловать не планирую.
-Спасибо на добром слове.
-По крайней мере сегодня.-и засмеялся как после хорошей шутки.
Анни вздохнула, рассматривая пейзаж. Здесь она не была. Остановился около какого-то реденького лесочка. И вышел. “Наше Мрачество!”- фыркнула она, выбираясь следом. Он беззвучно смотрел, как солнце соскочило с верхушек елей и стали они черными. Желто-рыжее, припекающее светило повисло в средних ветках точно немытый фонарь, обжигая вечерней тоскою. Был седьмой час пополудни. Теплая меланхолия охватила сердце Анни. Она не знала, чувствует ли он то же самое, но ей было приятно так стоять рядом с ним, плечо к плечу, смотря вместе на гаснущее солнце.
-Красиво.- проговорил он вдруг, поворачиваясь к ней.
-Верно.- согласилась Анни.-Гораздо лучше Маноры. Ты видишь то же, что и я вижу?
-Да. Потому-то привез сюда.
Анни спрятала ехидную ухмылку и сказала:
-Редкий парень вывезет девушку погулять на природу. Скорей он будет лапать ее где придется. Значит ты, несмотря на ортодоксальные взгляды, из того потрясающего вымирающего рода зацикленных на сказочных историях неудачников.
Он поморщился, точно крысу дохлую увидел.
-Интересные типы тебя потаскали.- сказал он, точно выплевывая слова.-И сколько их было в твоей жизни? Пять? Или восемь?
-Да как ты смеешь!- вспыхнула она.
-Полегче. Я не позволяю подшучивать над собой.
-А ты полагаешь, я должна позволить думать обо мне как о шлюхе?- возмутилась она.
-Ты не знаешь, что о тебе может думать другой человек, во-первых. И во-вторых, почему действительно не попробовать себя на этом древнем поприще?- он был рассержен и не собирался останавливаться. Что ж, если она думает хамить, он ей этого не спустит, каков бы ни был в этом деле его шкурный интерес.
-Чтоб тебя бог наказал! Говорить обо мне такое! Как будто я…я..- и не выдержав она расплакалась. Он опешил от такого поворота событий и мягко похлопал ее по плечу. От прикосновения к ней вся его злость прошла.
-Нет. Ничего.-сказала Анни, отстраняясь.-Ничего-ничего, это так. Бывает.
-Кто ж ты такая?- вкрадчиво спросил он.
-Во-от, с этого и надо было начинать.- вытирая ладошкой глаза проговорила она.
-Бедная перепуганная душа.-сказал он, прижав ее к себе.-Прости меня. Хорошо?
Она не вырвалась. Не пошевелилась. Не произнесла ни слова.
-Простила уже.-сказала девушка по истечении нескольких минут. Потом подняла глаза в небо и стала любоваться уходящим солнцем. Небо было светло-лиловое, алый огонь пронзал гряды пышных облаков, а за горизонтом багровело дневное светило, разливаясь слепящим горьким золотом.
-Древние египтяне верили, что бог солнца путешествует по небосводу в лодочке, а вечером уходит в подземное царство.
-Он там сражается с каким-то недобрым типом.-вспомнил Эльм.-И каждый час стража солнца сменяется.
Анни улыбнулась.
-По законам жанра я должна тебя поцеловать. Но поскольку я девушка приличная, целовать тебя будет ветер.-и легко высвободившись пошла вперед, туда где угасали дымные лучи солнца. Он легко обогнал ее и встал спиною к закату. Опалив его черную одежду, позолотив алым белокурые волосы, солнце точно вычертило его наново.
-Стоп.- сказал он и преградил ей путь рукою. Он казался грозным архангелом, охраняющим невидимые врата Эдемского сада. Анни протянула к нему свою руку и чересчур быстро отдернула. Его левая рука была сухой и неестественно прохладной.
-Искусственная кожа!- воскликнула Анни. Незнакомец отвел глаза.
-Не всем везет.- произнес он с болью.
-Прости.- стыдясь своих вылетевших слов сказала Анни.
-Да что уж.
-Прости, правда. Это был ожог, да?
-Типа того. Ладно, пойдем?
-Пешком?- удивилась Анни.
-Да, неплохо и ноги размять. А ты, верно, быстро привыкаешь к хорошему?
Анни пробурчала что-то неразборчивое. Слова его показались ей обидными. И вовсе она не такая!
Он шел впереди, шагал быстро. Анни едва поспевала за ним. Вдруг он остановился и стал спускаться куда-то. И Анни увидела что это старая деревянная лестница, вроде тех, что еще сохранились в поселках соседнего края. Они сходили по этой лестнице высотою в добрую сотню ступенек. Анмир вел ее в самое прекрасное из мест за чертой Маноры- ровно в семистах метрах от места, где огороженные высокой бетонной стеной и колючей проволокой с пропущенным по ней током начинались его владения, расположился город в миниатюре, одна из его главных отдушин и самая дорогая причуда.
Придерживая за руку, он помогал ей спуститься. Она остановилась, пробуя разглядеть, что там прячется, в голубых огнях, точно выросших впереди. Лестница кончилась. То, что открылось ее глазам, вызвало невольный вздох. Восхищенная девушка отцепилась от его руки. Он про себя называл это вечернее местечко садом огней святого Эльма. На прямоугольной площадке длиною в двадцать шесть и шириною в тринадцать метров располагалась оросительная система и крохотные парники закаленного стекла замысловатой формы, блестящие точно горный хрусталь. Огни, подсвечивающие их, невольно слепили глаза. Девушка не отрываясь рассматривала все это великолепие, и видно было что никогда прежде не встречалось ей что-то подобное. Миниатюрные теплички над клумбами на улицах города были грубым убожеством по сравнению с этими крохотными цветочными домиками.
-Надо ж!- пробормотала она, наклоняясь над конусом высотою ей до плеча, в котором, закрыв лепестки спали гладиолусы. В соседнем- похожем на остроглавый кристалл контейнере- росли капризные карликовые розы, пробиваясь через стальные сплетения паутинок-труб. Бледно-желтые, крошечные бутоны тонули в кружеве зеленоватых листьев и тонких иголочек. Розы казались искусственными и капельки влаги на их темно-зеленых листьях сверкали бриллиантовыми осколками.
-Непростой сюрприз.- сказал он, меняя влажность в настройках на еле заметном пульте парника.
Анни кивнула, поспешила вперед, жадно разглядывая содержимое и наклоняясь над каждой маленькой теплицей. Он шел следом, довольный ее реакцией. Девушка ахнула восторженно, прижимаясь лицом к прокаленным стеклам, рассматривая цветы. Бутоны алых роз были еще закрыты и маленькая стальная трехпалая лапка методично подбирала опавшие листья с земли. Эльм положил руку на затылок Анни.
-Кто ж эту красоту сотворил-то?- оглянувшись, взволнованно проговорила она.-Ты?
Он тихо рассмеялся, удовлетворенный произведенным впечатление.
-Да ты гений. Гений и мастер.- шептала она, возращаясь к маленькому царству неведомой науки, работающей на детей природы. Крошечные лапки измеряли температуру и влажность земли, иногда подавая сигнал и леечки, закрепленные под потолком, поворачивались в нужную сторону и орошали выбранный участок. Некоторые теплицы могли вращаться и наружное освещение, проходя через отполированное до звездного сияния стекло, окрашивало бледные розы в причудливые цвета- от нежно-розового до салатового. Почти все цветы были белыми. И чего тут только не увидела Анни. Ее искушенный глаз опознал карликовые лилии, и даже миниатюрное цветущее деревце черемухи под ромбовидным колпачком. Очевидно температура там была выше чем на открытом воздухе. Они сели на скамеечку.
-Кем будешь-то, школьница?
-Кем-то. Главное- человеком.- сказала Анни. Взгляд ее был странен- она блуждала где-то в слабо светящихся стеклянных колпачках, в ореолах синего света, в неглубоких лужах и разноцветных камнях, выложенных по краю неприкрытой жирной земли.
-Все вокруг люди.- сказал он и вернул ее сюда.
-Ах, нет, это не люди совсем. Это жертвы селекции.-отозвалась она.
-А ты видимо нет?
-Не знаю. Думаю, нет. Хотелось бы чтоб нет.-менее уверенно сказала она.
-И что будешь делать, человек?
-Все равно. Петь, танцевать, пить, резать вены, нюхать серый порошок. Просто выхода нет.- с горечью сказала Анни.
-Откуда?- удивился он. Столько боли и отчаяния было в ее голосе. Такого прежде он не встречал ни у кого, разве у тех сумасшедших, что иногда привозили в центр, у тех безумных бунтовщиков, что обитали где-то за городом, никому не хотели добра и пытались сопротивляться действующим законам.
-Откуда?- продолжала она.-Хочется спросить, откуда ты такой свалился? Ты газеты читаешь? А передачи смотришь? Селекция, улучшение видов, евгеника, отбор- везде одно и то же. Долбанное правительство. Нам промывают мозги, пытаются научить чему-то противоестественному и псевдоверному. А в природе все хаотично, непредсказуемо и честно. Природа сама правит и создает, а они, люди, пытаются ставить себя выше ее. Забывая что природа это и бог, и мать, и особенно высшая совесть. Неужели никто кроме меня этого просто не может или не хочет понимать? А что тут сложно, скажи мне?
-Ого как!- изумился он.-А ты б лучше этот вопрос решила?
-Какой вопрос?
-Люди болеют, человечество умирает. Необходимо сохранение вида.- отчеканил он.
-А как же законы эволюции? Выживает сильнейший.- возразила Анни.-Если природа так решила, значит вместо людей она создаст кого-то более сильного и разумного.
-Это такую белиберду в твоей школе преподают?- поинтересовался он.
-Это надо книги читать.- ответила Анни.
-Откуда у тебя такие книги взялись?
-Были, теперь нет. Но я все заучила.- поспешно сказала она.
Она сидела на оградке и качала ногами. Правую положила на левую. Он хотел было сказать ей, что так сидеть нельзя- портится позвоночник, но поглядев подольше на ноги решил не вступать в бессмысленные пререкания. И вновь мужчина в нем перевесил ученого.
-Мы так и не познакомились.-вспомнил он.
-Это ничего. Бывает и хуже. Свяжут себя узами законного ****ства именуемого браком и живут годами, а все равно познакомиться не успели. Меня вообще Анни зовут. Анни Реос. Я особенная.
-Меня Эльм.-с удивлением промолвил он.
***
Место второй встречи он выбрал наугад. Им оказался городской парк. Был шестой час пополудни и довольно безлюдно. Анни это нравилось. Они сперва молча бродили по выложенным битым желтым камнем дорожкам, потом ей приспичило во что бы то ни стало посмотреть на золотых рыбок в фонтане- грандиозном уродливом сооружении, украшенном фигурами голых до пупа мужиков с хвостами селедок, присобаченных кое-как по краям круглой мраморной чаши. Эльм поморщился, глядя на эту рухлядь- бронза позеленела, а на трезубцы в руках этих мифических королей неизвестный шутник повесил рваные пакеты. Статуи были вытащены явно из какого-то прикрытого властями музея-пылесборника. Очевидно Салливан разрешил манорцам и эту глупость- фонтан в центральном парке. Не найдя рыбок, девушка огорчилась.
-Выловили на зиму смотрители.- объяснил Эльм. Куда на самом деле делись рыбы, он не знал. Ему было глубоко наплевать на рыбок, фонтаны и прочую детскую чушь. Единственное что его в этот трагический для романтика-Анни момент интересовало, так это ее бедра. Он рассчитывал сегодня же свернуть охотничью кампанию и довести дело до финала. Слишком много было у них несовпадений во взглядах. Что конечно же нисколько не помешает в постели. Размышляя подобным образом, прикидывая какие же дальнейшие действия и слова скорее приведут его к желаемому результату, охотник-Эльм был несказанно удивлен, когда добыча-Анни вдруг ускользнула у него из-под носа, оказавшись в безопасной для нее досягаемости. Он чертыхнулся, но лицо удержал. Девушка влезла в фонтан и пробежав по темно-зеленой и серой от грязи и склизких водорослей воде, уселась на хвостовом плавнике рыбьего короля.
-Вот бы мне снова ребенком стать!- крикнула она и высунула кончик языка.-Детей любишь?
-Я детей не люблю.- сказал он. Перегнувшись через оградку и болтая правой рукой в мутной лужице, что совсем недавно была огромной, рассматривая свое отражение, Эльм понял- все оказалось куда труднее. Отражение грустно улыбнулось ему из замыленных водорослей.
-Значит ты злой.- подытожила Анни.
-Нет, совсем нет. Просто не понимаю их.
-Моя тетя говорит, что все их любят, когда они свои.
-У меня своих нет.
-Потому что тебе запретили?- съехидничала Анни.
-Потому что детей делают не в пробирке.- поморщившись ответил Эльм.
-Ничего, наше прекрасное правительство скоро до этого дойдет. Непонятно вот только, зачем тогда нужны будут люди?
“Началось.”- тяжко вздохнул Эльм.
-Я смотрю, ты вообще власть держащих не любишь.
-Все верно.- кивнула девушка.-Иди сюда, зануда. Тут интересно.
Что же там интересного, он знать не хотел. Минута за минутой озорная девчонка разбивала его мелкие чаяния. Он не двинулся с места. Анни одиноко сидела, обняв покрытого патиной тритона.
-Самой хочется?- подмигнул он.
-Мне?- возмутилась Анни и хорошенький носик ее сморщился.-У меня что, дел других нет? Я всегда найду чем руки занять и голову. А они- нет. В том-то и разница.
“Все страннее и страннее. Неужели такие бывают? Или это какая-то генетическая ошибка? Разум, неиспорченный предрассудками. Душа, не знающая покоя. И какие-то старые лживые книги. А тебе всего семнадцать лет. В семнадцать я получил платиновую медаль школы. И все равно, мне хотелось смеяться и танцевать.”- подумал он. Не с кем было танцевать- его побаивались и считали занудой. И шутки его находили злыми. И, верно, никому и в голову не приходило, что он тоже хочет веселиться. И что его одиночество это не нормальное, а вынужденное состояние. Последняя его девушка была симпатичным, но абсолютно безмозглым созданием. Обычно ему попадались до некоторой степени умные, но хитрые и расчетливые стервы. Они лгали в глаза, думая что он должен безмерно радоваться присутствию хоть кого-то в своей непростой жизни, а худо-бедно поселившись в уголке его сердца, с молниеносной быстротой начинали обнулять счета. Этого он вынести не мог. Разочаровавшись в женщинах, он вновь погрузился в науку. Анни ему понравилась в первые же минуты- глаза добрые, серые какие-то строгие умненькие блестяшки, лесенкой стриженная темно-каштановая грива, челка закрывает брови, губы капризно поджаты. Вечная спорщица. Девушка-дождь. Но голова работает, и даже есть свое мнение. Сильная девушка. Она сказала:”Я особенная ” и это была сущая правда.
-Это не мир, а большой бордель.- заявила она, растирая розовеющие от холода щеки. Анни перебежала к нему и не касаясь, словно избегая его, выбралась из фонтана. Эльм догнал ее неспеша, пока она- дитя свободы- сидела на корточках перед отапливаемой клумбой и шевелила лапкой куцые кустики декоративных цветов. По сравнению с миниатюрным садом Эльма эта клумба выглядела чересчур простой.
-Что тебе здесь не нравится? Чисто, безопасно.
-Вот-вот. Стимула нет. Многим просто ничего делать не хочется. Зачем стремиться, рассуждает средний человек, если все перед носом поставят, принесут. Недочеловеки, а не люди.
-Жестокие слова для семнадцати лет.- заметил он.
-Извини, лгать не люблю и не буду.- упрямо сказала она.
-А тебе в таком мире плохо?
-Мне никак. А вечером- страшно. Для чего я родилась? Страшно прекратить думать, страшно ложиться спать, потому что страшно проснуться все здесь же. Зачем такая вот загнанная в угол, расчерченная и предсказуемая жизнь?- и тряхнула головой. Густая грива упала на лицо- белое, нежное, с розовым пятном острого маленького носа. Это был крик ее души и не иначе. Ему вдруг представилось, как эта худенькая необычная девушка гуляет вечерними улицами, оглядываясь длинными тенями и останавливается чтобы погреться и погаснуть в неживом и желтом свечении уличных огней. Одинокая, но не отягощенная одиночеством. Это ее спасение от доминирующих идей.
Он не долго думал над ответом- все верные ответы он давным-давно знал.
-Чтобы внести свой вклад в устройство Маноры. Оглядись. Эту дорогу выложили люди. И эти деревья и цветы посадили тоже люди, твои недочеловеки. И кованые фонари- их бы уже давно заменили на современные, но жители любят красивое и правительство пошло им навстречу. Нашлись средства, отыскались образцы. Люди любят Манору и делают все для красоты. Разве тебе не стыдно?
Он коснулся белых хризантем и острые как лучики звезд лепестки защекотали живую ладонь. Цветы он любил сильно- вот что пожалуй он не хотел изменить в природе. Цветы радовали, украшали и были беззащитны. Порою ему хотелось чтоб их жизнь не была такой короткой, но этого он изменить не мог.
-Это- внешнее. Домики, цветочки, лампочки.Ты меня извини, но ты слеп.- сказала Анни, кутаясь в вечерний ветер. Он пожал плечами и не попрощался. Анни молча ушла домой- сероглазый мятежный дух прошедших столетий. Он не стал ее провожать- слишком много было возражений. Отражение Эльма в мутной воде грустно мигнуло. Он кинул камешек- по воде побежали круги, размывая его двойника.
***
Третья встреча повторилась лишь через двенадцать дней.
Анни сидела у кухонного окошка и поминутно отодвигала желтую занавеску. Она взволновалась не на шутку, когда он исчез. Прошло так много дней и вечера стали длиннее. Выходить на прогулку уже не хотелось.
-Неужели все закончилось?- она обхватила руками голову.-Разве так может быть?
Появление его на тупиковой улице, сигнал его аэрокара вызывали радостное волнение и Анни спешила на встречу с ним. Но все вдруг кончилось, неожиданно, быстро, и что-то стало мучать ее. Послеобеденное вечернее сидение затянулось. Все черно-желтые узоры стали ненавистными. А любой звук, любой гудок хоть немного похожий на ожидаемый, заставлял ее вскакивать и отодвигать занавеску. Или опрометью нестись вниз по лестнице, с чердачной комнаты в которой Анни очень любила мечтать, и смотреть в кухонное окно. Ей так хотелось встретиться с ним снова. Наконец она сняла трубку и набрала привычный номер. Подруга на том конце приветственно прощебетала что-то, готовясь слушать.
