Понедельник - черный день календаря. Ист 1

Понедельник - черный день календаря. Ист 1

Понедельник – черный день календаря.
 

Я ненавижу понедельники!

Точно могу сказать, что их придумали именно сами люди. Животворящий Господь на это не способен, по причине огромной любви ко всему живому, им сотворенному. А Вечный Властитель Падших и Проклятых не мог бы додуматься до такого проклятия просто потому что у него все-таки нет настолько бурной фантазии, и потом он, что не говори, был любящим ангелом, и как бы не скрывал это, но людей он не настолько ненавидит. Хотя, конечно это огромная корпоративная тайна, так что если кто вас спросит, то не я вам про это рассказала.

Вот и получается, что одарить себя таким адом могли, только сами люди. Конечно, по причине редкостной наивности, полного отсутствия дальновидности и непроходимой тысячелетиями тупости. Люди вообще больная тема, по честности признаться, не только у меня, но не буду о наболевшим.

За окном уже вовсю играло утреннее солнышко, пробиваясь сквозь тюль, падало на кровать причудливым цветочным узором. Я высунула нос из-под теплого одеяла, как суслик, убедилась, что утро правда давно зовет, и снова нырнула в блаженную темноту моей берлоги из одеяла и подушек.

За окном щебетали синички, курлыкали, раскормленные бабушками-соседками, голуби, редко кричали вороны, смеялись дети во дворе, стройно шумели кроной деревья, в такт набегавшим волнам ветра. Идиллия одним словом. И вся эта пастораль активно перебивалась шумом машин, визгом тормозов, истошными воплями сигнализации припаркованных автомобилей и гулом далекого завода. Вот она, жизнь мегаполиса во всем своем великолепии и во всей своей мерзости, особенно хорошо все это чувствовалось именно сейчас, в утро понедельника.

Я потянулась, разминая каждую мышцу и косточку, села. Приоткрыв один глаз оглядела комнату, а то мало ли что, любят ко мне по утрам всякие разные заглядывать. Никого. Утро, как утро, самое обычное, если не считать того что понедельничное. Встала на свои две, с позволения сказать, стройные ножки. Активно зевая и почесывая затылок, пошлепала босиком по коридору. На маленькой типовой кухне все так же никого не было, что конечно не могло не радовать. Приятно, знаете ли, начинать утро не с истерических криков и хватаний за сердце. Опасение: «Не помереть бы со страху!» применимо не только к людям, но и ко всем остальным. Хотя стойте, мне наверно стоит объясниться. Начну пожалуй с самого начала.

Я – Смерть, очень приятно познакомится!

Большая просьба за Валидолом не бежать, к Богу и Дьяволу не взывать, на колени не падать и Валокордин с Корвалолом литрами за щуку не капать. Все это было, и уже столько раз, что стало скучно и не оригинально. Сразу скажу боятся не чего, хотя Смерть я самая, что ни на есть, настоящая, всамделишная, подлинная, так сказать в оригинальной упаковке.

Смерть – это не мое имя, чтоб вы поняли. Это ж каким метеором надо быть, чтобы в одиночку на всей Земле работать, простите, таких вот трудоголиков нет и наверное не будет. Смерть – это, пардон муа, должность. Надо сказать, должность престижная, редкая, перспективная, но очень уж напряжённая, что уж греха таить, геморройная. Получить ее сложно, муторно, долго, но возможно, что собственно у меня и получилось. Подумаешь, одна тысяча лет на обучение и вот вам готовый специалист с большой востребованностью, в наше не спокойное время и редкой квалификацией.

А зовут меня Аурэлия. Красиво правда? Это имя мне бабушка, по маминой линии, придумала, еще до моего рождения. Она у меня цыганкой была, говорила, что внучка будет особенной, а потому и имя ей нужно особенное, я получила от нее длинный черные, как смоль волосы в крупную волну и длиннющие ресницы, что не говорите, а гены великая вещь. Тавтологией кажется, да? Как это может быть, что Смерть и родилась? Но позвольте я все объясню. Я – Смерть Воплощенная, то есть рожденная как человек, во плоти, в человеческой семье. Все как у всех есть, мама и папа, а еще куча всяких дальних родственников. Самая обычная девушка, симпатичная, умная, во всех отношениях милашка просто. Суть вся в том, что в наших рядах, как и везде, где трудятся большое количество рук и специалистов, есть своя карьерная лестница.

