Как-то грустно. Сердце щемит от осознания того, что целая страница жизни вымерает. Просто вырывается из тетрадки без остатка, с корнем. А остаются только ускользающие воспоминания и немного фото.
Самое страшное что исчезает то место, которое дало мне так много воспоминаний. Стирается та история, которая писалась годами.
Я помню стену, которую изрисовали какими-то каракулями и наивными признаниями. Мне приходилось часто на нее смотреть при приезде в то место, и вспоминать, как эти каракули здесь появились.
Или напротив этой стены, двухэтажное деревянное здания и пустые комнаты в нем. Были убежищем, тайным игровым полем со шпионскими задатками. Там было так много мест для наскальной живописи, той самой, которое как доказательство «Я был тут, жил, дышал и смеялся».
Я помню огромные сугробы, в которое так и не спрыгнула со второго этажа деревянного дома и уже навряд ли смогу испытать это чувство детского восторга.
Там есть дуб, древний, ветвистый дуб. Он, наверное, помнит еще леса вокруг него, бескрайние и чистые. На этом старичке, по сравнению с ребенком лет десяти, была тарзанка. Это веревка с палкой была выторгована у взрослых потом и кровью, слезными мольбами и небольшими истериками. Она долго служила верой и правдой. Тарзанка была местом споров «Кто первый» и одинокой меланхолии. И ее хоть давно нет на этом дереве, но когда смотрела на этого старичка, то сразу всплывало воспоминание покачивающейся веревки с палкой, такой простой, но такой притягательной конструкции.
И конечно качели, скрипучие до невозможности, но такие родные. Они тоже исчезнут вместе с историями и только воспоминание о их существовании, и фото.
Там есть много следов, что здесь жили. Здесь разбивали коленки и лбы. Падали с деревьев и врезались в заборы. Здесь в ночи пели песни и не боялись, что соседи скажут: «АЙ – ЯЙ – ЯЙ». Здесь играли в догонялки и прятки. Здесь прошло детство, которое не вернуть. И прошла история, о которой осталось только помнить.
В этом месте были трагедии, которые известны только жителями. Здесь уходили из жизни хорошие люди, не справившиеся со своей утратой.
В моих воспоминаниях есть семья, они жили над нами. Простая, из двух человек. Детей у них не было, друг – друга любили и были счастливы. Я помню женщину, у нее была астма. Я почему говорю о ее болезни? Мне вспоминается эпизоды где она с ингалятором. Ее голос, такой спокойный. И глаза добрые.
И ее муж, двеселый толстячок. Его смех всегда был слышен, его можно было услышать за долго до появление самого источника смеха. Или это поддельные воспоминания. Но разве важно, что правда, а что не совсем. Ведь вряд ли кто-то помнит все точно так, как было на самом деле. Наша память такая непостоянная и ветреная.
Но я помню эту пару, возможно немного приврала где-то, но эмоции остались. И они мне говорят, что муж и жена были хорошими людьми, по крайней мере для меня.
И вот, я не помню, как. Но та женщина умерла, очень быстро и надеюсь безболезненно. А ее муж ушел прямо за ней и в какой-то из дней было шумно. Не в плане громких голосов, а в плане какого-то душевного, ментального шума. Когда происходит какое-то несчастье, но ты еще до конца его не осознаешь.
Его нашли в квартире, в луже собственной крови. Он так не хотел жить без нее, что решил просто пойти к ней. И никто не заметил. Он был веселым, таким каким не был уже давно. Было ощущение, что не забыл, но решил жить дальше. Этот человек хорошо скрывал свою боль и намерения за улыбкой.
Мне интересно, сколько таких историй по подъездам и городам. Сколько людей забыто, потому что их не кому помнить. И сколько их помнят, но пытаются забыть.
И это история тоже останется только в памяти и возможно здесь в виде букв и предложений.
Грустно скорее не то, что заканчивается, уходит, изменяется. А то что не будет возможности пройтись по тем местам и не сказать, а вот тут было деревянное двухэтажное здание, с которого так и не прыгнули в сугроб. И только проезжая рядом с этим местом, можно показать на железную стену и произнести:
-Там не видно, но когда-то здесь были ворота, а за ними старые здания. Вот здесь, - показывая на серебристую поверхность забора. – была тропинка, которая вела к домику на дереве. И здесь тоже было что-то, но я уже не помню.
И так это место, которое вобрало в себя столько воспоминаний и приключений, будет местами стираться из памяти, а возможности словить эти эпизоды из жизни, в том месте где они произошли, не получится.
И так испарится наскальная живопись детей, которых уже нет. Они выросли, а то что они оставили после себя, исчезло.