-А еще он такой…такой…- со вздохом сказала Анни.-Я не знаю какой он. Я с ума съеду если он не приедет, говорю тебе. Он какой-то не такой, не как все эти козлы, точно тебе говорю. Мне нужно его увидеть. Это как потребность в кислороде. Я хожу по улицам и высматриваю его с каждого угла. А его нет. И я даже не знаю, где мне его искать. Я, верно, рехнулась. Пускай рехнулась. И за каждым черным мало-мальски похожим аэрокаром плетусь, рассматривая номера. А недавно меня обогнал парень. Очень похожий со спины. Я не ждала этого совсем, шла из магазина в своих мыслях, а он вышел из-за угла. Я, представляешь какая, вот история, глупее не придумаешь. Я его обежала- не он. Ну хоть тресни, не он! Я едва не заплакала с досады. Парень мне стал что-то говорить утешительное, а я ушла поскорей. Потом пришла домой и прорыдала весь вечер. Спятила ли я? Скорей бы, скорей бы его увидеть. А увижу ли? А вдруг нет? Мне просто необходимо его увидеть. Это радостно, так, точно кто-то бьется в твоей груди, когда видишь что-то похожее. И страшно, вдруг не увижу больше никогда. Скажи, я верно с ума сошла?
Анмир погрузился в опыты, стремясь улучшить эффективность новой вакцины. Да и забыть эту странную девушку. Их непохожесть огорчала его- он надеялся что обретет в ее лице хотя бы приятельницу, но и этим чаяниям, казалось, не суждено сбыться. Она была так непосредственная, мила и раскованна, что не могла спрятать камня за пазухой. И как она улыбалась, ему нравилось не меньше ее ног.
Вспоминая ноги, он перепутал седьмую и девятую колбы и влил что-то в шестнадцатую. Что-то вспыхнуло и зашипело, остывая. И только новая реакция вывела его из блаженной задумчивости. Предполагаемая бледно-алая жидкость была отчего-то ядовито-синей и пузырилась. Он обратил рассеянный взгляд на электронные индикаторы и поняв свою рассеянную ошибку, громко проклял тот час, когда он решил доделать это безнадежное снадобье. Слив в раковину четыре никуда не пригодных вонючих как болото раствора, Эльм рассовал все по шкафам и вышел из лаборатории, забыв даже полюбоваться новым в его коллекции ногтекожим уродцем человеческого плода, что купил по каталогу. На третьем, жилом этаже своего дома, он отыскал робота-секретаря, проржавевшего и полупарализованного неделю назад после встречи с кастрюлей горячего супа. Несчастное творение Эльма пало жертвой зависти механического эконома, утверждавшего что ни в чем не повинный собрат его таскает из кладовки бесценные чашечки в виде бутонов пиона из старинного алого стекла. Доказательств подлому обирательству Эльм не нашел, да и не рвался, а вот устроить еще одну взбучку грустно ездящему взад-вперед с кастрюлей киселя эконому он не смог из-за никак не желающих выходить из головы ног той девушки. Поковырявшись во внутренностях ахающего и охающего секретаря, конструктор тщательно запер дверь в кабинет- чтобы ревнивый эконом, скучающий от недостатка хозяйского внимания не растащил соперника на болты. Все валилось из рук и было бессмысленно говорить себе: “Работай. Ничего это дело не стоит.” Эльм плюнул, бросил все к чертовой матери, спустился в нижнюю гостиную, зажег два стилизованных под старину светильника, а не семь как обычно, побродил кругами, наступая ровно в белые бутоны на безобразном ковре. Ничего в голову не шло, кроме этой девчонки, черт бы ее драл, такую скверно умную и ногастую. Хотелось уйти. Не просто умчаться из дома, а убежать в город. “Катись оно все к такой матери!” Взял куртку и вышел вон. Пробежал весь двор под недоуменным взглядом начальника охраны- прежде хозяин никогда не бегал, он лишь быстро ходил.
-Господин Анмир?- окликнули. Эльм остановился, вздрогнув.
-Что?-с рассеянной улыбкой обернулся конструктор.
-Вы же в подземный гараж переставили.-напомнил тот.
-Ах да. Спасибо.- и опрометью бросился за шлагбаум. Вот подземная лестница. Девять ступеней. Ощупью, забыв включить свет, нашел дверцу. Эльм приложил кольцо к замку. Замок пикнул, открываясь. Эльм скользнул внутрь, завел мотор. “Я спятил? Ах, все верно. Я не в себе. Болен чем-то. И почему-то мучительно счастлив. Нужно увидеть ее снова. Понять в чем тут дело.” Щелкнули, открываясь, ворота. Под землей, что занимала усадьба, находился подземный тоннель, ведущий на трассу в город. Эльм почти не пользовался им. Семьдесят секунд в кромешной тьме, свет впереди и вновь свет. Уже вечер, солнце угасло и небо затянуло фиолетовой темнотой. И только столбы разметки с фонарями освещают путь. Владения уже позади. Эльм посмотрел на себя в зеркало и чуть не расхохотался. Зрелище было просто ужасным- запавшие лихорадочно горящие глаза, пуговицы кое-как застегнуты через одну, идиотская улыбка на лице. Нечего сказать, красота неописуемая. И в таком виде он бегал по двору. Неудивительно, если среди этой безмозглой обслуги опять начнутся какие-нибудь шуточки. Надо ж такому случиться.
Вот и город. Громадная земля, что скоро будет в его подчинении. И эти милые полуголовые людятки, что будут сначала восхищаться им, выпевать дифирамбы и по собачьи заглядывать в глаза, а потом ворошить его грязное белье. Выискивая на чем бы обточить раздвоенные языки, они выучат его имя как Отче Наш, или как некий извращенный символ власти. Они пропустят общие сведения о нем через мясорубку своих испорченных недоумов и приукрасив для интереса какой-нибудь особенно грязной гадостью, начнут рассказывать друг другу как достоверную правду. Вот чем отличаются людишки от него. И от этой прямодушной девушки. Необъяснимым чутьем он понял, что она не из их породы. А через год ровно, когда закочится его успешное правление, совету ничего не останется как продлить срок- он уже сделает Маноре столько хорошего, что можно будет не задумываться и делать в грядущем все что заблагорассудится. Но это- не сейчас. Сейчас нужно вспомнить хотя бы, где она живет, эта смелая девчонка с живым умом и едва прикрытым задом.
-Какой же твой дом, маленькая волшебница?-сказал он, выискивая в бортовом компьютере карту перестроенной Маноры. Адреса он не знал, лишь помнил как проехать до ее домика. Какие-то придурки вклинились в сеть и отрубили электричество по всему городу, о чем так верещал час назад по видеофону Эльдж. Он, само собой, об этом и не думал- просто не слушал приятеля. Обесточенная Манора- опасное место. Сейчас здесь могло происходить что угодно.
Ехать в полной темноте, не считая собственных огней, конечно непросто. Удовольствие сомнительно- ползти по правилам, рискуя при этом столкнуться с чьим-то наземным брюхоходом. Последний раз такое приключилось прошлой осенью. Придурок всего лишь притормозил об его старенький аэрокар. Ничего особенного не стряслось, только краску ободрал. Эльм зарекся ездить в Манору на собственном аэрокаре и сам же слово нарушил.
Фонари здесь все же горели, хоть и два только- угловой, на перекрестке и чей-то у окна. А в распахнутом окне, за откинутой блескучей занавеской торчал омерзительно длинный любопытный нос . Нос видимо нагревался над желтой свечкой и был до страшного похож на сучок. И Анмиру захотелось подойти поближе и открутить этот сучок совсем. Ненавидел любопытных.
Миновав четыре перекрестка, вспомнив злым словом мифического бога в необъятных небесах, бывшего педераста-мэра не позаботившегося о разделенной сети освещения и тех неведомых остолопов, коим показалось смешным рубить электричество в разгар осеннего выходного вечера, Эльм понял что так ездить бессмысленно. “Сколько же мне еще плутать по Маноре? Я окажусь там если не ранним утром, то поздно ночью, когда нормальные люди не выходят из теплых домов.” Он поглядел на часы- было одиннадцать минут восьмого. Термометр показывал десять по Цельсию. “А ты нормальный? Плутаешь по обесточенному городу, следуя неясному зову подлой человечьей природы. В этот час нужно сидеть дома и подсчитывать убытки, нанесенные этими профанами от науки государственным лабораториям, дабы не пришлось делать невинные глаза и изображать непроходимо тупого перед этим Нарамином, у которого в черепной коробке находится лишь калькулятор. Стыдись.”
-Пойти что ль девочку снять?-задумчиво проговорил он и рассеянно задел рукавом запасные кнопки на панели управления. Включились третьи и четвертые фары- серебристо-белые. Отчего-то вдруг завыла сирена на обесточенном электронном постовом. Именно это спасло того, кто решил перебежать дорогу по выключенному светофору. Кто-то выбежал ему настречу и встал как вкопанный, услышав рев сирены. Анмир едва успел остановиться.
-Эльм!-раздалось вдруг неподалеку.
Он вздохнул, быстро убирая руку дабы не нажать от волнения что-нибудь еще ненужное.
-Анни, а знаешь ли ты, что я тебя чуть не убил?- сказал он, не видя ее, но по-привычке открывая дверь. Датчики мигом показали сорок девять килограммов. Теплое тело прижалось к его боку.
-Тебе чего дома не сидится?
-Дома? А что я там забыла, дома?- взволнованно, в голосе радость и удивление.-Печеньки кончились.-и потерла кончик носа.
-А купила сигареты.-усмехнулся он, отбирая пачку.-Сейчас я тебя верну.
-Неа, я все равно уйду. Из дома.
-С теткой что ли поссорилась?
-Неа. Просто не пойду туда и все тут.
-Хочешь куда-нибудь?
-Все равно куда.-она выудила у него сигареты и спрятала во внутренний карман курточки.
-А я вчера контрольную провалила.-довольно сообщила Анни.
-Что так?- нахмурился Эльм. Провалить контрольную для него было что-то из ряда вон. Школьную программу на этот год он знал хорошо. У знакомых, в семье советника Раэлиса, подрастали пронырливые парнишки. Неизменно обнимая его при встрече, ребята упрашивали Анмира проверить решенные задания- оба мечтали стать химиками. Поддавшись их льстивым речам, Эльм сдавался, даже кое-что объяснял.
-Я ж троечница. Зашла, отсидела и ушла. К выпускным экзаменам и так нарисуют- не держать же им меня вечно в своей дурацкой школе?
Бывший отличник усмехнулся. Железная логика.
-Ну да, на черта тебе вообще эта школа сдалась. Ты ж исключительная. -и выразительно посмотрел на ноги. Юбка на ней была еще короче, чем в прошлую встречу. Анни не сконфузилась.
-Тетя говорит, уборщица тоже профессия.- нашлась она и забросила ногу на ногу. Его ироническую улыбку она приняла как комплимент. Он поверил что она хороша, и все складывалось как надо. Главное, что он поверил что она хороша.
-Я б тебе посоветовал…
-Что?- заинтересованно перебила Анни.
-Да ничего, ничего.-решив не говорить приходящих в голову глупостей отмахнулся он.
-Все же, что?- настаивала девушка, зная что он посоветовал бы- об этом говорил его красноречивый взгляд.
-Учиться получше.
-Зачем мне это надо?- поморщилась она.
-Ты вовсе не дура.
-Благодарю. Но в университет мне не попасть.
-А чем заняться думаешь?
-С пользой провести вечер.- и отобрала сигареты. Не успел он опомниться, как зажгла и задымила. Он вырвал и выбросил в окно. Анни только вздохнула. Эльм припарковался у какого-то подьезда, свредничав перекрыл выход. Анни озорно хихикнула. Вышли.
-Придешь, а его угонят.
-Посмотрим.- ухмыльнулся Эльм. Сигнализацию и замки делал он сам. Копий не ставил никому. Ни один взломщик не исхитрился бы, да просто не смог быть смышленней конструктора. Ключ от дверей находился в кольце, в замаскированной под черный камень электронике, а мотор заводился от шести цифр- даты рождения Анмира- одиннадцать, ноль один, сорок семь. Если б кто-то изловчился украсть кольцо с его руки, польстившись на белое золото, Эльм открыл бы замок стальным пальцем.
Они прошли вдоль какого-то старинного дома. По фасаду резвились голобокие толстомясые нимфы и кудрявые сатиры в пастушьих шапочках. Сонные тени по ту сторону тюлевого царства привлекли Анни. И она, со всей несдержанностью своего молодого возраста, встав на цыпочки, заглянула в окно. В комнате, по стенам, горели маленькие огоньки свечей. Какая-то некрасивая и голая девушка в светлых чулках со скучающим лицом сидела на табуретке, поджав худенькие ноги. Светлый окрашеный локон свешивался на левую щеку. Правая была чем-то заклеена. Ничего из одежды на ней не было. Что-то грузное и покрытое темными волосами шевелилось у трюмо, бормотало неразборчиво хриплым злым голосом. Девушка огрызалась, зевала, пламя свечей прыгало, грозясь вот-вот перекинуться на стол и обои. Была какая-то страшная прелесть в подглядывании, и Эльм, не знавший этого, беспощадно стащил Анни на землю.
-Темнота друг молодежи.- хихикнула она.
-В темноте не видно рожи.- закончил Эльм и потянул ее дальше, прочь от пляшущих нимф и сатиров со вздыбленными естествами, прочь от щупленькой девушки и бесформенной кучи.
-Ты тоже знаешь эту чушь?-удивилась Анни.
-Не надо считать меня ископаемым.- сказал он, уводя ее в приветливую темноту.
Когда старинный дом остался позади, она спросила тихо:
-Что это было?
-Публичный дом.- ответил Эльм.
-У бедных есть любовь.- фыркнула Анни.
-У богатых выбор больше.- заметил Анмир.
“Любовь- слово не для этого мира. Оно гаснет в декорациях всеобщей лжи.”-подумала она.
-Ты здесь был?
-Дыра.
Начался какой-то противный проливной дождь и они спрятались в подворотню, за ажурную решетку. Анни чиркнула зажигалкой, засунула ладони в подмышки. Во рту у нее горел красный огонек сигареты. Влажный воздух стал тяжелым. Эльм вновь отобрал у нее сигарету. Дальше они стояли молча, в мокром, таком изумительно свежем холодном воздухе, лишь ощущая дыхание друг друга. Кончиками пальцев Анни незаметно проверяла, здесь ли он когда Эльм отходил в сторону. Смеясь беззаботно, а он делал это специально, Анмир перехватывал ее руку. Было спокойно и радостно: от этой осени, оттого что ты здесь и сейчас, что ты живешь и можешь озябнуть, а можешь и согреться чуточку, как бы случайно прижавшись к живому источнику тепла. Дождь прошел. Эльм вышел из подворотни. Анни, аккуратно передвигаясь в полутьме, грустила- он вдруг взял ее руку в свои и начал что-то говорить о луне и дождях, что-то интересное и мифическое, но послышались приближающиеся голоса. Вздрогнув, Эльм выпустил ее руку. Люди, шедшие в тот вечер мимо, были простыми прохожими. Если бы проклятья могли сбываться, их головы украсила бы по меньшей мере дюжина рогов. Что же случилось в ту минуту? Что вспомнил или не вспомнил он?
Слушая его шаги, Анни вспоминала окончание того недосказанного мифа- лунный бог, влюбленный в богиню речных камышей, проливает на землю животворный дождь из своего кубка. Растут деревья, зреет урожай в полях. За это она уходит в его чертог. Откуда Эльму знать все это?
Эльм щелкнул чем-то. Она подняла голову: он держал в руке зажигалку и точно факелом освещал путь. Кто-то шел навстречу неторопливой, размеренной походочкой. Воротник куртки поднят и лица не видно. Поравнялся с ними и прорычал устрашающе:
-Отдай кредитки, сука!
-А не пойти б тебе на…- отозвался Эльм. Перепуганная Анни охнула. “Он- и матом?”- подумалось ей.
Эльм остановил горе-грабителя левой рукой, стиснул и вывернул его руку с зажатым ножом. Звук, раздавшийся при этом походил на хруст или треск, но гораздо громче. Завопив истошно, хулиган упал. Эльм даже не пнул его, как мечталось Анни, он лишь быстро перенес ее через валяющегося и скулящего от боли грабителя.
-Ты ему, что, руку сломал?-пробормотала она, когда они вылезли из проулка на одну из центральных улиц.
-Именно.-кивнул Эльм.
-А я сперва подумала, что это инсценировка.
Они остановились под фонарем. Эльм спустил ее на землю и сказал строго:
-Не гуляй вечерами одна.
-Но это же может быть случай на тысячу.- возразила Анни.
-Все равно не гуляй. Я не всегда могу быть рядом.
-Хорошо.
Анни взглянула на часы. Вечер перешел в ночь. Было девять минут одиннадцатого. За мостом вклюсили свет и правая половина Маноры вновь стала опасной. Для нее. Выросты домов и переплетения улиц пугали Анни. Город- рябая громадная змея- заманивал внутрь. Это была ночь крепкой осени- осени в гнилых листьях и холодных ливнях. Эльм вез ее домой и что-то еле слышно напевал, погруженный в свои думы. Анни казалось, что деревья все дальшеи дальше, черными языками щупают небо. Голая луна точно висельник спускается на дальние фонари и только само небо совершенно- темное и синее, с белыми артериями облаков и разрывами в них.
***
Пришла зима. Солнце с каждым днем словно теряло свою силу. Все чаще оно жалось к горизонту, а поднимаясь в сером небе, висело недолго. Холодный январь оплел город. Толстый слой снега покрыл тротуары Маноры, засыпал безжизненные поля края за пределами всех частных владений. Эльм смотрел на убывающее светило и вспоминалось ему, как давным-давно, вот в такие же дни он был еще совсем молод, полон самых радужных надежд и так счастливо-доверчив.
Он оделся, как всегда, в черное, причесался опять. Посмотрелся в зеркало, остался недоволен. Покрутился, гримасничая и думая что б еще с собой сделать. Не придумал. Плюнул в сердцах и пошел как есть. Пихнул дверь. Не открывалась. Обнаружил неизвестный допрежде замок. “Паранойя у старой железяки.- решил он. Робот-эконом совсем с ума брякнулся. Надо б разобрать его и посмотреть- вдруг что в настройках сбилось. Роботы не могут мыслить как люди и тем более чувствовать.”Повертел в замке стальным пальцем. Пикнуло, открываясь.“ Хоть не доисторический!”- ухмыльнулся Анмир. На днях он все же видел в руках робота амбарный замок.” Ожидается новое ограбление кладовой.”- не удержавшись, съехидничал конструктор. Вышел, споткнулся об незамеченный, свернутый в трубку ковер, что без разрешения перекочевал на жилой этаж. Злиться не было сил- сам виноват, купил-таки эту старинную шерстяную рухлядь вопреки разумным доводам машины. Пылесборник. Ага, уюта захотелось. Пожранное молью серо-голубое и белое цветочное убожество. От кладовой до лестницы валялись какие-то изодранные провода.
