Будильник бодренько заиграл увертюру к «Кармен». Опере. Бизе, конечно же. Мелодия, которую за последние три месяца возненавидела просто люто, но она единственная способна разбудить меня после ночного бдения. Я – «сова», ярко выраженная причем, и ночь – время моей повышенной активности и работоспособности. Только вот для полуночников не предусмотрен рабочий день, сдвинутый часов на семь-восемь от момента Х, когда чертов будильник заводит свое развеселое «трам-пам-пара-пара-пара-пампам…». И надо вставать, брести на кухню в зомби-состоянии, приготовить что-то условно-съедобное, что можно закинуть в себя, дабы желудок не пугал аудиторию голодным рыком. И только к трем часам пополудни (а то и четырем) наконец-то превращаться в адекватно мыслящее существо. Ага! К трем часам! Когда твоя адекватность уже никого не волнует. Когда лекции закончены, студенты радостно и поспешно покинули альма-матер, а я остаюсь одна и с кипой бумаг на проверку (анахронизм, конечно, но разрешать развеселой студенческой братии все копировать из Интернета, - совсем обнаглеют! Конечно, копируют и тырят готовые рефераты и чужие мысли! Я и сама не так давно сменила статус студентки на преподавательский, так что не обманываюсь на этот счет… Но пусть от руки переписывают, тогда хоть что-то в памяти останется!)
Будильник последний раз жалобно тренькнул и замолчал, придавленный подушкой. Даже жаль его стало. Не виноват ведь! Просто честно выполняет свою работу, а я с ним вот так, по-хамски. Хотя… Должен привыкнуть. Не первый день со мной живет.
На кухне Кеша пил кофе из моей(!) любимой кружки с тюльпанами, заедая печеньем. Завтракал, стало быть. При этом что-то усердно печатал на ноутбуке, засыпая крошками клавиатуру.
- Доброе утро, Иннокентий Рюрикович! Как спалось-почивалось?
Я чинно поклонилась в сторону кухонного стола.
- Как-будто ты не знаешь, что я не сплю, - буркнул Кеша. – Почти. Ночами. И я просил не называть меня Кешей.
- Но я не…
- Ты подумала.
- Смею заметить, что мои мысли – исключительно моя собственность! Как и голова, в которую никого не зову! Никогда!
- Тогда и не фонтанируй мыслями на всю округу. Не хочешь, чтоб тебя даже на трамвайной остановке внизу слышали, закрывайся, - отхлебнул из кружки. При этом массивная коричневая капля шмякнулась на мой рабочий инструмент.
- Могу у вашей светлости узнать, - я потихоньку начала свирепеть, окончательно проснувшись, - что они изволят делать аки свин с компьютером за шестьдесят тысяч?! Ремонт которого обойдется еще тысяч десять! И, если я решусь выложить оную сумму – а придется! – то месяц будем сидеть на сухарях и минералке вместо кофе!
Иннокентий глянул на меня искоса, чуть приподняв бровь, и вернулся к своему занятию, как то - печатанию и постепенному превращению моего ноута в два килограмма мертвого железа. Молча!
- Ну, вот! – ухмыльнулся наконец довольно, закрыл крышку и отодвинул ноутбук. – Все… Кофе хочешь?
- Да-а-а!!
- Заваривай. В чайнике еще кипяток должен остаться. Но лучше подогрей; ты ж горячий любишь.
Скрестил руки на груди и обезоруживающе улыбнулся. Открыто и светло. Манипулятор чертов! Знает, поганец, что не смогу орать на него, когда он вот такой. Но вообще-то это утро еще отыгрывается на мне, а оно, как говаривал один знакомый художник, добрым не бывает. Для таких, как я.
А в прочее время суток мы с Иннокентием добрые друзья и соседи по квартире. Квартире, где он работает. Домовым. Не впечатлило? А если вот так – ДОМОВЫМ? Да. Тем самым духом дома из сказок, ведь как показали последние околонаучные и совсем не научные, но авторитетные наблюдения и изыскания за последние сто лет, домовые не остались унылыми сварливыми старикашками, таящимися в избушках на курьих ножках в забытых богом деревушках. Они повсюду! Не деревушки, хотя и они тоже. Домовые. Повсюду, где есть хоть мало-мальски обжитое жилье. А когда необжитое, то тут по-другому немножко…