Сначала идут мелкие, слабые и силой, и мозгами, бесплотные духи. За ними чуть более сильные, но все же не имеющие права появляется в материальном мире напрямую, сущности. Потом, как вы понимаете, те кому дано такое право, то есть носить физическую оболочку, как маску, чтобы людям было сподручнее воспринимать их. Ну а потом такие вот как я. Нам дано право не только забирать души, но и оказывать некоторое влияние на них, является с разъяснениями, принимать раскаяние в грехах и многое другое. Но учитывая, тот просто факт, что нам нужно контактировать напрямую с определенными усопшими мы должны хорошо понимать их состояние, жизнь в целом, мотивации поступков и только на наши плечи ложится тяжкое решение верить их раскаянию или нет, а для этого мы сами, как понимаете, должны быть людьми. Так сказать видеть их изнутри. Потому то я закончив свою практику в виде Бесплотной Смерти, которую не может узреть глаз человеческий, пошла на повышение и получила право рождения.
Раньше я приходила по причине резкой смерти, в одно мгновения и вся моя работа заключалась лишь в том чтобы вытащить душу из тела и передать ее в руки Проводнику, который уже препроводит ее куда следует. Сейчас же моя работа куда как сложнее и запутаннее, я забираю тех кто решил, что жить не желает, не мил им белый свет. А это работка, согласитесь, интереснее и запутаннее первой. Причем стоит отметить, что право Воплощенной Смерти имеют только те кто, когда-то уже бывал человеком, а значит имеет человеческое нутро, сердце человеческой души. И я вот одна из таких реликтовых душ.
Если вы думаете, что я с самого своего первого крика, на руках у изумленного акушера стала вершить свое возмездие, лишать жизни нянечек, санитарок и медсестер, то спешу огорчить. Родилась я совершенно обычной девочкой, тихой и скромной, а вот память о прошлом и о моем предназначении накрыла меня уже в возрасте тринадцать лет. Почему именно в тринадцать?-спросите вы. Ответ прост: традиции. Мы все-таки вынуждены принимать условия, которые нам навязывают сами люди своими фантазиями, не все всем и далеко не всегда, но во многом. Всех тонкостей объяснять не буду, поэтому скажу только об основном законе всей нашей работы. А он гласит:

« Полная Свобода Воли.» В сокращении на нашем бюрократическом языке, при заполнении всяких бумажек и накладных на души – ПСВ. Суть его в том, что ни одни тонкие материи не могут повлиять на замысел человека, на его сознание на прямую. Человек принимает все свои решения сам и только сам. Кто бы, что не говорил и не думал, но судьба в руках самого человека и только его одного. Мы же, всякие тонкие субстанции имеем дело, только с его конкретным решением и с последствиями к которым приводит человека его выбор. Нам, только можно слегка направлять, намекать, склонять, но ни в коем случаи не на прямую и не в лоб. Человек делает выбор сам, а мы только наблюдаем. Конечно не все слепо следуют этому Божьему закону, так же свято, как мы- Смерти. Например: демоны, ведьмы и тому подобные могут более открыто соблазнять и даже лгать людям, но и они чтут этот закон. Потому как знают, что будет если нарушить такое простое и вместе с тем, такое сложное правило.

Покажите мне хоть одного демона, который прежде чем забрать человека в ад не пройдет все инстанции, не заключит договор, десять раз не убедится, что тот не раскаивается в содеянном, не спросит у Ангелов, а то и им может показаться, что грешник каялся. Все демоны старательно соблюдают массу правил, как и мы все, хотя и скрывают это. Или же найдите ангела, который перед вознесением или дарованием прозрения не убедится в верных изменениях человеческой сущности и характера, к слову, такие вот наблюдения могут идти десятилетиями. Обычно однако все эти правила можно свести к трем буквам, для простоты восприятия – ПСВ.

Хотя Смерти в этом случаи имеют некоторые особенности и права. Мы относимся к нейтральным силам. Мы не добро и не зло. Мы – олицетворение непреложного, нерушимого закона: «Все что имеет начало, имеет и конец». Нас нельзя купить, убить, заковать, заколдовать, заключить сделку и тому подобное. Мы приходим сами, хотя в не котором смысле и с приглашение самого человека. Особенно я. Моя работа состоит в том что и прихожу к решившим умереть или что точнее, больше не желающим жить. В эту категорию, как вы скоро поймете входят не только самоубийцы, но об этом позже.