-Это что еще за провода?- наступил на кончик. Стрельнуло. Выругался. Размышляя над назначением обрывков, не заметил как наступил еще раз. Шибануло током средней силы: затрещала металлическая рука, из глаз верно посыпались искры. Тело Анмира содержало несколько незаметных, но очень полезных имплантантов. Четыре года назад, проходив в гипсовом корсете из-за нескольких сломанных ребер, Эльм придумал заместить некоторые важные части скелета хирургической сталью. Тайком, разумеется. Этот риск оправдался- его помощник вживил несколько защитных пластин в ребра и колени Анмира, после чего был посажен в психиатрическую больницу закрытого типа во избежание утечки идеи и заснул долгим сном.
Проверки на металл на границах краев, где Эльма не знали были унизительными- кроме стальной руки трещало и звенело еще что-то в нем. Вот с тех то пор край наводнился слухами и те, кто его знали, за глаза уже именовали полужелезным человеком. Делиться с наукой и общественностью своим экспериментом Анмир не собирался. Он знакоми общество только с теми свои изобретения, что приносили ему прибыль. Делиться бескорыстно его разучили еще в детстве.
“Хитрая стальная задница. А еще говорил, что ничего в этом не понимает.”-с одобрением подумал он, прикрывая ковром ловушку. По лестнице идти не стал- сюрпризов как-то расхотелось. Вызвал лифт: пафос ехать с третьего на первый на лифте, да что поделаешь. Дверь во двор открылась без сюрпризов. Начальник охраны сонно отдал честь выходящему хозяину. Пнув на прощание заклинивший полосатый шлагбаум, Анмир прошел во внутренний дворик. Там, сверкая идеально вымытыми боками, ждал черный аэрокар. За день до того Эльм с остервенением подгонял робота-домохозяина, трущего лохматой тряпкой хозяйскую машину. Робот стоически молчал, лишь оранжевые лампочки глаз укоризненно мигали. Но Эльма волновало только предстоящее свидание. С недавних пор он стал придавать все большее значение непростым встречам с городской девчушкой. Что-то было в ней, что-то заставлявшее его сердце радостно сжиматься, едва он, вырулив на улицу Памяти Греона видел ее макушку среди клумб. И она ему радовалась, хоть и пыталась всеми силами это скрыть. Пока мотор разогревался, Эльм вспоминал первую жену- немного похожую на Анни, тоненькую, словно невесомую брюнетку с дымно-голубыми глазами и мягкой линией рта. За ней он безуспешно волочился два года, и, когда казалось бы, шансов не осталось, она вдруг согласилась принять его ухаживания. Неожиданность должна была насторожить его, но он был так очарован ею, что не обратил внимания. Они поженились. Еще столько же лет Эльму казалось, что он счастлив и все в его жизни идет как надо- семья и любимое дело приносили радость. Потом он вдруг прозрел- у нее был любовник, смазливый офицер из его охраны. Он не подал на развод- не любил нарушать заведенный порядок. Просто шепнул кому следует о переводе парня в место, где шли боевые действия. Тот погиб в первые дни ссылки. Жена, прижимая к груди извещение о смерти, бросила ему в лицо обвинения. Он указал ей на дверь. В тот же день она покинула дом, гордо вскинув голову. Он ее люто ненавидел и не скучал. Она ушла туда, откуда была родом- в Алдару, нижний город. Они тогда жили в Версе- верхнем. Он уехал в пригород Маноры, где ему предложили хорошее место конструктора протезов и внутренних органов при исследовательском институте имени какого-то выдающегося средневекового врача. С голодом исследователя, Эльм погрузился в увлекательную работу. Несколько месяцев спустя он узнал, что овдовел. Он не стал узнавать подробности и не опечалился. Потом Анмир встретил еще одну девушку и долго думал, что не гуляющая жена- благо. Остальных недостатков он замечать не хотел. Они сидели зимними вечерами друг напротив друга. Он рассказывал ей о своих планах и результатах, а она молча слушала его, периодически кивая. Ей было совсем неинтересно, кто он и чем живет. Ее улыбка загоралась как у машины- лишь когда это было нужно. Все так же безмолвно ложилась под одно одеяло, так же спокойно подставляла для поцелуя красивое лицо- кукольное, розовое и бессмысленно-красивое. Единственным ее интересом была она сама. На светских приемах, где он бывал с неохотой и куда Анмиру приходилось ходить в виду своей значимости, они выделялись. Женщины шептали:”Бедняжка, как ей не повезло с таким мужем!”, мужчины не скрывали своей зависти:”Этому сумасшедшему изобретателю- и такая красавица. Уму непостижимо!”. Было все. У него, у нее. А счастья не было. С одним не мог смириться- с ложью. Сам по себе он был не нужен ни одной из них. Анмир был сильным, старался быть сильным, но так хотел быть нужным кому-то кроме своих электронных творений. Механические мыши катались на его плечах, хромированные кошки лизали его щеки холодными масляными язычками. Он неизменно получал приглашения работать в самых интересных местах. Но как будто пустота сдавливала его сердце. Анмир погружался в новый проект и так, забывая обо всем кроме нового дела, жил дальше.
Заледенели каналы и пруды. Деревья потеряли чахленькую листву. В крошечных теплицах с обогревом нежились маленькие анемоны. Пару раз он останавливался полюбоваться ими. Цветы и животные обожали его- на них он не ставил опыты. Только их он принимал такими, как вышли. И они не видели его изъяна, просто любили его беззаветно, отвечая на немудреную любовь еще большей любовью. Когда-то у него жили трехногая собака и бродячий кот- жертвы людского бессердечия. Эта пара друзей поддерживала его в моменты отчаяния, когда за окном было слишком темно, а дома чересчур одиноко, или когда ошибку в чертежах найти было трудно. Он брал на руки кота и шел на прогулку с собакой. Печаль и темнота отступали. Но собака околела, а кота забрал один хороший человек.
Анни ждала его все там же. Лицо ее порозовело от холода, а улыбка лучилась как солнце. Глаза их встретились. Эльм с загадочным видом поманил ее. Около часа они катались по городу, безмолвно, сохраняя торжественную тишину и останавливаясь лишь чтобы взяться за руки, посидеть бок о бок, радуясь безмолвному покою и молодой зиме.
Потемнело около пяти. Некрасивая и тонкая точно обрезок ногтя луна белела на размытом васильковом небосводе. В темной и голубой туманности вечера горели жгуче-рыжие огни фонарей. Он сбавил скорость, пытаясь рассмотреть дрожащие морозные звездочки. Голые руки деревьев исчертили небо, вцепились в его мягкую синеву, да так и застыли, не имея возможности улететь. Анни высунулась в окно почти до половины. Природа зачаровала ее.
-Хороший ты. Непонятный только.- вдруг сказала она.
Небо вздрогнуло, исполосило черным и застыло. Эльм вздохнул.
-Чем непонятный?- спросил он, оттаскивая ее за поясок.
-С твоим умом и поддерживать всеобщую глупую идею. Непонятно.- удивилась опять и потерла озябшие щеки.
-Разве это глупо- желать всем добра?-нашелся он.
-Для каждого добро разное.- ответила Анни.
-Что добро для тебя?- спросил Анмир, целуя темные пряди сбившейся челки. Странная тревога охватила его и все сомнения, все страхи, все что мучило его до этого дня, показались Эльму пустяками.
-Слушать как ты мне возражаешь. Это означает, что мое мнение тебя волнует.
-Ты просто не от мира сего.- фыркнул он.-Такие с ветки не падают.
-Вот именно. Не от мира сего.- подтвердила Анни.-А если б я была от мира сего, то это была бы не я вовсе. И тебе эта необычность нравится, да еще так, что ты со своей враждебной мне философией все равно со мной общаешься.
-Откуда ты знаешь, странное создание, может быть я в тайне лелею надежду переубедить тебя?
Анни фыркнула от смеха.
-Ну так скажу сразу: найти кого-то кто солидарен с твоими человеколюбивыми идеями нетрудно, а вот настоящего друга еще пойти поискать. Поэтому даже не пытайся рассориться со мной. Я глубоко обидчива, хоть и отходчива.
-Ладно-ладно, настоящий друг. Сознаюсь, грешен: я всего-навсего заскучал без тебя.- сказал он, проводя живой рукой по ее лицу.-И завтра тоже заскучаю.
-Какие нетипичные для тебя слова, Эльм.- усмехнулась Анни. В сереньких как утреннее небо глазах зажглись знакомые огни.-А как же логика, долой эмоции?
-К черту логику. Сегодня особенный вечер.- заявил Эльм, доставая из кармана шоколадку. То было нарушением его же собственных правил- не употреблять ничего вредного и бесполезного. Конечно, плитка была не из тех, что продаются в полуподвальных магазинчиках Маноры- не из тех, про которые шутят: слопаешь пару и рога вырастут. Это был самый обычный и настоящий шоколад. Но Эльм верил науке. А наука доказала, что гормонов радости в шоколаде совсем нет. И уж конечно он сильно портит зубы. Разломив пополам, он положил ее на колени Анни.
-Чем это он особенный?- жуя спросила Анни. Растаявший кусочек остался в уголке рта. Но ненадолго- она тут же слизнула.
Он не удержался и коснулся губами ее губ. А потом вдруг вспомнил уголовный кодекс. Анни как будто не удивилась и не отвернулась, не фыркнула и не сказала что-нибудь колкое.
-Сегодня ровно шестьдесят дней как мы познакомились.- торжественно сказал он.-И растущая луна.
-Это что-то из области мистического. А ведь я могла и не остановиться тогда.
-Куда б ты делась.- усмехнулся Эльм.-Еще сегодня день моего рождения.
-Поздравляю. Но ты не предупредил, следовательно подарок будет в другой раз.
-Ты мой лучший подарочек.
Анни фыркнула. Они двинулись дальше, деревья убегали от них, а вечерняя темнота все шире раскрывала свои чудовищные лапы. Анни отвернулась.
-Позволь спросить, а что тебя так привлекло в моем затылке?
-Я увидел тебя- выехал в город бесцельно, развеяться. Ты стояла у двери какой-то забегаловки, грела руки дыханием и читала объявления. У тебя было такое несчастное лицо. Что ты искала там?
-Что-нибудь для души и что-нибудь живое.
-И оно само нашло тебя.
-И ты проследил за мной тогда?
-Почти бездумно. А потом понял, что хочу узнать тебя.
-Для чего?
-Нуу…может, у тебя какая-то беда. И я смог бы помочь.- нашелся он. Не рассказывать же ей, в самом деле, что толкнувшее его завязать это знакомство вовсе не чувство человечности, а самое обыкновенно либидо?
-Доброе упрямое сердце. Ты всем помогаешь, или только тем, чья юбчонка выше колен?- хихикнув сказала Анни. От неожиданности он едва не врезался в красиво сложенную пирамидкой груду темно-розовых камней. “Ничего от тебя не скрыть.”- сердито подумал он. Много дней утекло и то, что взволновало его стало глубже, необъяснимей. Он не смог истолковать себе это иначе, чем особенностями человеческого организма, заставляющими думать о ком-то, ждать и радоваться, словом совершать непродуманные и странные поступки. Он притормозил на заранее выбранном месте. И не дождавшись ответа, девушка выскочила наружу. Он пожал плечами и включил радио. “И что я в тебе нашел? Непредсказуемая. Своевольная. Неисправимая.” Из открытой двери тянуло холодом. По радио один из советников гнуснавым голосом рассказывал, в каком порядке правильно подавать документы для регистрации в городе. Эльм переключил станцию. Хотелось какой-нибудь музыки, а не этой нудятины. Все-таки он молод еще, черт побери! И взглянул в маленькое зеркало на панели управления аэрокаром. Морщины. Вроде есть какие-то. А может и нет их совсем. От привычки не отмечать свой возраст он не отказывался. Не старый и ладно. За окном визжала чему-то очень довольная Анни, ласково шуршал остывающий мотор. Шла музыкальная реклама средства от полового бессилия:“Если вы не можете в полной мере проявить свою любовь…”. “И тут про эту чушь.”- раздраженно подумал он и выключил совсем. Ну ее к бесу, фантастику. Поправил однотонный шарф с ромбиками, выглянул в окно. Ему нравилось смотреть за ней. Хотя больше ему нравилось сидеть с ней бок о бок, бедро к бедру и греться ее теплом. Не то чтоб ему было особенно холодно, разве чуток так. Внутри. Анни скакала на месте, подбрасывала вверх целые кучи. Снег падал, живописно оседая на ее плечах и шапочке. Она наклонялась, смеясь, оборачивая улыбающееся лицо к нему и скатывая снег в большой шарик. Еще один накатанный и неровный лежал неподалеку. И вдруг Анни замерла. Просто стала еще одним пятном на фоне близкой ночи.
Она стояла, дрожа на ледяном январском ветру и до рези в глазах вглядываясь в пушистую тьму вековых елей. Что она надеялась увидеть там, Анни сама не знала. Но ей безумно нравилась эта природа. Это было и страшно, и горько, и головокружительно одновременно. Хотелось отрастить крылья, или раствориться в воздухе, стать невесомой и взлететь или вспрыгнуть туда, где приземная темнота сливалась с немым поднебесным мраком. Туда, где растаяли остатки хлипкого дневного светила, где пальцы кленов и тополей царапали небосвод. Она бы закружилась в этих ветвях, и всякий раз, опадая на землю с ветром поднималась бы все выше и выше. Она бы танцевала в ветвях, изливая свою странную душу. Или запуталась бы в тех больших ветках сосны, где пушистые иголки становятся продолжениями лунного дыма. Средняя кайма далекого горизонта была уже едко-зеленой, как раствор бриллиантовой зелени и тоненькие проколы белых и серебряных звезд мерцали ей заманчиво, как далекие незнакомые родственники из дальних чужеземных сказочных стран.
Раздался голос Эльма. И вспомнился железобетонный гадкий город. В том городе все голо и просто. Снег счищают зачем-то, и не поваляться, и не слепить снежков. Даже лед начали поливать какой-то ярко-голубой жидкостью во избежание травматизма. Таяло, реагент разъедал не только лед. Анни предавала проклятию горе-химиков, прыгая по камням и перебираясь по заборам по дороге в школу. Она уже рассказала об этой неприятности Эльму, воспользовавшись подвернувшимся случаем обругать временных правителей города. Анмир отметил в уме связаться с Эльджем и спросить, кто у него там сейчас химичит. Можно будет изучить формулу и сделать мягкую альтернативу. Еще один маленький шанс проявить свою исключительность. Потом это конечно станет известно всем в городе- Эльдж трепло, и вся его семейка такая- и нового мэра полюбят быстрее, чем разлюбили старого.
-Это что за мутата?- снова раздался Эльмов голос, выводя ее из мечтательной меланхолии. Очарование нетронутой природы ослабело окончательно.
-Снеговик!- счастливо вскрикнула она, маня его к себе- разделить радость творения.
-Ах, снеговик.- отозвался он, силясь вспомнить что это вообще такое. Но так и не вспомнил. Его детство было безрадостным: приют для подкидышей, учеба, прерываемая лишь каникулами, когда все воспитанники ездили за город, а он безвылазно сидел в библиотеке, и снова любимая учеба. Впрочем радость все же была: когда его работы отмечали учителя и его фотография- худенький однорукий пацан в очках и застиранной рубашке- месяцами бессменно висела на доске почета. Он был одним из лучших и стремился стать лучшим. Стал. Переходя в старшую школу, школу для особенных, Эльм столкнулся с подростковой жестокостью. Там были только дети обеспеченных горожан и присутствие в их классе сироты и калеки оскорбляло избалованных юнцов. Над ним потешались как над диковинным зверьком. Его обзывали подзаборником и нищебродом. В него кидались апельсиновыми корками. Когда он находился неподалеку, все зажимали носы и кто-нибудь громким шепотом говорил, что от приютского воняет помойкой. То была гнусная ложь. Но гонители унялись, поняв что у очкарика всегда выполнено домашнее задание и уравнения любой сложности он решает менее чем за тридцать секунд. Однорукий был гением. И ему выделили двоих “телохранителей”. За год он стал генератором всех коварных и полезных идей. Его уважительно именовали Мозгом, его рефераты покупали не торгуясь. Им даже стали щеголять перед параллельным классом. Упомянуть, например, на перерыве в столовой :”Наш Мозг опять взял золото на городской по астроматематике.” было и престижно и модно. У него появились стабильные доходы и он сделал операцию на глаза в одной из приличных клиник Версы. Две недели под бинтами, монотонные голоса одинаковых медсестер, скупые на слова врачи в белом, белые стены, хромированные приборы неизвестного назначения, сплетения тысяч цветных проводов повлияли на его воображение. Именно тогда он понял, что будет конструктором и врачом. Он засел за механику и придумал металлическую руку из шестидесяти покрытых нержавейкой деталей, предшественницу той, что появилась на рынке девять лет назад и завоевала молодому ученому медаль. Вторая рука не стоит по сути ничего без хорошей головы, но для парня из приюта это было уже что-то. Одаренного подростка наконец заметили кураторы школы, познакомили с серьезными людьми, заинтересованными в производстве протезов. У Эльма появились необходимые книги и возможность общаться с теми, кого он в начале своих замыслов боготворил. Это была полная приятных забот и бессонных ночей юность. Школу он закончил с благосостоянием, радужными перспективами и острым одиночеством в молодом сердце.
Эльм все так же упрямо сверлил взглядом дырки в своем аэрокаре, периодически убеждаясь, на месте ли она. “Спасибо хоть погулять позвал.”-смирившись думала Анни.
Анни прыгала в глубоком снегу, шлепала пестрыми зелено-коричневыми варежками собранный снег. Такая нестерпимо милая, румяная и странная. Между коротенькой черной юбкой и резинкой чулка виднелась полоска бледно-розовой кожи. Невыносимо захотелось обнять ее и увезти к себе, пускай даже против ее воли. И он вновь напомнил себе:” Уголовный кодекс, статья восемьдесят три. От трех до семи лет.” Нет, ему б столько не дали. Вообще б не осудили его- кое-какие привилегии для члена совета. Но он никогда не позволял себе таких грешков и был уверен, что не позволит. Он же не мизантроп какой-то, а правильный, фактически образцово-правильный молодой, ну не совсем может молодой, но все-таки человек и ученый.
-Иди ко мне! Разомнись старичок!- прокричала она, снимая с головы шапчонку с помпоном и подбрасывая в воздух. Изо рта ее валил пар. Она выбралась на расчищенную дорогу, показала ему язык и недалеко убежав, провалилась по колено в снег. Он погрозил ей пальцем, но не вышел. Принимать участие в ее странных играх не казалось ему заманчивым. Раз уж он, как она шутливо выразилась, старичок, то должен только смотреть как резвится молодежь.
