Парящий

Глава 1 - Перелом

Утро отличилось весьма пасмурной погодой.
Радовало, разве что, отсутствие дождя и штурмового ветра, который последние время зачастил в наши края.
Переходя с платформы на платформу в городской подземке, я думала прежде всего о том, как провести сегодняшний вечер. Это та часть суток, на которую я отвожу от трёх до четырёх часов. В десять вечера меня уже клонит в сон.
Ночью мне снятся непонятные и довольно странные вещи, не имеющие ничего общего с реальностью. Вспоминается работа, с которой ушла и всё с ней связанное. Об этом поступке я довольно быстро пожалела и это стало у меня больной темой. Свет уличных фонарей нещадно пробивается сквозь оконные ставни, непонятно какого года выпуска. А на рассвете, неведомая сила нещадно придавливает меня к постели, и я подолгу не могу прийти в себя. Порой, в выходные дни, это проявляется особо тяжело. Открыть глаза кажется непосильной задачей, с которым даже принудительная, дальняя пробежка в дождливую погоду не сравнится. В такие моменты, право, и вовсе жить не хочется.
Когда я приняла вертикальное положение, было уже за шесть. Обычно первым делом я с сожалением оглядываю комнату; с расстеленной кроватью она выглядит несколько удручающе и, пожалуй, совсем непривлекательно. Больше всего меня раздражало отсутствие обыкновенных, привычных мне полупрозрачных занавесок на окне. Вместо этого здесь имелись толстоватые, тёмные шторы, которые погружали комнату в полнейший мрак независимо от времени суток. Задёрнуть их в ту или иную сторону означало выставить себя полностью напоказ, на радость соседскому взору.
Слегка пошатнувшись, я выпрямилась. К 13 часам у нас была назначена встреча и если опоздание в 15-20 минут так или иначе считалось нормой, то после получасового ожидания люди начинали мало-помалу в нетерпении цокать языком, дергать и так сильно потрёпанный, кожаные ремешки наручных часов и злобно стрелять глазками по сторонам. И подумать только: эти люди когда-то часами могли всматриваться во всякие графики и таблицы, изучать какие-то там показатели или индикаторы, а иногда и вовсе не спать целые сутки напролёт. Да, далёк был тот славный момент, когда эмоции их вдруг резко ослабли и в определенных контекстах уже никогда себя не проявляли. Теперь уж всё держалось строго под контролем, ведь мы живем не для того, чтобы непрерывно торговать, забывая про всё на свете.
Когда дело касалось острых жизненных тем, мне больше всего не нравился Мил так как он, казалось, отрицал абсолютно все эмоции и чувства, за исключением может быть желания позлорадствовать вдоволь. Этому занятию, признаться, он отдавался полностью и без остатка. Его лысая и гладкая голова блестела от света лампы с толстенной ножкой; такая лампа украшала каждый стол в таверне Мэтра Картера. Сегодня мне особенно трудно было заставить себя прийти. Нутро подсказывало мне, что пора бы уже сворачивать весь этот спектакль.
Когда я подошла к нужному мне столику, так называемый получасовой запас терпения уже явно иссяк. Мил даже не удостоил меня взглядом, посвятив всё своё внимание стоящей перед ним полупустой чашке кофе. Валентин, он же "Майор", сдержанно кивнул головой и выдал что-то смутно похожее на улыбку. На сосредоточенном лице его читалось легкое напряжение, причиной которому наверняка служило совсем недавние высказываниям Мила в мой адрес. И что-то мне подсказывало, что были они далеко нелестны.