Я нажала на кнопку электрического чайника веселой желтой раскраски с наклейками, которыми украсила его моя племяшка в прошлый свой приезд в гости на чай, и полезла в холодильник. Достала яблоко, пару мандаринов, банан, йогурт. Фрукты мелко нарезала и залила белой массой. Наклейка на пластиковом боку стаканчика, с зеленым листиков в росе, обещала максимальную полезность и природность продукта, не йогурт, а просто амброзия. Я сунула в миску с завтраком чайную ложку и поставила на маленький стол у противоположенной стены. Чайник шумно дымил и пыхтел, погас красный огонек на его крышке. Я достала пакетик кофе из ближайшего ящика и высыпала его в большую чашку с котятами, подаренную папой на прошлое восьмое марта. Рука уже потянулась к ручке чайника, как боковым зрением я заметила тень.

Очень, очень плохой знак! Я не видела, но уже знала кто пришел к самому завтраку. Глубокий вздох и медленный поворот.

За маленьким деревянным столом на двух табуретах, на против друг друга, сидели двое. Первый: стройный молодой человек. Просто огромного роста, казалось в нем даже больше двух метров. В белых джинсах и белых кроссовках с маленькой эмблемой крыльев с боку каждого и без шнурков. Белая рубашка, чуть более яркая по тону, без воротника, с узким V-образным вырезом. Сам юноша, казалось сошел с какой-нибудь древней фрески об атлетах или гладиаторах. Ни жиринки, ни родинки, ни лишнего пятнышка или неровности на коже, пальцы длинные, но где фаланги было не рассмотреть, пальцы словно бы сами сгибались где хотели, ногти поблескивали на свету, так словно их все утро полировали с десяток старательных маникюрщиц, хотя лака на них точно не было, все как у манекена или мультяшки идеально. До такой степени что становилось даже не по себе. Но ни этого удивляла в мужчине больше всего, а то что и брови, и лестницы у него тоже были белые. Глаза настолько светло-голубые, что скорее можно было бы подумать, что он слепой, чем то что это на самом деле цвет глаз. Весь его вид говорил о нереальности. Скорее можно было бы подумать, что он призрак или робот, чем человек

Второй, а вернее вторая: на соседнем месте сидела девочка. Да, да! Лет, на вид, ей было 5-6, но не больше 7. В белых носочках с кружевами, такие обычно надевают на 1 сентября или другой праздник. Черные лакированные туфельки с медными замочками по бокам и маленьким каблучком. На ней было темно-коричневое бархатное платьице с круглым вырезом, чуть ниже колена и бардовыми вышитыми бантиками на груди. Волосы каштановые, даже скорее медные, распущенные, от висков шли две маленькие косички и соединялись в маленький хвостик сзади. Прическа «Принцесса». Мне мама такую на утренники в детском саду делала. Густая длинная челка почти закрывала брови. Глаза яркие, большие, очень темно серые, ресницы такие же большие, в смысле длинные и густые. Она тоже казалось не настоящей, но в отличии от мужчины производила куда более приятное впечатление и казалось просто очень красивой фарфоровой куклой XVII-XVIII века.

Они оба уставились на меня. Мы молчали, так что я слышала, как тикают часы в соседней комнате. Они оба не дышали. В прямом смысле, их грудные клетки, плечи не двигались совсем. Я прикрыла глаза и снова глубоко вздохнула.
- Чего надо? – без «здравствуйте» и «как дела?» начала я, стараясь, чтобы мой голос выглядел как можно более спокойным и ровным.
- Ты даже не предложишь нам чаю? –возмущенно надула губки девочка и сцапала себе плошку с моим салатом.
- Грех – отказывать гостям в глотке воды, после долгой дороги.- отметил в тон ей юноша в белом.
- Э-э-э! А ну лапки брысь! – возмутилась я, кидаясь к ребенку и стараясь отнять свою еду.