Он представил как она сейчас озябнет, сунет покрасневший остренький нос в рукавицу, жалобненько попросится внутрь и он, с улыбкой превосходства и неизменным злорадством:”Я же тебя предупреждал. Зима на улице.” впустит и обнимет ее, такую замерзшую, ненаглядную и мягкую. Воистину, что-то зимою случается. Наблюдал за нею, и счастливо-спокойная улыбка не сходила с его лица. Пил глазами вечернюю сиренево-синюю темень, радовался безмолвию и мощи этой странной замороженной природы. Спали деревья, спали пруды. Снегом присыпало все, что сделали люди. И только один человек- худенький, растрепанный, вызывающий необъяснимую нежность- был сейчас в гармонии с этой ужасающе всесильной природой. Эльм провел ладонью по лбу. “Ну что за мысли сегодня, диву даюсь. Неужто и правда, снова это непостижимое, всеподчиняющее?” Анни была ему нужна. Этого он отрицать не смел. Как его проекты. Как сон и пища. Как его Манора. Сильнее Маноры. “Что?” Это было удивительно.
Поставила средний комок на большой, маленький- наверх. Воткнула ветки- стали ручки. Серыми камешками выложила пуговицы и глазки.
-Посмотри, Эльм!- и довольная как детеныш взвизгнула. Громко чихнула, вытерла нос. Стоило ли мерзнуть ради какой-то уродливой человекоподобной фигуры, которая простоит в лучшем случае до первой же оттепели?
-Мне не нравится твой снежный голем, милая.
На это Анни лишь показала язык. Эльм открыл дверь, молчаливо приглашая ее в свое крошечное уютное царство. Припрыгнула, счастливая. “Все у нее по-детски.”- и изумился. Но ему все это ее ребячество нравилось, словно Анни была ему каким-то непостижимым образом родная и своя.
Анни широко улыбнулась. “Обаятельный.”-подумала она. Вот уже много дней она приводила в жизнь сложный, постоянно меняющийся и обрастающий все новыми ловушками план под названием:”Как перевоспитать, соблазнить и получить в хозяйство милого зануду”. Эльм стал для нее интересней всех книжек и подруг, едва ли не главнее тети и привлекательнее всех актеров, что сменяли друг друга на ее стене почета в маленькой причердачной комнате размером шесть на пять шагов. Он наконец-то поцеловал ее. Впервые за эти шестьдесят дней. Встречи их были не так часты, как осенью, что заставляло Анни еще больше желать их. Последние три недели они ходили под руку, но все равно разговоры были недолги и натянуты. Эльм замолкал, услышав что-нибудь неприятное ему, хмурился и отстранялся. Анни понимала, что влюблена не на шутку- такого с ней прежде не было.
-Если б мы сделали его вместе, то тебе бы понравился.- сказала она.
-А?
-Потому что ты перфекционист.
-Ты видела мои работы?- с удивлением произнес Эльм.
-Нет пока что.
-Так откуда ж ты знаешь?
-Тебя выдают мелочи вроде узла галстука.
-Но на мне нет галстука.
-Тогда был.
Поняла по его ласковой усмешке, что путь свободен и залезла на колени. Серые звездочки ее глаз мягко блестели. Тонкие руки с маленькими ладошами протянулись через темноту и обвили шею. Он стряхнул ее. Анни сделала вид что обиделась, отвернулась. Но сердиться она долго не могла- что-то текучее и живое было в ее натуре. И вновь эта приятная теплая тяжесть живого человека.
-Это что?- спросила она, тыкая ему в нос.
-Нос, что же еще?- ответил он.
-А это?- и нацелилась в подбородок.
-Ах ты!- с укоризной сказал Эльм.
-Бука!- заявила она, и надув губы сообщила капризным голоском.-Люблю тебя до колик в животе, хоть ты этого не заслуживаешь. Но люблю.
-Это как?
-Это так: ступаешь ногой на тонкий лед, он ломается, проваливаешься в студеную воду, аж сердце заходится как холодно. А потом вдруг неожиданно бац…и тепло! Горячо.
Он рассмеялся.
-Тепло, горячо. Слезай зараза, я за себя не отвечаю.
-А как же голос разума?-с улыбкой профессиональной искусительницы сказала Анни.
Но больше не смог противостоять ее чарам. Стиснул так, что взвизгнула. И перепугался что ненароком сломал ей ребро. Но все обошлось. Вот только Анни была самая что ни на есть хитрющая. Довела-таки. От его объятий все в ней дважды перевернулось, тепло разлилось по телу и закружилась голова. Но как только ее глаза встретились с его непроницаемыми глазами стало страшно. “А я его совсем не знаю.”-подумала Анни, но отступать было некуда. Он крепко держал ее, чересчур крепко, точно это был капкан и он захлопнулся. Властная ухмылка озадачила ее, даже сверх меры властная. Точно он не обычный умный и хороший парень, а диктатор в своем роде. И все это время он просто ждал когда она вползет в этот капкан.
-Только не делай мне больно, пожалуйста.-прошептала она. Он удивился: куда делось ее бесстыдство? Но это ему понравилось. “Крепость сдалась.”- довольно подумал он и убрал одну руку.
-Извини, дорогая. Сама понимаешь.- голос его был нежен точно пенка на молоке, а взгляд остался таким же страшным и незнакомым. Он отпустил ее. Анни вопреки ожиданиям не слезла. Не пошевелилась.“Что с тобой такое?”- думал он, вглядываясь в нее, пытаясь понять, чего вдруг она так испугалась. Анни внезапно задрожала и отодвинулась. Что-то чужое и безжалостное, словно бы инопланетное, или может даже по ту сторону дня стороннее держало ее крепко, и отпустило, зная что никуда она не денется.
-Детка, ты себя хорошо чувствуешь?
Голос. Мягкий, неторопливый. Правильные, нежные и простые слова, в мгновение ока возвратившие ее покой. Это просто Эльм. А там просто зима. И просто солнце село и просто темнота хочет их забрать.
-Обними меня сильно-сильно, мне что-то почудилось, Эльм.- приходя в себя объяснила Анни.
Перевела взгляд на окно. Валом валил снег и тонкий месяц играл лучами сквозь жидкие тучи. Серебряные спицы лучей протыкали мятую синеву, белый покров свежего снега оседал на дороге и черном аэрокаре. Первые обломанные звезды путались сквозь ночные тучи. Тучи убегали, сталкивались друг с дружкой и прятали на миг зеленоватую худую луну. Там, на близких небесах, было холодно и зябко. Месяц был одинок. В руках Эльма было тепло и безопасно. Анни закрыла глаза.
***
Январь вошел в полную силу. Морозным ветром побило почти все маленькие клумбы. Цветы почернели. Жители ходили в радостном волнении и спешно прибирались в любимом городе- ожидалось событие первой значимости. Только и разговоров было что о новом мэре. О том, как зовут его и чем он занимается, пока еще не знали.
Эльм сказал Анни:
-Меня не будет в городе дней пять-семь. Не скучай.-и подарил белый как небо тюльпан из двенадцати лепестков. Он очень торопился и не стал гулять с ней как всегда. Лишь вручил цветок, похлопал ее по плечу и уехал. Аэрокар рыкнул как голодный леопард и скрылся в придорожном дыме. Анни поцеловала тюльпан в пушистую макушку и спрятала под куртку, ближе к сердцу.
-Буду. Только ты поскорей возвращайся ко мне.- прошептала она, гладя цветок. Слезы закапали на колени. “Возвращайся, ты мне очень нужен.”
Занятия в школе сократили: всех захватила атмосфера шумного праздника. Анни и Рене вышли, сели на крылечко. “Я не знаю, чем это грозит Маноре, но нам, похоже, предстоит наблюдать воцарение еще одного сумасшедшего.”-сказала Анни. Во внутреннем кармане ее был цветок с которым она не расставалась. Рене молчала, быстро и жадно курила, втягивая вонючий дым и то и дело оглядываясь- курение в школе было строжайше запрещено. Все давно разошлись и только они двое остались у запертой школы. “Мой концлагерь.”- называла это место подруга, и Анни была с ней полностью согласна. Ничего особенного или страшного в этом среднем образовательном учреждении не было- школа как школа, но для многих молодых людей покинуть школу было заветной мечтой. Когда осталось чуть меньше половины, Рене отдала Анни.
-Обслюнила.-сморщилась она, но бычок все же добила.
-А может, пойти и посмотреть?- вдруг сказала подруга. Анни вздрогнула.
-Что-что?
-Представление городу нового мэра.
-Ты или совсем ку-ку, или просто не в себе- там же не будут раздавать бесплатных футболок или еще чего-нибудь. На кой черт тащиться на площадь? Превеликое удовольствие- давиться в толпе, рвать колготки слушая крики этих милых горожан.
-Но ты же, несмотря на свои принципы, хочешь пойти тоже?- это был удар не в бровь а в глаз. Анни хотела, с тех пор как весть о торжественной церемонии разнеслась по всему городу, с тех пор как тетя на хвосте притащила ее домой. Анни хотела, но убеждения не позволяли. Она потянула коротенькую складчатую юбку и жалобно уставилась на Рене.
-А кто тебя там увидит? Завяжешь шарф на голову.
Анни пожала плечами. Еще и с шарфом на голове идти. Вот уж совсем глупость. Она обломала сосульку и сунула в рот- как в детстве сладко не было. Просто лед и лед. Доводы Рене она уже не слушала: идти хотелось, тем более что время было еще раннее. Да и Эльм за ней не приедет- его в городе нет. А что ей, в самом деле, опять на чердаке сидеть? Можно сходить. Может быть на обратном пути она зайдет в кафе-мороженое, или выпьет из-под полы что-нибудь крепкоалкогольное, в честь праздника-то ей нальют и свидетельство о совершеннолетии не попросят.
Они все же пошли. Анни шла медленно, готовая в любую минуту вот-вот повернуть назад и только присутствие одноклассницы, шутившей над ее тщательно скрываемым смущением, удерживало ее на площади.
-Это он! Он!- раздались высокие детские восторженные голоса.
-Из-за чего такой шум?-перекрикивая ор, спросила Анни. Рене не услышала.
-Да кто же это там?-настаивала Анни.
-Правитель Маноры. И глава Совета четырнадцати рядом с ним. Я ничего не вижу- народу столько, что не рассмотреть. Его называют железным человеком. Говорят, его тело наполовину состоит из металла, и характер у него не сахар.
-Интересно, он верно смазывает свои шестеренки как мы чистим зубы.- съехидничала Анни.
-Говорят, будет праздничный бал. Глава гильдии поднесет ему ключ от города. Все будет украшено цветами, белыми-пребелыми. Говорят, советник Анмир обожает белый цвет.
Анни усмехнулась, незаметно касаясь груди- во внутреннем кармане лежал цветок Эльма.
-У него имя есть? А как его зовут? Анмир Железные клешни? Или может быть Железное Сердце?
-Говорят, он немного красив.- подмигнув сообщила Рене. Именно любовь ко всему прекрасному и объединяла их с Анни. Но вкусы у них были разные и то, что Рене считала красивым, Анни находила скучным.
-Особенно его стальные подшипники. Очевидно он позолочен.- хихикнула Анни.-Дерзай, ты же любишь все блестящее. Возьми над ним шефство и начни состригать звонкое золото.
-Вчера тетя Раоко говорила моей маме, что он прекрасно танцует.- отмахнувшись от шуточек поведала подруга.
-Он танцевал с нею?- сморщилась Анни. Умение танцевать никогда не казалось ей каким-то достоинством. Сама она не умела и считала танцы делом праздным, пустым и бессмысленным. Вспомнился Эльм, сказавший как-то что не видит в танцах ни пользы, ни приложения уму.
-Нет. Возможно мне удастся посмотреть, как он танцует. Ведь на балу должен обязательно присутствовать виновник торжества. Если нас пустят конечно.
Анни не стала уточнять, кого Рене имеет ввиду под словом “нас”. Мысль о том, что ей возможно придется еще и пойти в ратушный дом, смотреть на танцующих или даже принимать участие во всеобщем веселье казалась ей оскорбительной. Уж для нее этот зимний переполох уж точно праздником не был. Тем более Эльма нет в городе. Чего стоят эти праздники без ее Эльма? “Нет, не пустят черти.-успокоенно подумала она.-Мы не в бальных платьях, да и это верно устроят только для именитых горожан. Если всех пускать, то танцевать придется на потолке.”
-И он будет скрипеть там железными ногами? Если такая ерунда наступит тебе на ножку, то расплющит. И будет у тебя стопа как у утки.- продолжила шутить Анни.
-Никогда не видела стопу утки, и поэтому не обижаюсь на твои шуточки!
-Тебе-то что обижаться? Я ж смеюсь не над тобой, а над твоим возлюбленным советником Анмиром.
-Какой хорошенький, а такой бедняжка!- провздыхал кто-то неподалеку. Очевидно, толпа расступалась и было уже видно приближающихся главу совета и нового мэра.
-Вот и жалейте себе эту болванку, а я домой пойду.- раздраженно сказала Анни.- Пропустите что ли? Слышите? Эй вы, тухлая курица?
Все ходят, некоторые вон даже носятся словно им пятки подожгли, торопятся приготовиться к зрелищу, а Эльма нет в городе. Вот бы повеселились вместе над этим новым единоличным хозяином Маноры! Хотя нет, он бы просто слушал ее шуточки. Эльм уже перестал возражать ей, но так и не принял ее точку зрения. Он пропускал ее ворчания мимо ушей, но иногда вдруг замолкал и так странно на нее смотрел... и она тотчас смолкала. Точно ему было малость неприятно от ее анархистских идей. Анни радовалась тому, что есть. Она уже решила, что перед сдачей экзаменов припрет его к стенке: припугнет тем, что они расстанутся совсем, если он не возьмет ее в жены. Без него она своего будущего видеть не могла. Пусть он и зануда, и совсем не одобряет ее мыслей, пусть он неизвестное поле, но между ними самая настоящая любовь.
-Железное тело, свинцовые мозги!- яростно сказала она. Пусть бы лучше Эльм вернулся. С ним иногда так тепло и надежно. А как мило он морщится, когда она с шутками рассказывает про очередные новинки техники, увиденные на улицах Маноры. Вот вернется он, и она сама не станет дожидаться, попросит его руки. И он будет жить в ее домике с гнездом аиста на крыше. А вечером будет ждать его с работы на том самом углу, где они познакомились. Если же им не дадут разрешения на брак, ей глубоко наплевать. Она все равно его заберет к себе. Чихать она хотела на селекцию, генетику, на правила и долбанное правительство. Любовь превыше всех условностей. Идея любви- святая идея, чтоб там не выдумывали себе изъеденные пылью старые чиновничьи крысы. Никто не в силах запретить ей быть счастливой. Никто не помешает им с Эльмом быть вместе.
-Пошли вместе. Пошли. Я хочу посмотреть на него вблизи.- подружка потянула ее за рукав, вырвав из плена радостных грез.
-Нет. Иди сама, если тебе не на что больше тратить свое время.- оскалилась Анни.
-Я боюсь одна. Он там сейчас с охраной и без советника стоит. Люди говорят, руки жмет всем кому хочется. Поздравляют.
-Боишься? Что он перемелет тебя железными зубами?- усмехнулась Анни. Уж кого-кого, а нового владельца Маноры ей бояться на пристало. Тем более он человек как и все, пусть даже полужелезный, как молва идет.
-Ладно. Уговорила. Но не задарма. С тебя блинчик.- согласилась Анни. Любопытство перевесило. Себе она объяснила так: врага надо знать в лицо. Новый управитель в Маноре скорей всего такой же противный старикашка как и его предшественник.
-Идет.- согласилась подруга.
-И не простой, а политый черничным сиропом.- уточнила Анни.
Город, белый в свете дня и уныло-серый ночью вызывал у нее тоску. С тех пор как Эльм появился, Манора перестала пугать ее. Это была уже не змея, а просто раздавленный червяк, живущий по своим непонятным инстинктам и не имеющий власти над ней. Тысячи огней-отражений в стеклах. Тысячи призраков по ту сторону окноглаз. Город-мечта, город сонного покоя и хрупкой рукотворной красоты. Огнеглазая Манора. Город не ее мечты. Два контроля на въезде, небольшой налог на землю, бесплатная медицина и множество социальных льгот. Но только для своих. Приезжих здесь не жаловали- они приносили венерические “подарочки”, порченый алкоголь и синтетические наркотики, скрашивая тем самым жизнь благополучных манорцев и заставляя глав правительства скрипеть от злости зубами.
Анни делала вид, что ей не интересно. Праздничное настроение отчасти передалось и ей. Но вот повод был, мягко сказать, сомнительный. Какой-то новый мэр, хотя она и старого нечасто видела. Не дай бог еще знакомых встретят, а те растрындят тетушке что Анни, которая каждый вечер насмехалась над страстью соседей к телеящику, которая якобы не следит за новостями, пришла-таки встречать нового мэра. Да и перед собой стыдно.
-Анни!- окликнули ее.
-Эльм!- радостно вздрогнула девушка. И огляделась. Люди в черно-серой форме правительственной охраны, гирлянды живых цветов и море белых и синих воздушных шаров. Эльма нигде не было. Подруга что-то несвязно пищала за ее спиной. Но из-за гула толпы слов Рене невозмодно было различить.
-Обернись.- сказал все тот же властный голос.
-Эльм! Родненький!- вскричала Анни. Он был в метре от нее- как всегда в черном, гладко причесанные белые как мел волосы белее его рубашки, на губах звездится удивленно-радостная улыбка. Окруженный людьми в форме государственных войск. Солдаты отошли, расступаясь по его жесту. Анни взвизгнула счастливо и бросилась к нему на шею.
-А мы тут пришли посмотреть на эту болванку, которой ты так восхищался! Как хорошо, что ты в городе, Эльмушка! Вместе полюбуемся как он в ратушу почешет!
-Ты не сказала, что знаешь его.- произнесла отчего-то то бледная, то краснеющая подруга. Анни недоуменно посмотрела на него, пытаясь понять, откуда это Рене знает ее Эльма. И увидела…как он спешно прячет в карман металлическую левую руку. Левую руку, обычно скрытую под перчаткой или под толстым слоем искусственной кожи. И поняла, что происходит с убийственной точностью и быстротой. Сердце ее вздрогнуло, закружилась голова. Анни отстранилась. Перед глазами все слилось в черно-бело-серую карусель. Лицо Эльма никогда еще не было таким чужим и страшным. Анни вздрогнула, оттолкнув растерянную подругу, молниеносно растолкала нескольких собравшихся выразить почтение новому мэру горожан с охапками цветов в руках, и бросилась прочь.
-Анни!- крик этот словно разбил солнечный день и слепой стрелою понесся ей вслед. Но истрепалось стальное небо и кусочками, мягкими снежинками начало крошиться на головы людей и плечи Маноры, что подловила, заманила и раздавила ее, школьницу семнадцати гордых лет, неприступную и свободную. И как заманила- в обличье хорошего умного парня, о каком верно любая девушка мечтает.