Марина, всегда сидящая справа от Мила, поправила свои не очень длинные белые и слегка вьющиеся волосы и поприветствовала меня, не скрывая при этом полное безразличие ко всему происходящему вокруг. Стоит подчеркнуть, что это было её привычное состояние. Казалось бы, невыкуренная вовремя сигарета приостанавливала всякую деятельность в её мозгу. И судя по её виду, она ещё не успела покурить. Опоздай я ещё на несколько минут, Марина бы уже совсем точно выскочила на улицу за очередной порцией никотина. Что, собственно, ей мешало на самом деле так поступить, — неизвестно. Но были у нас, то есть у собравшихся за этим несчастным и весьма недружным столом, определенные соображения на этот счёт. Уж больно близки были их с Мариной отношения с нашим так называемым воротилой. Никто конечно так не называл Мила, по крайней мере вслух. Но этот термин как нельзя хорошо тогда ему подходил, ибо именно в этой роли он наверняка сам себя видел всякий раз, когда собирал людей вокруг своей персоны. Он принадлежал к той категории людей, которым жизненно необходимо оставаться в первых рядах в этом театре жизни. Все свои неудачи они скорее скинут на других, нежели поставят под вопрос свои собственные способности или талант. Находиться в их обществе порой невыносимо, с такой свирепостью они жаждут всеобщего внимания. Генри, его давний приятель и эксперт по налогообложению - чем он конкретно занимался так и осталось для меня загадкой, — скорее всего также придерживался аналогичного мнения. Хотя бы потому, что постоянно подыгрывал Мила и порою сильно переусердствовал в этом деле. Это был невысокий, уже достаточно пожилой мужчина с довольно таким круглым животом, неуклюжей походкой, но отличался он главным образом своими весьма незаурядным чувством юмора. На его подколки мне частенько нечего было ответить. Сейчас же он предпочёл хранить молчание и лишь не спеша размешивал сахар чайной ложкой казавшейся совсем крохотной в его широкой ладони. Мысленно я с облегчением вздохнула. Как-никак, а расспрос с пристрастием, казалось, откладывался до лучших времён. Я уже собиралась занять место за этим светским столом как вдруг мною неожиданно завладело непреодолимое чувство отвращения, хотя ещё по дороге сюда я испытывала лишь скуку и неудовлетворение. Отвернувшись от стола, я уставилась на входную дверь, оперевшись на спинку стула. И вдруг нежданно-негаданно мне снова явился образ Франца, знакомого мне как раз с бывшего место работы. Я вспомнила как одним жарким летним днем, ему не терпелось поскорее выбраться из конторы на белый свет. Как в полдень улицы заметало пылью, что царствовала здесь с начала сухого сезона. Как проходя мимо, я каждый раз остановилась под окном на втором этаже, где располагался его кабинет. Само здание, стоявшее на углу улицы, что вела к ботаническому саду, было небольшим и довольно неприметным, даже серым.
На сторону каждой улицы приходилось два подъезда, более-менее отдаленных друг от друга. Франк здесь работал архитектором с недавних пор и частенько путал подъезды. Не специально, конечно. Было во всем этих дверях что-то зловещее, не от мира сего. И дело вовсе не в ремонте; как раз-таки с дверьми и окнами у них было всё в порядке. В большинстве случаев, если не считать те раздражающие моменты, когда никем не придержанная, железная дверь с невыносимым шумом захлопывалась позади. Тогда команда с испугу всем составом дружно подпрыгивали к потолку. Основатель конторы, высокий и слегка худощавый мужчина лет пятидесяти, не придавал особого значения данному факту. Его, в принципе, мало, что интересовало. Стоит ли упоминать тот пустующий и единственный кабинет в восточном крыле здания? Там в коридоре есть несколько помещений, а точнее два, не считая уборной. Самое дальнее было отведено под кабинет, по словам Франца, лет тридцать тому назад. Но вот уже который месяц подряд проход туда был закрыт.
Эти недавние воспоминая меня сильно воодушевили. Проинформировав своих так называемых соратников о своем нежелании когда-либо их вновь лицезреть, я развернулась и пошагала прочь. Тишина, которая воцарилась буквально через секунду, оказалась весьма красноречивой. 



Отредактировано: 09.05.2020