Порой любовь как ночь темна,
И адской мукою она
Стать может вместо рая,
Стать может вместо рая.
Бывает так – в недобрый час,
Лишь для того, чтоб мучить нас,
Она нас выбирает,
Любовь нас выбирает.
Бывает так – в толпе людской,
Чтоб стать проклятьем и тоской,
Она нас выбирает,
Любовь нас выбирает.
Но, если скажут вдруг:
«Хочешь, сам любовь выбирай свою!»,
Я, поглядев вокруг,
Знаю, взял бы вновь
Ту же самую.
Мюзикл «31 июня»
- Эрик, ты уверен?
- Да, мама.
Эрику невозможно было отказать, это не получалось ни у кого в доме. Обаяние его отца, помноженное на солнечный характер самого мальчишки, действовало безотказно. Иногда, глядя на него, Анита думала, что таким был и Крис в юности, когда он еще не узнал все страшные стороны жизни.
На счастье родителям и остальным, Эрик никогда не пользовался своим обаянием в корыстных целях; скорее всего, он даже не понимал своего воздействия на окружающих. И мальчик, кажется, влюбился в одну из госпожей Девяносто седьмого Дома.
- Солнце, ты хорошо подумал? – Анита взъерошила волосы своего старшего. – Ведь здесь браки устраивают родители, точнее, мать. Ты же эту девушку и не знаешь толком, ну и что, что она несколько раз к нам приезжала?
- Мам, ну, она такая… Она мне, правда, нравится! И я ей нравлюсь, и, вообще, я же только в гости съезжу!
«Ну, еще бы ты ей не нравился! – подумала Анита. – Ты же сын Старшей госпожи не самого заштатного Дома, ты красив и похож на инопланетника, за которыми они все гоняются, только характер у тебя венговского парня»
Эрик
Мама за меня переживает, а что такого страшного? Эта госпожа… она особенная, не такая, как все. И относиться она ко мне будет по-особенному, я знаю! Да, я слышал, как меня за глаза называли «избалованный щенок», но мнение той госпожи меня не волнует: кто она такая – просто одна из служанок! А для госпожи Стейфайнии я буду самым лучшим, идеальным, буду делать все, что она захочет! Я хочу такую же семью, как у моей мамы. И даже второй муж нам не помешает, вон, как мама любит Эмиля, а папа никогда не то, чтобы не обидел его, он даже грубого слова никому не позволит о нем сказать! И я знаю, что Эль безумно любит их обоих и нас, всех детей. И я за него порву любого! И у меня так же в новой семье будет.
***
Эрик уже понимал, что он очень ошибся. Госпожа Стейфайния, которая была такой ласковой, внимательной, так красиво ухаживала за ним в мамином доме – она изменилась. Он не мог понять, что она хочет: она явно злилась, в красивых глазах плескалось еле сдерживаемое раздражение, а потом и настоящая ярость, от которой ему было почти физически больно. Он не понимал, что делает не так, и от этого паниковал еще больше.
Оказывается, жизнь в родном доме совсем не подготовила его к таким вот перепадам настроения женщины, даже любимой. Кажется, бывшей любимой. Ему также было понятно, что он не будет на полном серьезе стоять перед женой на коленях, с плохо скрытым ужасом рассматривая игрушки в ее руках. Да, он знал, что дома и отец, и Эмиль выказывали маме уважение не только на людях, но и наедине. И он не удивился бы, если бы застал кого-нибудь из них перед мамой на коленях, но это было другое… Это были и их игры, и любовь, и благодарность и – очень редко! – действительно заслуженное наказание.
А здесь и сейчас он не мог переступить через себя, через свою гордость. С ужасом он поймал себя на мысли, что эта женщина пока не заслужила его уважение. Так думать нельзя, но…
На самом деле он и стоял на коленях, и подчинялся желаниям своей возможной новой госпожи… и понимал, что такое происходит только один раз. Как только она его отпустит, он позвонит маме. Мама никогда его не ругала за неправильные решения, он знал, что и сейчас она точно не скажет злорадное: «Я же говорила, а ты не послушал!».
Нет, он сам, первый, извинится и попросит у нее прощения за то, что дурак, что расстроит ее своим рассказом, за то, что подставил ее своим поведением: хочу – не хочу, еду к будущей жене – не еду…
***
А госпожа прекрасно понимала, что новый наложник, практически уже ее муж – где-то не с ней, думает о своем. И энтузиазма в его глазах она не видела. Красивый зверек, очень красивый, которым она планировала хвастаться перед всеми подругами, вот только характер его надо подправить, конечно, но в этом и есть самое удовольствие – в ломке. И этот красивый молодой мужчина от нее ускользал. Где это видано, чтобы приказы госпожи выполнялись машинально, она не чувствовала его отклика, восторга от того, что ему уделяют внимание? Может, пора уже начинать воспитывать понемногу?
***
Госпожа так на него посмотрела, что Эрик опустился на колени и пополз, как полагается… Он все еще надеялся, что она засмеется и скажет что-то вроде: «Встань, наедине ты можешь не опускаться на колени!». Но госпожа Стейфайния посмотрела на него удовлетворенно и велела снять рубашку.
Эрику даже в голову не пришло надеть традиционную гаремную, с запАхом, поэтому он расстегивал пуговицы, а госпожа еле заметно кривила губы, сдерживая гнев.
Теперь перед ней стоит наложник, обнаженный до пояса, и она проводит длинными ухоженными ногтями по его коже, надавливая посильнее. Это должно осчастливить любого мужчину, но Эрик почему-то не чувствует никакого восторга и возбуждения. Что-то его понятие эротических игр включает совершенно другое.
В Доме никто не знал, но отец как-то отвез его в Венгсити, в бордель, и Эрик, преодолевая смущение, выбрал девушку. Конечно, все это было с ведома и, более того, по инициативе его мамы, и сестра была в курсе, очень веселилась при этом, и Эмиль знал. А его отец долго отбивался в этом заведении от предложения пригласить и для него красивую девушку, причем деньги, которые он должен был бы заплатить, кажется, не играли совершенно никакой роли. Кажется, это ему самому готовы были заплатить.
#17800 в Любовные романы
#855 в Любовная фантастика
#7421 в Эротика
#405 в Эротическая фантастика
мужской гарем, венга, многомужество
18+
Отредактировано: 27.04.2024