Промчавшись мимо выкрашенных в безлико-белое стен, мимо всех закрытых в честь праздника магазинов, Анни убегала прочь от ужасной правды. Вот позади остался городской парк, вот уже кончалась улица Памяти Греона с ее украшениями- позолоченными современными статуями и вычурными игольчато-стрельчатыми домами. Анни никогда прежде не бегала так быстро. Словно хотела она обогнать зимний ветер и день, полный сокрушительных сюрпризов. Он хотел бы остановить ее, поговорить, но предстояло пройти еще торжественную и глупую церемонию- получение ключа из рук старейшего жителя Маноры в зале ратуши. Он утер лоб и подумал как хорошо, что на площади совсем немного людей. Лишь бы Анни не запомнили. Эльм сделал каменное лицо и пошел по направлению к ратуше. Молчаливая охрана следовала за ним. Приветственные крики, поздравления летели ему вслед. Нового правителя Маноры любили, обожали и хотели видеть. Новый мэр был полон мрачных предчувствий.
***
Анни сидела дома одна- на ее счастье тетка убралась куда-то в очередные гости. Племяннице она оставила ужин на столе под клетчатой скатертью и газетой. Анни есть не хотела и не могла. Закрыв за собой дверь, повернув для верности на два оборота ключа, она со стоном повалилась на половик в прихожей. Зимний, ясный, белый день стал мрачными горькими сумерками.
“Я не могу поверить, что это он. Точнее я могу поверить, но не могу понять, что же это все было. Правильно люди говорят- чужая душа потемки. Я знала о нем ровно столько, сколько он сам говорил. Не выпытывала ничего. Он говорил что биолог и врач, и это была правда. Он не обманул меня нисколько, только утаил часть всей правды. Самую важную и огромную ее часть. А я, наивная, высказывала ему все, что думала о правительстве. Потому-то он и молчал, потому то он и не говорил. Я сама виновата. Сама. Он не признавался мне ни в каких чувствах, не обещал ничего, мы просто встречались, мы проводили время вместе. Нет, не просто. Я жила день за днем, ожидая его и раз за разом все сильнее привязываясь к нему. Я мчалась на эти свидания, не желая думать что возможно всего лишь ему игрушка. Я жила от встречи до встречи и смеялась от счастья, лишь увидев издалека очертания черного аэрокара. Постоянно я чувствовала эту проклятую недосказанность, но не делала ничего чтобы хоть немного прояснить картину. Но боялась что все это сон и я внезапно проснусь. Нет ничего хуже пробуждения. А такое пробуждение подобно смерти. В конце концов, все могло оказаться хуже- он мог быть женат, иметь детей, а со мной так, просто развлекаться. Это лучшее что могло произойти. Если не принимать во внимание, что он теперь мэр Маноры. Какая насмешка судьбы- отдать свое сердце тому, кто является символом этого страшного времени. Нет, это даже не символ- это типичнейший представитель этих новых наново скроенных и сталью прошитых людей, этого упорядоченного беспорядочья алчности, высокоумия и узкоумия, это самая макушка Маноры, Эльм Анмир, советник и биоконструктор. Он- и есть эта идея всеобщего блага, а я это просто я, маленькая нелепая влюбляшка, не представлявшая себе всех кошмаров подобной связи. Я жалка верно на его высокий взгляд, поэтому со мной не считались. Меня гуляли, развлекали умными беседами и сказочными садами, и, верно, человеком не считали. Кто знает, о чем думает другой человек? Он сам мне так сказал. Он мало обещал. Он даже прощаясь, махал ручкой и исчезал, не обещая появиться снова. А я, наивная, ждала его как праздника. Вот теперь вспоминай, вздыхай и береги эти воспоминания как обгорелые спички. А Рене даже ахнула, верно от зависти. Видно все сразу поняла. Небось, сейчас сидит и завидует мне. Но почему, боженька дорогой, почему же он оказался таким? Почему именно он- мэр Маноры? Почему он тот, кто он есть? Почему он не живет в доме по соседству?”
В шестом часу раздался звонок в дверь. Три раза. У тетки были ключи.
-Подруга пришла?- усмехнулась Анни. Конечно же, Рене прискакала. Дурища страшная, но не злая совсем. Скорей всего она сложила два плюс два и пришла поддержать ее, подставить плечо для слез. Вздохнула, потерла глаза и открыла. Эльм стоял у ее двери как на посту, но молчаливый, и какой-то совсем незнакомый: глаза в пол, с лица бледен, растрепанный, плечи опущены и обе руки в перчатках. Точно пришел сдаваться с повинной.
-Ты!- палец Анни уперся ему в грудь.-Чудовище без совести, без сердца, исчезни из моей жизни навсегда.
-Анни, я давно хотел рассказать тебе. Но знал, как ты отреагируешь.
-И уж конечно ты не ведал, что я не выйду со всеми на площадь? Я бы увидела тебя по телеящику на следующий день!
-Я подумал, что еще один день у меня есть. Ты говорила, что не любишь правителя Маноры.- объяснил он.
-А теперь еще и ненавижу.
-Я чувствовал, что все так обернется. Анни, послушай. Я прятал от тебя правду- ведь ты не стала бы разговаривать со мной.
-Рано или поздно, правда бы вылезла наружу. Какая ирония- миловаться с хозяином города и не подозревать об этом!- с яростной обидой сказала она.
-Тогда я был просто Эльмом. И сейчас это я. Что же изменилось? Прости меня за то, что не смог открыть всю правду сразу же.- сказал он, но в голосе его не было ничего.
-Прощаю. И прощай. До не свидания, ваше господство, железный человек!- задыхаясь от слез проговорила она и закрыла дверь. “Эльм, Эльм, ты меня едва не убил.”
***
Анни сидела на краешке фонтана. Мягкий снег присыпал ее, девушка встряхивалась, плакала, вытирала слезы. Дул бессовестный ветер. Бородатый тритон все так же равнодушно улыбался ей бронзовым лицом. Был самый обычный день января. Уже стемнело. Но домой идти не хотелось. Школу Анни прогуливала в городском саду или на кладбище. Не хотелось говорить ни с кем. Кроме него. И вспоминала, мучая тем самым себя, все вспоминала как попрощалась с ним. Конечно они расстались навсегда. Он-страшно и представить- тот, в кого б она по доброй воле не влюбилась. Или влюбилась бы- ведь любовь контролировать нельзя. Ведь влюбилась-таки. Анни припоминала каждую черточку милого лица, каждую шутку и слезы неудержимо текли из глаз. Наплакавшись, она собралась было идти прочь- время ужина. Есть совершенно не хотелось. Тетя была дома. “Лучше тут остаться, до половины десятого. А то еще начнет лезть в душу.”Здесь было тихо и тепло- от холода. Словно она уже не чувствовала ничего. “Я, верно, умерла. И фонарики горят, освещая мне путь.”
Кто-то положил руку ей на макушку.
-Пойдем со мной.-сказал знакомый голос и стало тепло и спокойно.
-Это очень больно, знаешь Эльм?- тихо сказала она.
-Знаю. Тогда пойдем со мной.
Он взял ее под руку- крепко, так точно она опять вздумает убежать. Но Анни совсем не хотелось вырываться. Было радостно- оттого что он все же пришел. И страшно, потому что это оказалось не сном.
-Что мне делать, Эльм?- спросила она, когда Манора осталась позади и показался памятник Хрустальному столетию. Неизвестный герой, поднявший крошечную планету к Солнцу. Анни моргнула. Памятник никогда не нравился ей и вот сейчас, увидев его, она испугалась еще сильней чем в тот день, когда видела его впервые. “Человек схватил мир и устроил в нем свой рациональный Ад.”-подумала она, касаясь незаметно рукой мягкого бока Анмира. Памятник из-за окружавших его огней казался золотым и медовым. Аэрокар то опускался, то плыл в полуметре от шоссе. Темноту рассеивали серо-голубые фонари. Проплывая мимо них, свет казался сплошной тройной линией. Снег падал, холодный и мягкий, таял коснувшись черной ленты дороги. Было радостно что он услышал ее мысленный зов.
-Перестать беспокоиться и начать жить.-невозмутимо ответил Эльм.
-Это так невыразимо больно.
-Не надо, Анни. Не стоит мучать себя понапрасну. Видишь, я с тобой.- и он крепко сжал ее руку правой, живой и теплой рукой. Ему казалось, что причина ее грусти в страхе потерять его- ведь он оказался так далеко.
Первый пропускной пункт они пролетели без остановки. Очевидно аэрокар мэра солдаты и роботы прекрасно знали.
Облитые снегом, тонкие ели стояли вдоль дороги. Солнце белой рваной дырой еле заметно висело на небосводе. Кто-то смел снежную крупу с шоссе и на черном, покрытом закрепителем асфальте горела зеленым фосфором разметка дороги. Столбы здесь встречались реже- почти через километр. Белые, с темными полосами, высотою в полтора человека и с привычными восьмерками огней, они освещали в темноте путь редким аэрокарам. Дорога была безлюдна и чиста. Эта часть пятой загородной дороги считалась закрытой и не была нанесена ни на одну карту. О ее существовании знал лишь хозяин земли да его гости. Через девять километров к востоку от Маноры, после съезда и через поле, Анни увидела темный каменный особняк с четырьмя острыми башенками и покрытой черной жестью крышей. Дом выглядел притягательно и жутко- в окнах не горел свет, сад был запущен.
-Рухлядь кого-то из Орфиниев.-объяснил Эльм.-Хотел купить и снести, а те ни в какую. Что-то вроде родового имения. Нищая и гордая аристократия.
Ей хотелось прижаться к нему и заснуть, или проснуться, потому как все это должно было быть страшным сном. Не могла так быть, ну не могло- ее Эльм и мэр Маноры. Когда он поворачивался к ней и ободряюще, ласково смотрел так, сердце билось словно мечтая вмяться в ребра, или как птица бьющаяся прочь из клетки.
-Это плохо.- еле слышно прошептала Анни.
-Почему? Ты жалеешь о том, что между нами есть?- удивился он.
-Было.
-И будет. Я знаю, что точит тебя. Просто прими все и успокойся.
-Я боюсь тебя.- ответила она.
-Незачем. Я же не чудовище какое-нибудь. Ты мне очень нравишься, поэтому я с тобой.
Второй, третий пропускной пункт. Серебряные и голубые огни, какие-то лабиринты бетонных стен, сверху покрытых витками колючей проволоки. Аэрокар шел теперь по земле, и так медленно, что она успевала прочитать таблички:”Вы въезжаете на частную землю” и “Ограда под напряжением”.
-Зачем я здесь?- спросила она.
-Ты должна быть здесь. Я сделаю тебя счастливой.
-Правда?
-Конечно. Как можно в этом сомневаться? После всего, что между нами было я не представляю своего будущего без тебя.
Наконец они остановились. Было темно. Эльм опустил стекло, высунул голову и гневно прокричал что-то неразборчивое. Слова были незнакомыми, но по тону было все ясно. Зажегся лиловый свет, резанул по глазам и пару секунд спустя Анни увидела шлагбаум. А затем какой-то офицер в форме отдал им честь. Эльм раздраженно щелкал пальцами по щитку управления аэрокаром пока они продвигались дальше. Но и здесь его ждал сюрприз- аэрокар остановился резко, столкнувшись с чем-то. Света во дворе было мало- половина фонарей не работала. Эльм вышел, осматривая то, что помешало им продвинуться дальше. Рассмотрев, он сморщился так, точно это был по меньшей мере мусорный бачок. От его брезгливой гримасы не осталось и следа когда Анни вышла. Четыре больших контейнера с маркировкой главного госпиталя. Кто-то привез и кинул их прямо во дворе, а занести в дом никто не потрудился. В добавок ко всему что-то случилось с фонарями. Дежурный офицер заснул на посту и не включил огни на въезде. Ток по стенам почему-то не пустили. “Чертовы дети, я им устрою!”- подумал Эльм, обходя контейнеры. Все как и положено- с двойными замками, с наклейками на боках. Сомнений быть не могло- это действительно посылочка из главного госпиталя. Вот только почему эти бездельники дожидались пока он врежется в эту кучу? Анмир взял Анни за руку и повел к дому. Открыв замок одним лишь прикосновением- Анни не заметила как именно- он вошел и впустил ее внутрь. И тут же быстро потянул назад- мало ли что за сюрприз ждал тут. Двумя хлопками он зажег свет. Сюрприз был- прямо напротив двери, с черным деревянным ящиком в рукообразных стальных щупальцах стояла какая-то машина и мигала разноцветными лампами.
-Не-ет.-простонал он.-Ты хоть один вечер можешь забыть о столовом серебре? Ужин готов?
Робот-эконом завертел головой, что означало отрицание, сомнение и скорбь и уехал куда-то. Анмир и Анни поднялись по лестнице. Эльм вздохнул радостно- проклятый ковер больше не лежал на верхней площадке. Проводов нигде не было видно. Анмир приложил лицо к одной из дверей. Отсканировало сетчатку и металлический женский голос произнес:
-Добро пожаловать домой, советник Анмир.
-Интересные у тебя ключики.-заметила девушка.-К чему такая секретность?
-Узнаешь.
Щелкнуло. Включился свет. Бледно-голубой, слабый.
-Этот железный болван так увлекся игрой в воров, что забыл погреть ужин. Придется нам подождать. Надеюсь что пользуясь моим отсутствием он не пустил на фарш секретаря.- и заметив испуг Анни, объяснил.-Тоже металлического. Тебе здесь нравится?
Стены были светло-серыми и стеклянными. Волнообразные узоры затемняли их. Отражая свет, горели сталь и алюминий. В шкафах, по ту сторону холодного светло-синего стекла, были расставлены книги. Незнакомого назначения аппараты были разложены вдоль стен на маленьких столиках. Высокие колбы- от тоненьких, в детский мизинец, до огромных, с человеческую голову, наполненные лимонно-желтой жидкостью сверкали как драгоценность. Это были яды, слабость Анмира.
-Не трогай- токсично.- предупредил он, когда Анни приблизилась, чтоб заглянуть в один из открытых сосудов. “Разве я не закупорил все перед выездом?”-с подозрением подумал он и глянул в алый, режущий красным светом глазок видеокамеры на третьем от двери столе, замаскированный под аппарат искусственного сердца. Тот, кто в его отсутствие входил и выходил в лабораторию уже снят.
Анни подходила к незнакомым вещам и осматривала, точно пытаясь узнать их назначение.Трубы, открытые треугольники из пластика, стеклянные сферы, полукружья и щипцы. Какие-то счетчики с незнакомыми шкалами. В углу небольшой стол на колесиках, вроде тех, в которых развозят новорожденных. Он покрыт темно-синей прорезиненной клеенкой, и что-то бугрится под нею. А наружу торчит, свешиваясь, металлическая трубка о шести коленах. Четыре цилиндра, покрытые клетчатой материей. И несколько медицинских инструментов, похожих на скальпели, только тоньше и острее.
-Как видишь, я тебе не соврал.-поймав ее взгляд, сказал Эльм.
-А зубы ты лечишь?
-Чего не могу, того не могу.
-А что ты можешь?
-Собирать аэрокары и роботов-помощников, конструировать протезы, работающие от импульсов мозга, пересаживать внутренние органы, а также незаметно пришивать оторванные носы.- со смехом сказал он, прищемляя носик Анни.-Но если прихвораешь, могу и поесть приготовить.
-Ты клад.-вздохнув сказала она.
-А кое-кто сказал, что я чудовище без совести, без сердца.
-Забираю назад.
Анмир нажал на кнопку около двери и открылись створки невидимого с первого взгляда стенного шкафа. Оттуда он вытащил старую, очень старую банку, зеленую и пыльную, как те что у тетки в подполе лежали, и в кои она каждый год закатывала абрикосы. Но тут не было ни абрикосов, ни другой какой-нибудь съестной радости. В желтоватом, грязном растворе плавала похожая на ящерицу тварюшка. Или даже не ящерица, а другой, неведомый Анни зверек. Эльм поставил банку на свободный столик и жестом пригласил Анни полюбоваться замаринованной зверушкой поближе.
-Ой! Что это? Новая мутация?- спросила она. Посмотреть и вправду было на что: размером не менее тридцати сантиметров, цвета кожи неясного и тусклого. Две пары глаз открыты, даже вытаращены и жалобно уставились на смотрящего, точно от ужаса и сильной боли и молят о чем-то. Большие красивые и умные глаза, очень похожие на человеческие. У ящерки несколько пар ног, бахромчатых, как у многоножек и пузико пластинчатое. А меж лбом и тем, что торчит из головы много-много складок, похожих на морщины. Если б не выглядело так мерзко, то было бы даже жалко эту тварюшку- словно ее убили и перед тем она кричала от боли.
-Уродчик.- хихикнул Эльм, подкрадываясь и прикусывая ее ухо. Анни аж подскочила от неожиданности.
-Заспиртованный. Жалко.- сказала она. Эльм убрал обратно в шкаф.
-Я сам дивлюсь. Купил на днях у одного коллекционера, из старых. Уму непостижимо, сколько литров спирта угробили. Если тебе интересно, то я покажу тебе мои сокровища.
Анни кивнула. Хотя всякие там золото, жемчуга и прочие штуки не могли ее заинтересовать.
К ее удивлению, драгоценностей там не было. Эльм открыл другой такой же незаметный шкаф и зажег в нем свет. Несколько прямоугольных стеклянных сосудов стояли на полке. Каждый был наполнен доверху разного цвета жидкостью и прикрыт крышкой, запечатанной сверху странным и смутно знакомым символом- сидящей в круге птицей со сложенными крыльями. И в каждом таком сосуде было по зверушке. Но эти уродцы больше походили на человекообразных. Один так был вообще рогатый младенец.
-А откуда они- уродцы?- подозревая что знает ответ спросила Анни.
-Из утроб наркоманок, проституток, алкоголичек и просто малолетних дур.- весело ответил Эльм, случайно выделив голосом последние слова. Анни сморщилась и отвернулась- приняла на свой счет. Эльм смутился, поняв о чем сейчас думает его подруга и потрепал ее по затылку. Затем закрыл кладовочку и понял что восхищений его коллекцией не последует. А ведь там были такие занимательные чудики! Она вышла, не желая больше смотреть ничего и он последовал за ней. Выключил свет, закрыл дверь. В коридоре было темно. Раздался слабый вскрик Анни. Он чертыхнулся, отыскал выключатель и зажег. Анни лежала на каком-то железном ящике. С маркировкой главного госпиталя и сопроводительной бумагой на боку. “Принесли-таки, раздолбаи.”- подумал Эльм, поднимая подругу.
-Сколько ж они будут слать их? Вот бестолочи.- проворчал он, поднимая ее на руки и перепрыгивая- второй ящик загородил путь в столовую. Он был почти уверен, что в этих контейнерах очередная ерунда- разделочное мясо, которое врачи посчитали негодным и чтоб не выбрасывать и не зарабатывать тем самым порицания профессора, отослали его помощнику, Эльму Анмиру. Оказалось, что Анни тоже узнала метку госпиталя.
-Там что, уродчики?- спросила она.
-Мороженые последы.- соврал он.-Через меня отправляют в соседний округ.