Но не тут то было. Девочка явно была сильнее чем казалась, она вцепилась в керамику так, что вырвать еду можно было бы только вместе с ее руками. Я сдалась и вернулась к кофе. Залила в чашку кипяток и снова повернулась к парочке.
- Я спросила: зачем вы пришли? Если ответа не будет через десять секунд, клянусь Сущим, вылью на вас весь кипяток, что есть в чайнике и разговор мы будем продолжать уже не здесь и не так.
- Злая ты, Аурэлька! –снова подала голос девочка, уже активно уплетая мой завтрак.
- Гневливость – это грех! – белый покачал головой из стороны в сторону на манер католического священника из средневековья.
Вот не поверите, разбить бы об это высокомерную энциклопедию, что-нибудь по тяжелее чугунной сковородки, но нельзя, престиж – это наше все. Так что я взяла себя в руки и состроила страшное лицо.
- Мы по вопросу души, скоро почившей, через тебя. Надобно нам мнение твое и нем же. Что скажут уста твои Проводнику? – почти певуче начал тот кто в белом.
- Нардмил, ты что совсем?! – у меня от его наглости даже слова пропали. С другой стороны по какому еще вопросу ко мне прямо в дом мог завиться Ангел? Только по вопросу души, которую он планирует проводить на Небеса с почетом к конвоем, дабы уже там вытравить из все остатки человека в земном понятии.
- А ты не кричи на него! – стукнула ложкой по столу девочка. – Знаешь, он у нас на голову пришибленный! А на больных не злятся – грех это великий.
После последний фразы Ангел возмущенно вскинул брови. Он вообще терпеть не мог когда его передразнивают.
- Молчи, бес поганый, когда света раб говорит!- его голос стал металлическим и набирал силу с каждым словом. Вот когда они в прошлый раз так перепугались мне пришлось вставлять новые стекла, а соседкам врать, что колонки у компьютера мощные.
- Чуть что не так, так сразу «бес поганый», а сам-то…-начала девочка, но я вмешалась раньше, чем она договорит.
- Увянь, Вирилез! В моем доме не будет диспутов о том, кто прав, а кто виноват иначе…- я подняла правую руку на уровень лица и вся кожа, мышцы и сосуды тут же пропали.

Просто пропали. Лично для меня метаморфоза произошла за мгновение и почти незаметно, но для моих, так сказать, коллег это была ярка картинка со всеми подробностями. Сначала кусками стала отпадать кожа, а вернее сползать к плечу, за ней последовали сосуды и мышцы. Казалось, что их словно бы что-то разъедает. Я со всей ответственностью могу заявить: именно так и работает неумолимое время. Чтобы хоть отдаленно представить, что со мной стало за какие-то пару секунд вспомните ускоренные ролики того что происходит с трупом какой-нибудь птички в лесу и вам станет все ясно. Когда плоть уже совсем оставила мою карающею руку кости продолжали старится, темнеть и трескаться. От кончиков ногтей до локтя у меня были только старые кости. Со стороны могло бы показаться, что им лет триста-пятьсот, а на деле, конечно, намного больше, их нельзя было датировать, даже если бы сейчас на моей кухне и стоял антрополог с самыми престижными наградами в кармане. Некоторые царапины были такими глубоки, а трещины широкими, что еще секунда другая и рука рассыплется в прах, но это далеко не так. Чем старше выглядят кости у Смерти тем выше ее статус и тем больше у нее мастерства. Для того чтобы довести свой Карающий Перст Судьбы до такой обманчивой дряхлости нужны огромные труды и заслуги хозяина перста. Только на то чтобы плоть уходила не только с указательного пальца, но и с кисти целиком нужны века работы, а уж чтобы плоть быстренько драпала со всей руки… в общем это была моя самая настоящая гордость! Не то что какие-то там бумажные грамоты людей. При каждом взгляде на свою руку я видела собственный пот, море чужой крови, и свои слезы на пути становления себя, как настоящей Смерти и не переставала гордиться собой. Я, если честно, люблю смотреть как вытягиваются лица, у всех знающих эту особенность успешной карьеры, при виде моей руки.

