Помнить тебя или Другая история Сони Ростовой

Пролог 1. Долохов (1806 год)

1806 год, Москва

Долохову совершенно не хотелось идти к Ростовым в дом. Всё, что ему желалось после почти двухмесячного лежания в постели с раной, полученной во время дуэли с Безуховым – это как следует покувыркаться с какой-нибудь горячей бабёнкой. К счастью, и здоровье, и сексуальное желание после ранения к нему полностью вернулись. С бабёнкой будут сложности, это он понимал. Идти в бордель, куда его приглашали Ростов и Денисов, совершенно не хотелось. К проституткам из этих заведений, которые за день могли принять несколько мужчин, он давно чувствовал отвращение. Хотя и захаживал в бордели в самые первые годы своего приобщения к мужскому миру. Но потом пользоваться этими девицами ему не давало довольно-таки противное чувство, что он стоит в очереди за целой вереницей мужчин, а за ним ещё пристраиваются те, кого эти девицы должны будут обслужить после него. Поэтому он давно уже предпочитал иметь дело с такими женщинами, у которых хотя бы на время отношений с ним он будет единственным мужчиной. И для удовлетворения этой своей прихоти всегда брал свою очередную подружку на полное содержание. В настоящее время он прикидывал про себя в уме, как бы ему после выздоровления обзавестись подобной женщиной. И решил, что вечером поедет к цыганам и присмотрит себе какую-нибудь смуглянку-певунью или танцорку порезвее. А может, махнуть в театр? Там среди статисток или кордебалета тоже встречаются подходящие куколки.

Так что Долохов был полон этими приятными размышлениями о будущей любовнице, когда от Ростова услышал ещё одно настойчивое приглашение посетить его дом и познакомиться с его семьёй. Предложение было уже не раз озвучено новым другом, но Долохов всё откладывал посещение. Он знал, что поджидает его в этом доме. Барышни-жеманницы, которые, с одной стороны, смотрели на него, как на перспективного жениха, а с другой, делали вид, что порицают его за непутёвый образ жизни. Впрочем, последним он не обманывался никогда и ни на секунду. Он знал, что очень красив и что на самом деле весьма нравится всем женщинам, а слухи о его дебошах и разгулах только добавляют ему очков в их глазах. На самом деле всех повес вроде него женщины очень любили, хотя и притворялись, что это не так. Вот только Долохову не хотелось иметь с барышнями никакого дела. Во-первых, они были скучны и тривиальны до невозможности. За внешним лоском чаще всего была пустота. Во-вторых, ему были не нужны пустые ухаживания, которые не приводили к единственно желаемому для него результату – горяченькому сексу. А за барышнями полагалось ухаживать и делать вид, что это приятно, при этом даже не мечтая о том, как бы затащить какую-нибудь из них в постель. Соблазнение невинных девушек из высшего общества в свете строго порицалось. Да ему самому не хотелось иметь никаких дел с неумелыми девственницами. Он всегда предпочитал опытных женщин, которые могли ублажить его весьма немалые сексуальные аппетиты по полной программе. В-третьих, он понимал – начни он ухаживать за какой-нибудь из подобных барышень, сразу все окружающие подумают, что он желает жениться на ней. А женитьба совсем не входила в его жизненные планы. Ему нравился образ жизни холостяка, и он намеревался оставаться таковым до конца дней его.

Правда, тут были сложности. Его дорогая матушка уже пару лет делала ему намеки, что не прочь увидеть сына женатым и остепенившимся, а также понянчить внуков от него. Огорчать любимую мать сообщением, что никакой женитьбы и детишек он не планирует никогда в жизни, ему не хотелось. Поэтому он отложил решение этого вопроса в долгий ящик. В крайнем случае, можно будет жениться где-нибудь после сорока лет. Он заделает жене пару детишек, чтобы ей было чем заняться и чтобы матушка была довольна с внуками, а сам будет вести прежний образ жизни. Хранить верность жене он не собирался и после женитьбы.

По всем этим причинам Долохов долгое время делал вид, что не замечает настойчивых приглашений Николая посетить их дом и познакомиться с его семейством. Барышни, которых он избегал, словно чумы, там точно имеются, да ещё в полном боевом комплекте. У Николая были две сестры: старшая и младшая. Обеих он описывал как красавиц, хотя младшая была ещё совсем молода – лет четырнадцать-пятнадцать, не больше. Да ещё болталась там какая-то кузина, скромная бесприданница. Про неё Николай вообще говорил мало, и у Долохова создалось впечатление, что эта кузина – совершенно убогое и жалкое создание: ни красоты, ни денег, на которые мог бы польститься хотя бы охотник за приданым, у неё не было.

Но сегодня Долохов посчитал, что дальше отговариваться и отказываться от предложений Ростова было бы неприлично. В конце концов, Николай относился к нему по-дружески, обижать его не хотелось. А кроме того, никто не заставит его ездить в дом к Ростовым постоянно. Несколько визитов только ради друга его не обременят. Так что сегодня днем можно и поехать. А уж вечером он займётся настоящим делом – поиском подружки для постельных утех и разрешения почти двухмесячного мужского поста.

В доме у Ростовых Долохов в сопровождении Николая прошёл в большую гостиную, где должна была состояться церемония официального представления. Николай убежал за родителями и другими семейными, а Долохов остался в ожидании скучного времяпрепровождения и от нечего делать рассматривал портреты на стенах. Он уже прикидывал про себя, когда можно покинуть этот дом без нарушения правил приличия, как вдруг в соседней комнате услышал женские крики. Внезапно дверь отворилась, и оттуда выскочила невысокая девушка с пронзительным визгом. Не обращая на Долохова ни малейшего внимания, она пробежала через гостиную и скрылась в глубине дома. Крики в соседней комнате перешли в громкие стоны, и Долохов понял, что там случилось какое-то несчастье. Он решил прийти на помощь и быстрым шагом пошёл туда.

Там на полу в обмороке лежала другая барышня, но взгляд Долохова скользнул по ней лишь мельком, потому что громкие стоны издавала не она, а женщина средних лет, одетая как служанка. Перед ней, спиной к Долохову стояла ещё одна, но уже в платье барышни. Она какой-то тряпкой заматывала руку служанке, издающей громкие стоны, и говорила ей что-то успокаивающее. Рядом с ними всё был усыпано осколками и забрызгано каплями крови.