Анни вздрогнула. “Вот ты какой, хозяин этой чудовищной Маноры. Вы друг друга стоите.” Но Анмир, почувствовав испуг, добавил:
-Из них ничего не готовят, это байки. Они пойдут на лекарства для раковых больных.
История с привозными нашумевшими пирожками не ускользнула и от его внимания. После халатности Салливана никто в городе не рвался покупать мясные пирожки. А было все так: подписав какой-то очередной договор о поставке продуктов в здания городского управления, бывший мэр принял энную сумму мегагранов и не поинтересовался, что такое привозят в Манору. В первую же неделю в пирожке из буфета обнаружили звериный коготок. Пресса раздула эту новость и горожане стали бойкотировать выпечку. В поразительно краткие сроки создался даже специальный комитет по расследованию, в котором заседала дальняя полуспятившая тетка Анни(тетками бог наградил ее щедро), кричавшая на каждом углу:”Вот куда идут наши недоношенные младенцы”. Тетку оштрафовали за распространение ложных слухов, комитет закрыли, нераспроданную выпечку конфисковали, но историю с пирожками вспоминали и по сей день как что-то мистическое. Городские болтуны перевели историю в фольклор Маноры и теперь можно было уже увидеть тещу того зятя той сестры, чья мать внучатой племянницы надкусила пирожок и вытащила отрубленный человеческий палец.
-Ты что-то исключительное, что-то неправильное и свободное, не прими это за оскорбление, мое неразгаданное.- сказал Эльм, опуская ее на пол. Анни увязла по щиколотку в пушистом темном ковре.
-Это довольно неуклюжее объяснение. Но если принять во внимание тот факт, что прежде ты никому не пел дифирамбов…
-Шшш.- Анмир положил палец ей на губы.-Почему ты все время пытаешься испортить момент?
-Я просто шучу.-убирая его руку пояснила она.–И не надо вести себя со мной так, точно ты мой полноправный хозяин и муж.
-Есть большая вероятность, что в ближайшем будущем я буду твоим, как ты выразилась, полноправным хозяином и мужем.
-По-моему, после таких слов ты просто обязан дать мне право голоса.
-Анни.
-Что?
-Замолчи пожалуйста, я сам решу что мне делать.
-Ты полагаешь, что я позволю тебе указывать, что я должна делать, а что нет? Ты ошибаешься, потому что у меня есть все гражданские свободы. Я самостоятельный индивид и никакая привязанность не позволит законопатить мне мозги.
Он вздохнул.
-Временами ты до чертиков невыносима. Такое чувство, что наша жизнь будет полна скандалов и выяснений, кто в доме хозяин.
-Нет, в этом ты не прав. Раз и навсегда выясним, чей голос весомей.
-Ну конечно не твой.
-Тиран.
-Поосторожней со словами.
-Ты ничего не забываешь. Это я помню.
Анни обвила его шею руками.
-Какие-нибудь возражения? Нет?
Ну какие у него могли быть возражения?
***
-Ты действительно хочешь быть со мной рядом? Или просто у тебя пока нет мне замены?
-Да.-машинально ответил он, дописывая ответ профессору. Выходя из дома он включил свет на лестнице и внизу, до этого запер отчаянно мигающего всеми лампочками робота-эконома и поспешил проверить взялись ли за починку его аэрокара. После встречи с ящиками на нем могло остаться несколько следов. Теперь Анмира трясло от злости: аэрокар зачем-то отправили в гараж где без его ведома пропустили через автоматы, а те покрасили беднягу в голубой горошек, свет был внизу выключен, а он знал точно что Анни не станет спускаться, и включать ничего там не умеет, вдобавок он едва не убился об ма-алюсенький ящик с маркировной главного госпиталя, брошенный на лестнице, прямо на ступеньках. “Сколько они будут меня преследовать?”- прорычал Анмир и начал строчить письмо профессору. В ящиках не было никаких последов. Но об их содержимом лучше никому кроме него и Анторы не знать- то, что он запросил из госпиталя было незаконно и очень нужно им.
-Что это, если не любовь?- доставала Анни. Сутки проведенные вместе ничуть не успокоили ее.
-Отвечаю. Твое общество приятно мне. Я нахожу тебя неглупым собеседником.
-Ты скучал без меня, ведь так?
-Это всего лишь гормональный срыв.-рассеянно ответил он, отодвигая ее. За открытым окном что-то затрещало. Послышался забористый мат, Эльм оглянулся. На деревья посыпались искры- кто-то решился чинить фонари и перерезал все кабеля. Ну просто вечер сюрпризов какой-то!
-Тогда иди ты ко всем чертям! Прощай! Не хочу тебя видеть никогда!- вскричала Анни, бросаясь к двери. Коридор за коридором, пост за постом, этаж за этажом и вот она уже на открытом воздухе, стоит в вечернем золотом свете фонаря, вдыхая свежий мокрый воздух. Недавно прошел дождь со снегом, но Анни совсем не видела дождя.
-Гормональный срыв!- сердито проговорила она.-Как же! Ну раз это срыв, то желаю вам поменьше таких срывов, железное сердце!
Анмир задернул занавеску. Маленькая фигурка превратилась в темное пятно. Анни быстро покидала территорию. Он связался с начальником охраны, приказав выпустить девушку в коричневом платье. Он знал, что упрямая Анни вновь будет здесь. Что бы она там не говорила.
Ее сердце билось так громко, что Анни даже немного боялась: вдруг кто-то услышит этот стук и поймет? Ей не хотелось вспоминать счастливый день накануне. Всего этого могло и не быть, решила она. Так и будет, ей все приснилось. Но горькая обида, не утихая под голосом разума, теснила ей сердце. Все в этом мире стало таким подлым и точным- селекция, логика, химия. Какие ненавистные слова! Все, решено. Она и слезинки не прольет из-за этого полумеханического парня. Она забудет его и убежит далеко-далеко, туда…туда где находится база повстанцев. За городом. Да-да, именно к ним. Ведь не может она больше жить там, где правит он, где действуют его бездушные законы, где каждому хорошему, светлому и живому чувству дается угловатое якобы верное разъяснение? Это уродует доброту и любовь. Нет, не может быть все правильным и четким. Не должно быть.
Анмир взял живой рукой белую чашку, наполненную голубовато-зеленым чаем. Он огляделся. “Черт-те что! Устроил перестановку ради этой вздорной девчонки, а она сбежала.” Некогда серая, лишенная уюта комната, формой напоминавшая громадный полукруг теперь была украшена низкими овальными вазами с белыми ирисами. Молочные в серебристую рябушку лилии царственно стояли в высоких напольных вазах тусклого хрусталя. Белые розы и селекционные светло-голубые пионы маленькими клумбами были расставлены вдоль окон и от легкого сквозняка покачивали пушистыми головами. Анмир был сердит. Два вечера назад, расстроенный тем, что правда открылась, он провозился с электронной картотекой, среди ночи поднял профессора, и все это только для того, чтоб узнать происхождение, карту болезней и наследственность Анни. Он мог бы не делать этого, но долг всегда был превыше чувств. Он выяснил, что бунтарка не несет в себе опасных генов. Еле дождавшись утра, он выследил ее, буквально похитил по дороге в школу, где она перешла на вечернюю смену. Сердце его не билось птицей счастья, как писалось в этих старых пропыленных книгах. Но он был доволен. Они будут вместе. Он показал ей кое-какие последние разработки, открыл все сундуки тайн. А она придралась к каким-то словам и сбежала, сбежала прочь. Ничего, еще вернется. У нее совсем не горели глаза, когда она видела результаты опытов. Она смотрела на них с жалостью, а на врачей с презрением. Она слишком слаба духом- с этим можно смириться, Анни ведь женщина. Женщины выдумали какую-то любовь, и носятся со своей мечтой. Пусть носятся, ведь им больше заняться нечем. Но эта так называемая любовь опасная штука, если многие поверят в нее. Анни верно начиталась книг про этот вирус, и в голове у нее что-то помешалось. За эту любовь, говорят, в стародавние времена кончали с собой. Для Анмира это было непонятно. Чай остыл. Кружку он убрал, так и не притронувшись. Не хотелось ничего. Хотелось, чтоб Анни пришла и извинилась за свою дикую выходку. Послать к черту правителя Маноры- редкая дерзость, но он простит ей это в тот же миг, когда она появится у его ворот. Анмир нажал на кнопку звонка. Услужливый робот принес ему леечку. Надо полить цветы. Анни сейчас вернется и начнет ему выговаривать. Она терпеть не может непорядок. В мелких хлопотах прошел остаток дня. Но Анни не пришла. Ни на следующий день, ни через неделю.
Прошло много дней- Анмир сбился со счета, семнадцать или больше- а девушка все не приходила. И он, устав тосковать и ежеминутно выглядывать из окон, решил пойти сам. Наплести всякую красивую странную чепушину, что ей так нравится, для этого даже специально выучил отрывок из какой-то залапанной книжицы(отобранной на прошлой неделе у возмущенного робота-эконома). Очнулся он только стоя у дверей аэрокара, пытаясь открыть дверь кольцом и недоумевая почему же не открывается первый замок. Поковырялся пальцем во втором замке, выматерился и отошел в сторону. Случайно взгляд его упал на колеса. Это был другой аэрокар. “Совсем рассудок потерял. Не узнал родную машину.”-думал он, возвращаясь к двери. Мотор рыкнул как старый лев и Эльм пересек два пропускных пункта менее чем за минуту. Впереди, через огромное поле ничьей земли, блестел огнями засыпающий город. Вспоминая выученные слова, Эльм повторял их перед зеркалом, представляя лицо изумленной Анни. Ей же этого хотелось? Вот он и скажет. С этими мыслями он въехал в сердце Маноры. Через тихие улицы он промчался быстрее обычного, удивляясь почему не ездил прежде на этом вездеходе- подхалимском подарке старого профессора. Дом ее он чуть не проехал- странной кучи веток на крыше больше не было. Позвонил в дверь. Очень полная женщина в неряшливом платье-халате в цветок открыла ему, изумленно уставившись, не веря глазам. “Так-так. Значит Анни никому ничего не сказала о нашем романе.”- с одобрением подумал он. Женщина охала, пыталась застегнуть оторванные пуговицы, неловко пятясь впускала мэра в “свое убогое жилье”. В глазах ее был суеверный ужас- растрепанный, не в костюме и без галстука, без своей охраны, но это все же был мэр. Наконец она шлепнулась на скамеечку у вешалки. Первый же его вопрос, где ее племянница и можно ли с ней поговорить заставил женщину закатить глаза.
-Анни?- сказала женщина, и охнув схватилась за сердце.-Умоляю, скажите где она. Где она, а?
-Я не знаю. Я вас спрашиваю.
И тут тетя Анни сорвалась на крик. Слезы потекли из ее глаз. И Эльм узнал, что Анни пропала двадцать дней назад. Уложила свои вещи и ушла к знакомым. Но вот к каким знакомым…О себе она с того дня ни весточки не передала, ни записи на телефоне не оставила. Через час он узнал- Анни нет ни у ее подруг, ни в школе. Куда делась девушка? Он схватился за голову и дал сводку: пропала девушка неполных восемнадцати лет. Вырулив на главную площадь он утешал себя. Сердце стучало как сумасшедшее. Найдется. Рано или поздно она все же объявится в городе, а может даже и прямо у него дома. У нее же это дикое, как бишь его…любовь. А может она пропала или с ней случилось что-то? Но взяв себя в руки, Эльм решил подождать.
Дома его ждала еще одна неприятная новость. У шлагбаума столпилась едва ли не вся охрана.
-Повстанцы разгромили лабораторию А-17!- проговорил какой-то молоденький солдатик с лазером наперевес.
“Вызов?”- дрожа от ярости подумал Анмир. Навстречу ему уже бежало несколько практикантов и учеников профессора- весть о погроме долетела до них раньше Анмира. Эльм протиснулся через толпу перепуганных, обеспокоенных и сочувствующих, вошел в дом и открыл подпаленные двери смежной лаборатории. Стайка юных медиков вошла следом. По лицам людей Эльм понял, что все куда хуже, чем он думает. Вызов был брошен. Кто-то незаметно проник в подземную часть его усадьбы, похозяйничал в лабораториях, украл опытные образцы и отключил несколько аппаратов. Брали все, не особо разбирая что там. А что взять не могли, уничтожали и сжигали дотла записи. Дикари. Вызов именно ему, Эльму Анмиру. В подтверждение этому было найдено послание. На одной из некогда стерильно-чистых стен семнадцатой лаборатории было намалевано темной грязью: “Скоро наступит конец бездушному режиму машин, советник Анмир. Готовьтесь.” Эльм соскоблил частичку и едва не задохнулся от ярости- то была не простая грязь, а один из его    незавершенных красителей.
-Вы у меня попляшете, проклятые варвары.-прошипел хозяин Маноры.-Все до единого.
***
Анмир едва не выронил ключи. Разгромленная лаборатория все еще стояла перед его глазами. А-23. День за днем, сектор за сектором, повстанцы неутомимо губили его дело, проникали в его частные владения, выбирая время когда он вынужден был отлучаться из дома. Охрана бездействовала, делая вид что сбилась с ног. Эльм подозревал, что в его окружении находится предатель. Кто-то обманывает камеры, вскрывает замки, коды которых знает только он сам. И Анмир был близок к помешательству. Эльдж, прослышав о беде, пообещал поддержку. Взгляд его вновь поймал старый каштан, на ветках которого завязанная рваная пленка длинными концами полоскалась в воздухе. Кто это сделал? Когда успели? Он отсутствовал всего пару часов. И за это время двор превратили в свалку, связали охранников, разгромили лабораторию и зачем-то украсили каштан старинными записями. Ну хоть подземные гаражи не тронули. Они верно пытаются уничтожить все следы его присутствия в Маноре. И кто-то из горожан поддерживает их- ведь памятник Хрустальному Столетию изуродован и разбит. Об этом говорят на всех радиостанциях. Люди собираются вокруг памятника и, впав в ужас от неизвестности, требуют ответить что их ждет. Вдобавок телевезионщики постоянно дежурят у главного госпиталя и центра учета и контроля наследственных болезней, надеясь поймать его там. Ах, если б это видела Анни! Если б это видела Анни, она обняла бы его и стала шептать что-то нежное и бессмысленное. Какие теплые у нее руки. Нет, она конечно промолчала бы, щадя его чувства, а сама б тихо порадовалась за тех, кого уже поразил вирус. Она так много говорила о человечности. Разве он не делает человечные дела? Разве людям плохо? Они уверены в завтрашнем дне, спокойно выращивают своих детей, отступают последние болезни, кроме простуды конечно. Недавно научились делать искусственное сердце, синтезировали искусственную кровь…
Но это было еще полбеды- из девятой лаборатории похитили опытные образцы. Опытные образцы, что могут скомпрометировать мэра Маноры. Эльдж об этом знает- не зря так многозначительно подмигивает, но молчит зараза. Если хоть часть результатов дойдет до Хранителя, то не сносить головы им обоим. Проклятые повстанцы украли людей. Вернее те жалкие подобия, на которых Анмир тестировал вакцины. Свели на нет почти половину его трехлетней работы.
Моргнул экран видеофона, зашуршала связь. Кто-то вскрыл его защиту и настраивался на его канал. Эльм поднял голову. Всего лишь глава совета четырнадцати. “Нашел время, старый пердун.” Глава начал рассуждать что-то об убытках в главном госпитале, вверенном Анмиру, об изуродованном памятнике и взрывах в городском музее.
-Я устраню помехи.- пообещал Эльм.
-Поторопитесь, советник Анмир.- сурово сказал глава. Экран погас. Эльм отхлебнул что-то заботливо подсунутое экономом, посмотрел в окно- на дворе суетились санитары города, как он называл полицию. Люди в сером опрашивали служащих усадьбы. В соседнем землевладении случился поджог дома и все ходили какие-то задуренные. Бунтовщики принялись за соседей: глава той семьи- наркобарон, в миру писатель. Законопослушный налогоплательщик и обаятельный парень к тому же, вот бедняга. Эльм посочувствовал соседу.
Эльм вспомнил хитрое лицо приятеля с которым вместе проворачивали дела в госпитале.”Проворовался, сука!”- мстительно подумал он. Ничего не случится если пугнуть хорошенечко этого усатого засранца сдачей председателю. А то что ж ему все время за двоих отдуваться? Эльм включил компьютер и набрал номер банка, затем свое имя и номер счета. Цифра приятно увеличилась. Очень приятно увеличилась. Эльджа можно простить. Отключив компьютер, конструктор подошел к видеофону и набрал присланный через надежного человека номер. База повстанцев. Раздался щелчок, подтверждающий соединение. У них, оказывается, тоже есть техника! Хитрые наглецы. Ругают цивилизацию, пользуясь ее же благами. Ну-ну. И на маленьком экране появилось незнакомое, но очень молодое женское лицо. Удивление, огромное, сменившееся затем вызовом. “Сюрприз?”- подумал он и начал:
-Итак, Теана Эльренрод, вождь шайки благородных, хе-хе, разбойников. Вы меня, вижу, узнали? Поговорим.
Вождь молчаливо согласилась. Что ей оставалось делать? Их номер вычислили. Скоро выяснят и местоположение базы. “У вас тоже есть предатель. Не хотите ли поиграть в войну со мной? Только чур я буду с развязанными глазами. И у меня есть оружие.”- поставил в известность он. Изображение мигнуло, уменьшаясь. Очевидно кто-то там, с их стороны, попал пальцем не на ту кнопку. Рядом с вождем восставших стояла какая-то девушка. На маленьком экране было едва видно, поэтому он из любопытства переместился в другой угол комнаты и переключил на большой экран. Рядом с вождем стояла сероглазая девушка в черном платье с пряжкой на поясе. Лица ее по-прежнему видно не было, но юбка была неприлично коротка. Эльм вздрогнул, чашка едва не выпала из рук. Анни. Он быстро отключился. На днях пришло подтверждение, что никто по имени Анни, ни одна живая душа по фамилии Реос не пересекала границы города и области. И он стал думать что Анни затаилась где-то у городских подружек. А она, как выяснилось, вспомнила их потайной путь из города и удрала к этим шизикам.
“Я не ожидал от тебя такого предательства. Но ты все же вернешься ко мне.”- подумал он, устремляя взгляд в мягкую черноту вечера. Там, в бархате зимней ночи, гасли рыжие огни и засыпал город больших надежд. Шел дождь с мокрым снегом. Боль и злость с каждым часом крепчали в сердце Анмира.