Вот и сейчас наслаждалась произведенным эффектом. Ангел и Демон глянули на меня и умолкли, прикрыв ротики, как прилежные ученицы школы благородный девиц. Сели ровненько и скромненько за стол, с неподдельным страхом взирали на обозлённую меня. Оба они, благо работаем вместе не первый век, прекрасно знали, что я могу отправить их по домам одним прикосновением. Ангела – в Небесную канцелярию, поближе к архангелам и Господу. Демона в самые недра ада преисподней, в тот самый котел из которого он и вылез в самом начале своего пути по Земле. Вирилез не был падшим, а потому к Господу его не отправить никак, без должного соизволения от самых верхов, но и в аду проходить снова все круги подготовки к работе с людьми не самое простое дело. Его конечно воскресят, но в кого разжалуют такого демона-неудачника, который сумел разгневать Воплощенную Смерть, разве что бдить за тайфунами в Тихом Океане. Нардмил был, в свою очередь простеньким Ангелом, не серафим, не муза, и конечно до архангела ему, как Вирилезу до Вельзевула, его тоже, безусловно восстановят и разжалуют ловить призраков утопленников по болотам Сибири, потому как Ангел, и принял смерть не из рук сил света. У них там с этим делом строго, убивать могут только свои, ну и иногда особенно сильные демоны, но даже старик Люцик не часто пользуется этим правом на убийство крылатых чистоплюев.

Так что я сделала грозное лицо, бровки офигевшей птичкой, в смысле крылья врозь. Самое главное в таком деле не показать, что и меня за смерть, пусть и временную, демона и целого ангела тоже по головке не погладят и премию не выпишут, но мы, Смерти, свои корпоративные секреты бережем лучше всех, а потому моську по-страшнее, голос по-грознее и воспитывать, воспитывать и еще раз воспитывать!
- Кто желает первым отведать поцелуй забвения? – высокомерно полюбопытствовала я, указывая костяшками, то на притихшую девочку, то на альбиноса переростка.
Молчание. Долго они молчали, скромненько уставившись на красные розочки моей скатерти.
- Стращаешь, мать? – непонятно откуда вопросил смеющийся мужской голос. Все удивленно стали озираться. Воспитательная аура из кухни рассосалась в минуту. В коридоре материализовалась большая сова, с просто огромными желтыми глазами и одним взмахом крыльев влетела на кухню, но как всегда не рассчитала. Квартирка у меня маленькая! Птица большая! Крылья мощные! И эта дура, не успев затормозить врезалась прямо мне в лицо. Я и охнуть не успела, как мы уже вдвоем с ней валялись на полу в картинной позе, типа: Ой, простите мужа не ждала!», то есть ноги и руки врозь, а самая я чутка в отключке, потому как приложилась о тумбочку затылком пока падала.

Шум, крик, гам. Демон просто умирал или умирала, размазываясь по столу и заливаясь самым невинным детским смехом. Ангел сдержанно хихикал, бормоча, что-то невнятное, наверное опять про грех, мол нельзя так ржать над чужой бедой. А моя, да-да именно, моя сова смеялась громче всех. Ни тебе извинений, ни раскаяния, ни чувства вины! Вот сейчас очухаюсь и уволю его к свиньям!
- Эй! А ну вставай дурында!- орала мне в ухо сова.
И чего им всем от меня надо? Лежу, никого не трогаю.
- Уринка, а ну вставай щас же! Сейчас весь дом, по твоей милости рухнет! – уже совершенно истошно проорали в ухо.

Вот тут я открыла глаза. Меня никто, слышите, никто не имеет право называть Уринкой! Я Аурэлия!

И вот только сейчас, гневно распахнув очи, я и поняла, что натворила. Мамочки, стыд и срам мне на голову! Пол моей кухни старательно разваливался, линолеум скукожился и потемнел, рисунок почти выцвел, подложка почти истлела. Дерево иссохлось и пошло гнильем, прямо на глазах превращаясь в куски темной липкой массы. Бетон под полом пошел крупным трещинами и так же быстро разрушался, рассыпаясь в пыль. Дело в том, что когда я так неудачно приняла горизонтальное положение моя сила была открыта, активирована. А как известно, все чего касается рука Смерти, если это не она сама, не ее слуга или уже не мертвый, подлежит немедленному лишению, а точнее забору жизненной энергии. Что собственно может случиться с полом, если на него упала, прилегла рука Смерти? Правильно! Все что могло истлеть, умереть стало умирать. И единственная причина почему дом еще не рухнул была в том, что я была в блаженном обмороке, а если бы нет, то прости, прощай мой милый дом и соседи в нем.