***
“Там, где столкнулись чувство и идея, первое должно быть уничтожено.”- записал мэр Маноры, затем отложил ручку. Подошел к окну, отшвырнул занавеску, высматривая привычные ядовито-зеленые огни на втором пропускном пункте. Планер Эльджа, доброго друга и презираемого соратника, еще не прибыл. Он обещал прилететь с несколькими истребителями в эскорте и, взяв с собой действующего мэра, отправиться к повстанцам на переговоры. Планер Анмира был почти в три раза меньше и более маневренный- пафоса Анмир не любил. Как впрочем и светиться лишний раз. “Переговоры.-усмехнулся Анмир.-С истребителями на переговоры. Сколько раз ты уже так переговорил?” План был более чем прост- захватить их врасплох. Убить. Всех до единого. Уничтожить проклятых бунтовщиков. Этим злодеям никогда не остановить его. Он закончит все, над чем работал, Манора станет его собственностью. О городе и его хозяине заговорят.
В утреннем морозце дышалось трудней. Или ночном. Ночь тянулась нескончаемо- он так и не смог уснуть. Думал об Анни и ни о чем другом больше. Спустился вниз, подошел к вытащенному из гаражей планеру, снял перчатку со стальной руки. Охранник открыл дверь, бормоча что-то о ценности персоны мэра. Эльм его не дослушал- раздался выстрел, оказавшийся всего-навсего приветственным салютом Эльджа. Затем ночное небо осветили фиолетовые звезды салюта. Что-то неуклюжее попыталось спуститься на крышу и зависло над домом, блестя ядовито-зелеными огнями по кругу. Эльм вошел в свой компактный планер и присоединился к бортовому компьютеру металлической рукой, избавив себя от необходимости отдавать голосом команды и нажимать кнопки. Включился сам собою видеофон.
-Как самочувствие, старичок?- улыбающееся лицо приятеля возникло перед Анмиром.
-Сам мудак.- выругался Анмир и поднялся на высоту второго планера вместе с ошарашенным солдатиком за спиной. Тот скорей всего и не подозревал, что советник использует в повседневной речи такие слова.
По пути к объекту он вспоминал их краткий разговор, вылившийся в расставание. Она хотела что-то услышать, но как он мог сказать ей то, о чем понятия не имел? Он не мог ее обманывать. Совет четырнадцати, манорцев, подчиненных- можно и нужно было, во имя их же блага, ради науки.
“На посадку.”- приказал он, и корабль, мягко скользнув, приземлился на размытую землю. Судя по картам, выданным профессором это было здесь. Не успел он отключить сигнальные огни, как услышал шум, пальбу из дальнобойных рушек и скрежет. “Ну спасибо, идиот, ты все дело загубил.”- вздохнул Эльм и набрал номер Эльджа.
-Ты псих или просто в детстве головой упал?- свирепо сказал Анмир.-Ты чего пальбу устроил?
-Да не кипятись зануда, я тут шестерых крысят поймал.
-Зачем они тебе? Пристрели их к такой матери.
-Слушай, план таков.- и Эльдж начал излагать его.
Утренний туман скрывал базу. Когда свет рассеялся и огни второго планера погасли, Анмир увидел через левый обозреватель, как группа людей в темных плащах приблизилась к его планеру. Они шли быстро, не боясь что в любую минуту по ним могут открыть огонь. Они знали что того не случится. Их вождь- молодая женщина в легких доспехах из бронепластин- шла впереди. Такие сняли с производства лет десять назад.
“Вот придурки. Все играют в грозных рыцарей шут знает чего.” Вякнул видеофон. Картинка была нечеткой, но звук скорей всего доходит до них без искажений.
-Мне нужна только Реос. Выдайте ее и мы вернем ваших друзей.- сказал Анмир и зло сжал губы.
Предводительница повстанцев оглянулась и что-то беззвучно сказала человеку в темном. На маленьком экране не было видно ничьих лиц кроме вождя, но Эльм знал, что Анни сейчас среди них. Она несомненно видела его. Вождь громко сказала что согласна на обмен.
“Я иду.”- словно произнес кто-то. Эльм вздохнул и скомандовал отомкнуть дверь. И не увидел, а скорее почувствовал, как вздрогнул солдат-охранник за его спиной. Охрану он взял по настоянию Эльджа- разговаривая по видеосвязи тот трясся так, точно у повстанцев имелись по меньшей мере самонаводящие ракеты. Конечно, наглость и коварство бунтовщиков границ не имели- чему доказательства их кражи и погромы. “Если они откроют огонь по моему планеру, то Эльдж в считанные мгновения измельчит их. Нет, они не совершат такой глупости.”
Человек вошел. Датчики показали тяжесть- сорок восемь килограммов, четыреста граммов.
-Эльм.- раздалось за его спиной. Он не оглянулся- едва удержался, чтоб не броситься к ней.
“Закрыть люк. Вверх.”-безмолвно скомандовал он, а затем произнес в передатчик:
-Мы возвращаемся на базу, советник Эльдж. Следуйте за нами, но не спускайтесь выше линии двенадцать.
Анни вздрогнула, понимая все со страшной точностью. Из иллюминатора было видно как становится далеко-далеко их база, и как огни цвета бриллиантовой зелени, образуя круг, отдаляются от них, пропадают, мигают дважды и снова приближаются. Затем раздался еще один холостой и громоподобный выстрел. И в черном небе появилась огненная красная картинка- сидящая птица в круге.
-Нет, ну никогда не вырастет.-пробормотал Эльм, имея в виду товарища.-Перебудил весь город и оповестил о том что я не сплю.
Анни вспомнила, что птицу в круге видела и раньше, когда им в школе устраивали принудительную вакцинацию. На ящичках была каринка- птица в круге. От прививок Анни получалось уклоняться- за деньги Рене была ее дублером.
-Отпусти их.- попросила она.
В ее голосе был металл, что удивило его. Он развернулся, жестом велев солдату уйти в соседний отсек. Могло начаться препирательство, о котором с удовольствием потом посплетничают. О новом мэре знают немного, и больше о его работах и проектах, чем о частной жизни.
-Отпустить? Я никогда не прощал врагов.- любуясь ею ответил он. После разлуки она показалась еще лучше. В глазах ее не было ничего кроме вызова и это было интересно.
-Ты обещал!
-Мне не нравится твой тон.
-Лжец!- вскричала она, набрасываясь на него.-Подлый лжец!
Корабль мягко увеличил скорость. Ее тряхнуло, отбросило в сторону. Он выровнял высоту, поставил на автопилот. Анни поднялась.
Металлической рукою он перехватил ее руки и крепко сдавил. Анмир спросил только одно, надеясь услышать что угодно:
-Как могла ты предать меня?
-Я не заключала с тобой сделок и не присягала на верность твоим жутким идеям.
Отшвырнув ее, он уселся обратно. Пусть угомонится. Раздался еще один выстрел- салют все-таки начался. Планер дернулся.
-Я любила тебя.- раздалось сзади.
-Весьма похвально. Можешь, если тебе так легче, называть это любовью. Ты вступила в игру против системы, противостоять которой у тебя не хватит ни сил, ни ума. И запомни: я тебя никогда больше не выпущу в одиночку. Считай это большим одолжением с моей стороны.
-По какому праву, железный человек?- теперь она подошла сама.
-По закону. А закон здесь я.-обрезал он.
В ярко-серых, почти стальных, очерченных коричневыми ресницами глазах горела воля. Он с трудом отвел взгляд. “Растешь.”- с уважением подумал он. Такой он ее до этого дня не видел. Хоть и молодой, но все же зверек.
-Теперь ты мой враг.-сказала Анни и положила руку на панель управления.
-Как высокопарно для какой-то полуграмотной школьницы. Сядь.-он указал на соседнее кресло. Все-таки на этот раз он не обманулся с выбором подруги. Не глупа, не зловредна. Не хитра конечно, все эмоции на лице написаны. Но то и ладно- поогрызается для приличия да стихнет. Обиделась девчонка, что он за ней так долго собирался, а иначе чем это объяснить? Анни не представляет полной картины происходящего. Эти ленивцы заманили ее, наплели стандартной чуши какие плохие люди сидят в совете, а ей, с ее незрелым разумом, понравилось.
-Не сяду!
-Это бессмысленное детское упрямство.
-Что будет с моими товарищами?
Села-таки. Положила ногу на ногу, хотя это было здесь неудобно.
-Тем, кто пожелает прочистят мозги и вернут в город, а тех кто воспротивится, разберут на запчасти.
-Ты монстр.
-Будь осторожна со словами.-предупредил он и добавил, ухмыльнувшись.-А с передвижением не стоит.
-С чего б это?- взъярилась она.
Он вынул из нагрудного кармана куртки светло-зеленую карточку- удостоверение личности и пропуск для каждого, покидающего один город и въезжающего в другой.
-Я что, невыездная теперь?- выхватив собственную карточку из его руки догадалась Анни.-Где ты это взял?
-Надо вещи внимательней собирать. А то тетя так обрадовалась что ее племянница наконец нашла свое счастье, что без колебаний отдала мне этот полезный документ.- и забрал назад. Тетка старая само собой ничему его не отдавала- он просто попросил показать все документы Анни и взяв посмотреть паспорт не положил обратно. И уж о том, что у ее племянницы с действующим мэром что-то есть, она не была поставлена в известность. Возвращаясь к своим мыслям Анмир уже не слышал ее тихую мольбу. Впереди призывно блестели ярко-желтые огни еще спящей Маноры. Было пять часов и восемь минут после полуночи. Утро, темное и холодное, утро расцветающей зимы встретило их. Анни вздыхала, боясь плакать, боясь думать о будущем. Змея-Манора поднимала голову чтоб уже никогда не опустить. И скоро она сожрет ее.
***
Он открыл дверь. Не шла, упираясь со всех сил. Тащить ее было неудобно, хоть и не сильно трудно: стальной рукой можно за один раз и позвонки сломать- пробовал. Сломать ей что-нибудь он не хотел, хотя в отместку за три недели мучения и неизвестности следовало б конечно устроить порку.
-Довольно!- рассердившись он наконец втолкнул ее в дом.-Поломалась для пристойности, да успокойся.
Анни ответила ему теми же словами, что и школьному охраннику не выпускавшему обычно их с Рене на переменах покурить на крылечке.
-Попридержи язык, игры кончились!- рявкнул Анмир. Он перехватил ее взгляд- дверь закрылась автоматически. На лестнице она вдруг уселась на ступеньку и отказалась идти дальше. Неприятный разговор пришлось начать там же.
-Наше расставание не могло меня огорчить сильнее, чем то, во что ты играешь. Понимаешь ли, чем могло закончиться твое ребячество, не окажись я там? Эльдж не шутит и не идет ни на какие переговоры с бандитами. Тебя разорвало бы в клочья вместе со всеми твоими придурками-приятелями. Совет подписал приказ об уничтожении объекта в зоне К-67, вашем рассаднике инакомыслия. И отправляет в ближайшем истребителей.
-Надеюсь, Теана успеет увести людей.
-Мы их все равно найдем.
Все же, как ей не хотелось, пришлось идти дальше. Эльм не успокоился. Решив задать ей головомойку, он не изменил своего решения даже когда она обхватила голову руками, сказав что очень плохо себя чувствует. Под конец он как будто пришел в себя.
-Что ты хочешь услышать? Что я люблю тебя? Хорошо! Я понятия не имею, что это значит! Я люблю тебя, если тебе это угодно!
-Я ненавижу тебя.
-Особо тяжелый случай.-сказал Анмир. Глаза у него были темные и страшные, как небесная вода в вечерних лужах, позолоченная светом фонарей. Анни зажмурилась.
Нет, она не может согласиться с ним. Ведь тогда все пойдет как раньше- и мир полный расчета, холодный, объятый тьмой бесчувственности снова поглотит ее. За это гибли люди? А Эльм? Он жесток. Как он поступил с ее товарищами! Он собирается их уничтожить, стереть их память, очистить их души от доброты. Ни один из них не вспомнит больше, кем был и за что боролся. Эльм только говорит ей, но не испытывает любви. Ведь он отпустил бы ее друзей, понял бы ее боль и страх, люби он. А он так и не понял. Нет, она не против его идей. Пусть живет и делает что хочет, это его борьба. Но и ее мечта имеет право на существование. И это начавшееся противостояние не пугает ее. У каждого своя борьба, и если он желает быть тем, кем был до встречи с нею, она не будет его отговаривать. Ему уютно в своем мире стали и стекла, у него там теплое местечко. Местечко, от которого у нее все внутри переворачивается. Сидит себе на подоконничке, в своих мыслях, а там наверно одни схемы-схемы, цифры и чертежи сплошняком плывут. А его ласки это так- гормоны. Вряд ли он чувствует то же, что и она. Он, верно, не понимает что она к нему испытывает. А от его прикосновений по коже точно искры пробегают. Он рассержен, и никто кроме нее в том не виноват. Хищный лисий профиль, высокий лоб, нахмуренные брови, и злобно поджатые губы. Черные глаза мечут молнии. Руки сложены под подбородком, он чуть сгорбился, отвернулся от нее, аж смотреть не хочет. Конечно, для него это большая обида- люди Теаны для него заклятые враги, а она, его подруга, сбежала к врагам. Предала.
Эльм потер кончик носа, оглянулся. Да, скоро этих бунтовщиков сметут истребители. Слабаки. Не смогли пожертвовать шестью людьми, дабы скрыть штаб. Впрочем, и без них бы это место скоро выяснилось. Вот только эта упрямая мечтающая девчонка проявила свою непокорность. Ей бы сидеть дома, да смотреть как сильные мира сего вершат историю, а она удумала поучаствовать в развале всемирного порядка. И дура плоха, и чересчур умная тоже. Где б найти золотую середину? Он обернулся, рассматривая Анни. Может слегка почистить ей голову? Представил и тут же отбросил. Останется ли эта детская веселость и взгляд с сумасшедшинкой? Маловероятно. Или станет такой же тупой красоткой как ее предшественницы. Не для того он ее из этого бардака вытащил. Как плененная принцесса из той заляпанной книжки про любовь. Странно, но ту книжку он прочел не отрываясь. Просто смел страницу за страницей. Все кончилось хорошо- принцесса варваров полюбила чужеземного короля и родила ему принцессу. Ему понравился такой конец. Глаза в пол, колени сдвинуты, осанка идеальная- прямо скромница-отличница. Странно, но ему даже понравилась произошедшая с ней перемена. Как будто у нее прибавилось уверенности в себе. Пусть живет. Будет огрызаться, спорить, возможно даже скандалить первое время. Но ничего, не таких ломали. Надо б успокоиться самому. Скоро к председателю идти, объяснять как допустил порчу общественного имущества(не сработала отключенная внутренним предателем сигнализация и из третьей лаборатории любопытные журналюги увели контейнер с двумя шестипалыми длиннохвостами- его шуточной работой, собранными из человеческих деталей существами, разумной амфибией на обладание которой уже не один год надеялся какой-то версенский институт. Что повстанцы не смогли унести, то уперли газетчики и телевизионщики) и воровство трех штук гранов со счетов на исследования(опять Арсениус поразвлекался с его кодами на госпиталь, скоро уж прикроется лавочка). “Видимо взял в компенсацию за непрошеный салют.” Эльм опустил руку на плечо девушки. Анни гордо отвернулась. Взял за подбородок и поворотил к себе. И ей, верно, больно. Вон сколько влаги в глазах. А ему еще больнее. Думает ли она о нем в эту минуту? Или о своих негодяях-дружках? Или о ком-то? А был ли у нее там милый друг? Скорей всего был. Ведь она не скрывает своей ненависти к нему. Значит кто-то за эти недолгие дни успел вскружить голову его юной упрямице. Живая рука яростно сжалась в кулак. Или она ушла к кому-то от него? Что бы там ни было, все они исчезнут в огне, эти разбойники. А может и не в огне. Лишь его Анни- восхитительная, веселая, нежная и непредсказуемая- останется с ним. Навсегда.
-Как же я тебя ненавижу.-проговорила она.
“Куда ты денешься.”-подумал он.
Что она там хотела? Услышать что ее любят? Чушь, само собой, страшная. Какое значение имеют слова, если он не единожды доказал что она ему нужна? Не просто нужна, а необходима. Рано или поздно лед растает. А там, глядишь, и выкинет из головы бунтарские мыслишки, перестанет критиковать каждую его идею. Успокоив таким образом свою злость, Анмир вышел. Анни вздыхала, вспоминая разговор с предводительницей, произошедший накануне налета.
-Это моя борьба. Только моя.- с грустью говорила Теана.
-И моя тоже.-поспешила заверить ее Анни.
-Я потеряла что любила, девочка. Мне больше нечего терять. Ты же так молода. Твои глаза открыты всему новому, а душа не испорчена гневом и не повреждена болью.
Теана была старше всего лишь на пять лет, но глаза у нее были старыми-престарыми. Она словно старалась оградить Анни от практической стороны борьбы, уберечь от чудовищных картин, что встречались им в правительственныхбольницах и подпольных госпиталях, где якобы шло изучение, а на самом деле зверство, кое-как прикрытое знаменем современной науки. Анни не брали ни в один рейд, как она не просила. И ей, слушающей разговоры прибывших с места проведения спасательной операции, не верилось что врачи могут убивать больных. И в хладнокровные опыты над близнецами она отказывалась верить. Анни помнила страшную коллекцию Анмира, но то были как ей думалось лишь проспиртованные уродцы, нежизнеспособные и слабые. У Теаны она узнала больше, чем то, что позволило бы ей спать спокойно в уютной постели мэра. И ее побег, первые часы казавшийся ей ошибкой, теперь был чем-то важным, необходимым.
-Что-то гнетет тебя.- и Теана опустила руку ей на голову.
-Я люблю.- сообщила Анни. Она ни кому не рассказывала что же привело ее сюда, в лагерь отщепенцев, объявленных чуть ли не государственными преступниками. Никто не спрашивал- раз ты здесь, значит причин хватает.
-Это прекрасно.- лучезарно улыбнулась предводительница.
-Нет, это не прекрасно и плохо. Я люблю плохого человека.
-Плохого?- удивилась Теана.
-Он считает, что делает добрые дела.
-Разве это так страшно, любить доброго человека?
-Мы с ним по разные стороны баррикад.- медленно сказала Анни. Она раздумывала- говорить ли Теане о своей беде, или нет. Та отнеслась к ней очень тепло, и быстро приняла в свою стаю, свое племя, как они в шутку здесь называли друг друга. Все они были соплеменниками, а Теана их молодым и мудрым вождем.
-Недавно Орсу и Вира разгромили правительственные лаборатории.
-Он там работает? Они ранили его?- с сочувствием спросила Теана. И по глазам ее было видно- она подбирает слова сострадания. Но слов было бы так мало, узнай она все. Анни задрожала- Теана обняла ее, так бы поступила старшая сестра. У Анни не было ни сестер, ни братьев, ни родных, ни двоюродных.
-Его имя- советник Анмир.- прошептала Анни. Теана вздрогнула и только крепче сжала ее в объятьях.
-Держись, девочка. Это твой страшный путь.
Анни высвободилась из ее мягких рук. Ей было горько и стыдно оттого, что все стало известно. И оттого, что ее любовь- это тот, в кого были направлены практически все последние их набеги.