Я в ужасе вскочила на ноги. Рука снова стала нормальной, лучше не рисковать. Ангел посмотрел на меня с истинным состраданием, так могут смотреть только они. В них было столько сочувствия и понимания, что мне захотелось расплакаться у него на плече прямо сейчас. Он перевел взгляд на Демона, тот понимающе улыбнулся и исчез. В моей почти разрушенной квартире, где при ближайшем рассмотрении, пострадал не только пол, но еще мебель, стены, обои и техника, остались только Ангел, тупая сова и я – памятник неразумного негодования.
- Что же теперь делать? – растеряно вопрошала сова, общаясь видимо ко мне.
- А я откуда знаю? Это все ты, идиота кусок!
- А че я-то сразу? – совершенно искренне возмутилась сова.
- Госпожа, да будет ли позволено мне, дланью небесной, излить на плоды трудов твоих, свет Благодати? – высокопарно, но очень ласково вопрошал Ангел.
- А можешь? Сделай милость! А то нам тут уже никакой капремонт не поможет, сам видишь с ней одни проблемы. – встрял филин, еще до того как я успела открыть рот.

В ту же секунду я сгребла птицу обеими руками, предварительно прикрыв ей клюв. Ногой открыла холодильник, удивилась тому что электричество в квартире почему-то еще есть, хотя проводка тоже должна была истлеть как и все остальное, сунула крылатого на полку к фруктам и со злобой захлопнула дверь. Слов на этого пернатого гада у меня просто не было. Я с самым смущенным видом посмотрела в глаза Ангела.

Он повернулся ко мне и улыбнулся. Сделал шаг и склонился почти к самому лицу. Я покраснела как рак. От него приятно пахло каким-то эфирным маслом и миндалём. Его пальцы коснулись моей щеки, скользнули к уху и замерли, кончиками касаясь волос. Ладонь была прохладной, но с каждой секундой она становилась все холоднее, хотя скорее всего не она. Это мне резко стало очень-очень жарко, наверно лето в этом году будет совсем душным. Нардмил просто смотрел на меня, ничего не делал, даже не намекал, в глазах было столько, столько всего… Ой-ёй, кажется ноги меня уже не держали. И недовольное трепыхание из холодильника тоже как-то резко прекратилось.
- Даст ли позволение, госпожа, исцелить сие пристанище ее, рабу Небес, такой благодати недостойному? – еще раз почти шепотом спросил он. А я… а что я? Я заметила какие красивые у него губы, все-таки Господь явно прикладывал руку к каждому с особым отношением. Из холодильника послышался недовольный клекот. Я кивнула.

Ангел чуть отодвинулся от меня опустился на одно колено, едва коснулся моей руки губами, даже не поцеловал, а скорее скользнул по ней и повернул голову к полу. Чуть прикрыл глаза и опустил руку в лужицу гнили из дерева, пыли и 0статков линолеума. Все его тело засветилось изнутри и стало так ярко, что я на мгновение зажмурилась, а когда снова открыла глаза, то мне оставалось только ахнуть!

Сказать, что все было восстановлено, значит просто унизить труд Ангела. Все следы моего разрушения не просто испарились, так словно их и не было, квартира блистала чистотой, как после самой лучшей уборки, но не это самое главное, а главное то что в ней чувствовалась некоторая наполненность что ли. Знаете, как когда вы приходите в дом к самым дорогим и любимым людям. Туда где вас всегда ждут и вам всегда рады. Это была не просто теплая атмосфера, а любящая, самая настоящая, любящая атмосфера без тени на сексуальность или недовольство. Было чувство, что здесь никто и никогда не ссорился и даже не помышлял о плохом.

Ангел встал с колен. Церемонно поклонился мне, заложив левую руку за спину, а правую ладонь прижав к сердцу и не говоря не слова растворился в воздухе.

Я ошалело сползла на пол. Нащупала рукой ручку дверцы холодильника и выпустила птицу, та плюхнулась на пол с гулким стуком, что не могло меня не порадовать. Так тебе и надо, не будешь лезть с комментами, когда не просят. Н-да, а понедельник – день веселый! Пойду сейчас обведу его черным на календаре.