-Если ты хочешь вернуться к нему, то иди. Никто не станет осуждать тебя. В мире, где нет любви ты принесешь ее ему, и он непременно оценит и поймет.
-Он не понимает.- возразила Анни. Как же глупо так думать: оценит и поймет какую-то мифическую любовь, тот, кто финансирует стерилизацию и убийства зародышей. Смешно, если б не было так страшно.
-Он полюбит тебя, если ты любишь его так сильно, что готова уступить. Забудь все и слушай свое сердце. Если в нем можно разжечь свет любви, ты осветишь его сумерки. Стань для него солнцем. Заслони собою все в его жизни. Мы рождены чтоб отдавать, а не брать и этим мы, женщины, сильны.
-Если он примет мою любовь, и мою идею.
-Запомни, Анни, мой маленький чистый сердцем друг. Любовь святей идеи, сильнее страха и больнее боли. Любовь способна спасти и убить она может. Любовь возносит на самую аершину и дарит крылья. Для некоторых она- худшее проклятье и наказание. Иногда смерть ради любви чище и важнее чем все жизни. Мой любимый говорил так. Теперь его нет со мною. Он умер, чтобы я могла жить и сделать мир искреннее и добрее.
-Смерть ради любви.-прошептала Анни. Теана ее не услышала. Мягкая ладонь вождя вновь опустилась на темную голову. На темную голову Анни упали лучи вечернего солнца.
-Если есть в этом мире что-то, значит это замысел всевышнего.– продолжила Теана.-Человек рождается не для того, чтобы удобрить после смерти землю. Мы все рождены думать, но и чувствовать необходимо не меньше. Сердце, наш внутренний глаз, никогда не ошибается. Люди не имеют право решать, кто может жить и мечтать, а кто должен пойти в расход. Они не понимают, что так называемые дефективные нужны человечеству, чтоб оно не забыло сострадание и доброту. Это гордые змеи, поднявшие голову.
-Они не судьи, эти облеченные властью. Они- дети, но у них нет по-настоящему детской доброты. Они забыли красоту радуги над мокрыми полями, их совсем не трогает песня ветра.- сказала Анни, вспоминая вдруг изукрашенную белыми шарами и гирляндами Манору в день появления там мэра. Люди Маноры очерствеют под рукой такого хозяина, он совсем остудит их сердца.
-Анни, слушай только свое сердце. Если оно говорит тебе- ты лжешь, послушайся его и перестань лгать себе. Кем бы ты не стала. Если ты вдруг поймешь, что идеи не близки тебе, можешь всегда вернуться в город. Я буду рада, если ты научишься следовать голосу своей совести и слушать свое сердце. Помни об этом всегда.
Все что сохранилось укрепили стальными щитами. Замки спешно менялись. Он смотрел за тем, как в усадьбе возводят новые заграждения. Уже отобраны новые опытные образцы. По сохранившимся записям начинать заново. Не сегодня. Он считал себя оптимистом. Вернее старался быть.
Прошло два дня. За это время Анни ничего не ела, точно бунтуя против заключения. “Это все для твоего же блага. Как жаль что ты не можешь понять.”- думал он, возвращаясь. Эти дни он проводил в лабораториях и на площадке, устраивая лишь перерывы на сон. К Анни он не заходил- предпочитал наблюдать за ней с камер. Она то сидела в углу, устремив большие печальные глаза в одну точку, то на подоконнике, обхватив руками исхудавшие ножки. Если не придет в себя, то придется кормить внутривенно чтоб не уморила себя. Открыл дверь. Так и есть. Снова сидит на подоконнике, прижав лоб к стеклу и верно плачет. Точно приклеенная к этому подоконнику. Скоро забудет свои глупости. А потом самой станет стыдно за свои чудачества. Надо простить. Не за что, глупая девочка. Но он мудрее. Нужно простить. Заключил в объятья. Молчала, только глаза не горели больше знакомым нежным светом. Но не плакала, чему он порадовался. Снова будет она, нежная и робкая от собственной храбрости. Дающая тепло, и не просящая отдачи за это чудо.
-Анмир…
-Шшш. Успокойся. Все забыто. Понятно?
-Знаешь, Анмир, я не могу. Верно скоро сойду с ума. Все думаю, как они там.
Поборов раздражение, он пообещал:
-Я замолвлю за них словечко на завтрашнем совете.- и снимая с окна как бы невзначай прижался губами к ее макушке. Анни вздохнула. “Ах, почему моя воля так слаба, Теана? Я люблю его. Люблю так сильно, как верно никто не любил, и ты все знала. Но как же мне быть? Я не должна любить такого как он.”
Отказаться от обеда не смогла- хитрюга робот-эконом шуточками да прибаутками скормил ей миску бульона. От остального Анни отшатнулась с ужасом страдающей диетой красавицы. Ожила. Но слов было меньше. Отвечала односложными “да”, “нет”. Избегала смотреть на него. Он попросил ее подать руку. Без сопротивления позволила надеть себе кольцо. Только удивилась малость.
-Мечты сбываются.-сказал он. Анни пожала плечами и не сказала ни слова. Не знала она, что в кольце был встроен маячок. Так, на всякий случай. Потом на больших, выполненных в старинном стиле часах с кукушкой пробило шесть. Уложил ее спать, укутал потеплей.
Он прилег рядом, прижался, чувствуя покой и тепло, закрыл глаза вспоминая сколько еще осталось добра перестраивать и чинить. Но это уже был конец, надеялся он. Проблема повстанцев решена. Никто не влезет и ничего не уничтожит. Прослышав о его разгроме, ему даже посочувствовали. Анмир усмехнулся, вспоминая присланные видеописьма. Лицемеры. Скоро им всем понадобится сочувствие. Наступит весна.
Она не шевелилась. Не разговаривала. Просто лежала безучастная ко всему, закрыв глаза и сложив руки на груди. Он поправил одеяло, потрогал лоб. Температуры не было. На всякий случай решил сделать ей потом несколько анализов. Обнял, положив голову ей на грудь. “Как же я скучал по тебе, упрямица.” С ней было не страшно- и проклятая темнота отступала. Он вспоминал, как вдруг возникла она- неземная и тоненькая, словно сотканная из рыжего света фонаря. Вот она остановилась у ворот, оглянулась, верно не видя ничего и неторопливо вошла в занавесь дождя. А ее лицо, такое растерянное и юное, показалось ему поразительно притягательным. Точно это не девушка, а душа фонаря вышла на прогулку в осенние ранние сумерки. А вот другое ценное воспоминание: Анни на их первом свидании. Улыбка неестественно приветлива, глаза блестят как у загнанного зверя, ноги сдвинуты. Он тогда на полном серьезе думал, что привлекает его именно ее внешность, в частности эти самые ноги. Но в тот переломный день представления Маноре ее нового мэра, на церемонии вручения ему хрустального символического ключа от города, он рассеянно слушал поздравления, похвалы и прочие приятности. Перед глазами его было лишь испуганное, полное горя и ужаса лицо Анни. Он еле дождался окончания праздника, содрал с себя всю парадную мишуру и кинулся к ней домой. Там, у входа, он кое-как собрался с духом и хотел поговорить о случившемся. Что-то мучало его, и оправдываться было в общем-то не в чем. А она даже не стала его слушать.
Эльм обнял Анни, слушая как стучит сердце через толстую белую ткань, и как перегоняет по венам ее кровь. Она с ним сейчас. Как же хорошо, как спокойно. Он думал о том дне, когда шел через городской парк, отряхиваясь от снега и боясь найти и не найти ее там. Что бы он сказал ей? Он не мог обозначить словами своих бегущих мыслей. Он привык сначала разбираться в чувствах, и уж потом проявлять их, если это было нужно. Но что творилось вокруг, что плыло в воздухе тихим зимним вечером, когда он, давя тонкий покров липкого снега, шел к замерзшему фонтану? Мир был белым-белым и брошенным. И совсем не красивым. Анни ему нравилась. Он ей говорил об этом чаще чем другим. И она испытывала что-то сходное. Она была эмоциональна, но он объяснял это ее опасным возрастом. И в тот момент, когда он увидел ее, одиноко сидящую рядышком с бронзовым рыбьим королем, он знал что не уйдет без нее. Всеми правдами и неправдами он заберет ее с собой, в свой простой и понятный и такой прекрасный мир, которого она пока не знает. Анни была расстроена, потеряна. Одна со всем миром, одна против мира. Противостояние он видел все ясней с каждым днем- ей невозможно и опасно было оставаться одной. Тогда, под падающим снегом, он осознал что не зря увидел ее там, в гнилых шелках осени- единственную, и хоть людей на улицах было много, она там была она. И свет ее противоречий, сомнений и мыслей озарил его сумерки и ее хрупкое тело казалось частью сказочного мира. И она все же пошла, держась за его руку, не пряча, как всегда бывало, милую детскую беззащитность. Он дал бы ей многое, закончись все тем днем. Но она хотела быть сильной и он позволял ей играть в такую игру. Эта сила едва не сгубила их надежды. Сильная Анни лежащая в коконе белого пледа. Сильная и спеленутая. Хватила через край. Мысленно он пожелал долгих лет доброму любопытному Эльджу, знавшему откуда-то о его личной драме. Анни жива. Пускай она еще не смеется, не танцует как маленький бегемотик, и не разговаривает с ним, но она жива. И сердце ее бьется-бьется, разгоняя кровь по венам, и глаза видят, и слышат все маленькие уши. Она жива и невредима, а остальное значения не имеет.
Анни смотрела в темный и высокий, с сотней крошечных светильников, точно усеянный звездами потолок. Было темно. Зимние сумерки прошли, ночь наступала. Часы пробили девять. Эльм был рядом, в ее поле, но где-то далеко не здесь. Лицо его было спокойно, расслабленно, и вероятно, он сейчас придумывал что-нибудь . А она, свитая как самая ценная в мире мумия, или как больной простудой ребенок, вспоминала день его рождения и их шестидесятый день знакомства. Два месяца совсем немного, или очень много, если уметь видеть, если глаза открыты, а сердце готово полюбить. И она полюбила- непроизвольно и слишком сильно, как дождь, как сумерки, в которых они бродили, прячась от Маноры, доверяя друг другу и дыхание, и тени, и голоса. Время, ах, коварное, как же быстро оно летело порою. И как удивительно, прекрасно медленно тянулось оно, даря самые ценные минуты на их шестидесятый день. Тревога вползла в ее сердце не случайно: что-то он скрывал от нее. Всюду были неясности и недомолвки. Она не хотела думать о том, что будет. Прошлое или будущее ведь неважно. А настоящее, оно здесь, всегда, и его никак не поймать. Его невозможно поймать, но необходимо прожить его, настоящее. Потому она грела его поцелуями, развлекала смешными шуточками, и вообще была такой какая есть. Доверяла. Теперь опустошающе больно. И словно ее снегом засыпает. А он здесь, и далеко-предалеко. Ближе он был в воспоминаниях. А ее так мало в его жизни, что он даже не пытается ей солгать. Он никогда не лгал. Просто не говорил всего о себе. И честен был, хоть правда резала ее. “И все равно я хочу чтоб ты полюбил меня. Хотя бы меньше чем я тебя.” Год. Два. Или три. Кто знает, сколько им быть вместе? А потом? Когда будущее станет настоящим, что будет с ними? Ей уготовано место домашнего питомца, безгласной игрушки. Все слишком просто.
В половину одиннадцатого тренькнул видеофон и усатый старик в белом халате вызвал куда-то Эльма. Ему не хотелось оставлять ее в одиночестве, но он ушел от нее. Анни переместилась на его половину кровати, стараясь сохранить тепло любимого, целуя отпечаток его тела на простыне. “Моя любовь сильней всех сильных мира сего и больше Маноры. День наступит, и ночь уйдет чтоб не возвращаться. Он обещал мне.”
Закутавшись в покрывало, шлепая босыми ногами по паркету, Анни подошла к двери и прислушалась. Он сказал что ненадолго, но прошел целый час. Приближались голоса- незнакомые, мужские.
-Храни господь нынешнего мэра, при нем эта зараза закончится надеюсь. Моя жена боится выпускать сына на улицу.- сказал первый и что-то прозвенело.-Ах, черт! Расшалились нервишки. Но ничего, сказали, детей больше красть не будут- их базу уже вычислили. Дай бог здоровья господину Анмиру.
“Но мы не опасны! Вот глупцы! Правительство запудрило мозги людям!” - с яростью подумала Анни. Ей хотелось выбежать и объяснить, что никто ничьих детей не крал, а если и пропадает кто, то скорее из-за вседозволенности аристократов, и вовсе не из-за повстанцев. Ведь единственное что украли они с государственных лабораторий, так это замученных, полуживых, подсаженных на наркотики людей, которых и людьми-то эти ученые не считали.
-Их бросят в измельчитель, проклятых дикарей.- сказал второй голос.
“Измельчитель? Что это? Это что-то плохое. Что же мне делать, проклятье?! “
И тут взгляд ее упал на темный экран видеофона. Нет, она еще повоюет! Как же это работает? Что ей нажать- синюю или желтую пимпочку? Или эту маленькую желтую кнопочку? Она не помнила какую именно нажимал Эльм, но на всякий случай она тыкнула для начала в желтую.
Синюю. Связь включилась. Номер она помнила отлично. Семь, девять, три, девять, семь.
-Теана.- проговорила Анни и увидела как вздрогнула предводительница.
-Анни, мой чистый сердцем друг.- улыбнувшись сказала Теана.-Вижу, ты сделала верный выбор.
-Уходите, уходите немедленно. Я здесь, я могу спасти тех, кто попал сюда. Но они вышлют солдат на вашу вторую базу. Я не знаю, откуда они узнали о ней. Я клянусь…
-Что это ты, позволь спросить, делаешь за моей спиной?- раздался голос Анмира. Анни спешно выключила связь.
-Желтая кнопка- сигнал тревоги.- объяснил он.- Но ты их не спасешь. Им не скрыться.
Анни закрыла лицо руками и отчаянно заплакала навзрыд. Чувствуя как в сердце уколола жалость, он взял ее на руки, снова удивляясь что Анни такая легкая. И понес куда-то, нашептывая незнакомые слова, смысл которых смутно начал постигать. Глазам ее открылась удивительная по красоте картина: целый зал, украшенный горшками, вазонами, маленькими открытыми парниками, ведрами цветов. И все они были белы как сахар, как снег, как плавящееся серебро, как шерсть новорожденного котенка. Тысячи роз, колокольчиков и орхидей. Сотни белых ромашек, хризантем и астр. И еще много-много незнакомых, кустовых и вьющихся, крошечных и покрытых колючками, ароматных и дикорастущих. Посреди этого великолепия можно было либо сойти с ума от удивления, либо замереть и забыться.
-Не плачь, мое сердце. Не плачь. Ничто в мире не стоит твоей слезинки.- сказал Эльм. И эти самые важные слова пришли ему в голову спонтанно.-Обними меня, вот так. Все хорошо, мое сердце. Я с тобой, я люблю тебя.
Он опустил Анни на пол. Та лишь оглянулась на него и грустно покачала головой.
-Та земля цветов была много краше. Может быть не стоило нести сюда ради меня всю эту красоту?
-Помнишь, в тот день ты еще назвала меня мастером?
-Помню. И сейчас так думаю. Но не за это ты мне дорог.- голос ее дрожал. Сердце Эльма словно сжалось до размера булавки. Он вздохнул, надеясь что голос не выдаст его горечи.
-А помнишь, какое смешное на тебе было платье?
-Смешное?- удивилась Анни.
-Какое-то куцее, неприлично короткое и ободранное. Я еще подумал что-то вроде:’’Разве в этом сезоне модно носить оборванное?’’
-Это ж бахрома.
-Не люблю я твоей бахромы. И голыми ногами больше не свети.
-Почему?
-Потому что не свети. Запрещаю. Вот, ты уже смеешься. Лучше посмотри, какие поля привез тебе муж. У тебя теперь свой цветочный сад. А когда весна наступит и солнышко припечет, мы их все пересадим на улицу.
-А ты умеешь сажать?
-Я все умею. И тебя научу. Ты ведь любишь меня, моя Анни?
Она кивнула. В каждой руке ее было по горшочку с цветком.
-Все будет хорошо, я обещаю.-сказал он.
-Ты точно освободишь их?
-Даю слово, никто твоих друзей не тронет. Позволят им уйти.
-Правда?
-Клянусь жизнью самого драгоценного мне существа- твоею. Все уладится бескровно.
-Правда, Эльм?
-Правда. Я люблю тебя, да, люблю как жизнь. Не знаю, что я такое становлюсь рядом с тобою, а без тебя точно не я уже. Люблю тебя сильней жизни, больше мечты. Верь.
-И я тебя, мой полужелезный мастер.- прошептала Анни, обвивая его шею руками. В большое окно заглянула луна. Была она полной и рябое ее лицо нежно светилось в тонких как дымка облаках. Зеленый ореол вокруг был так мягок, словно луна надела платок и завязала концы под подбородком. Анни почувствовала то, что невозможно выразить никакими словами, то что не нуждается в словах.
***Из газеты “Око Города”:
Вчера вечером, временем приблизительно около девяти часов, был убит в своем загородном особняке советник Эльм Анмир, мэр Маноры. Предполагаемый убийца не найден, однако все следы указывают на то, что совершивший злодеяние находился в особняке и был вхож в число сотрудников Арнет. Спящему советнику перерезали горло посеребренным ножом с черной рукояткой. Найденную рядом с ним мертвую девушку прибывший на место кровавой трагедии робот-эконом опознал как Анни Реос Анмир, жену Анмира. По предварительным данным, Реос единожды ударили в живот тем же ножом, коим первоначально убили советника. Орудие убийства валялось рядом с кроватью, неподалеку от тела молодой женщины. На ноже остались следы крови и пальцев Реос. Вероятно, что убийца действовал бесшумно и быстро, так как криков о помощи не было. Робот-эконом сообщил, что нож из числа столовых приборов, коими обычно пользовался советник. Это дело расследуется четвертым участком. Прощание с мертвыми состоится утром завтрашнего дня, в Зале Славы и Памяти в ратуше Маноры с девяти до двенадцати часов.
Памятник Хрустальному столетию восстановлен. Новый мэр города, председатель и советник Нарамин прокомментировал это знаменательное событие:”Несмотря на злой умысел бунтовщиков и печальные события, произошедшие вчера, я рад открыть обновленный памятник Хрустальному столетию. Заявляю- отныне любой гражданин Объединенной Планеты может чувствовать себя в безопасности. В ближайшее время эти бунтари будут стерты с лица Земли”.
Правительственные войска, на днях уничтожившие последнюю базу повстанцев близ Археты, торжественно вошли в город. Шествие завершилось салютом из огней семнадцати цветов- по числу городов планеты. Радостные жители Маноры приветствовали освободителей охапками белых тюльпанов и гвоздик. Теперь жители Маноры могут спать спокойно- никто не нарушит их сон.

2009-2011г