Попаданец

Попаданец

Много лет назад.

Первым на эту землю вступил мужчина. Слегка прихрамывая, опираясь на трость, сжимая набалдашник-морду неведомого зверя в своих пухлых, словно детских ручках, и шепча нечто столь причудливое, что не каждый мог бы разобрать, а тем более осмыслить, он, тем не менее, шел так быстро, что его спутник едва ли успевал за ним.

-Ну что ты не видишь, Второй, какая красота, какой простор! – Высокий, если не сказать обидно «длинный», мужчина взмахнул своей тростью так, что спутник его отшатнувшись, споткнулся и едва не упал самым неприятным образом – на задницу. Говоривший расхохотался просто и беззлобно, как умел только он, спустя минуту продолжив, - ты только посмотри, что дарит нам этот мир: не просто красоту, а красотищу! Такую, что на ногах сложно устоять, - и снова рассмеялся.

Спутник, которого однажды, в далеком прошлом, назвали Вторым, только хмыкнул (порой он мог себе позволить и такие вольности в присутствии Первого, не опасаясь гнева его) и задумчиво оглядел свой сапог, вымазанный в каше из глины, земли и зеленой слизи. Словно решившись на что-то, он поглядел на своего царя. Искорки огня блеснули в его глазах, но быстро потухли.

Лицо Первого, бывшее некогда весьма привлекательным для дам, ввиду непонятного разногласия его детских усиков, пухлых щек и слегка надутых, как у обиженного ребенка губ, с глазами, полными бескрайней силы и волевого подбородка, со временем стало бледным, хмурым и усталым. Возраст ли брал свое, а, может, и ответственность за свой мир, своих людей. Стал Первый злой, раздражительный и хмурый. Только сейчас, ступая на чужую и свободную от людей землю он позволил себе стать таким, каким был много лет назад. Расслабился, даже помолодел немного, на пару десятилетий.

«Как же давно это было, - задумался Второй.  – Как же, когда же это …»

Еще больше лет назад.

pourquoi pas?

Кавалер ордена третьего полка старший офицер Гаврилов был как некогда спокоен. «Дернув» для храбрости с ночи винца с командиром роты и весьма неосторожно сыграв в картишки, он проиграл, не много-не мало, а… Да ничего он не проиграл, черт побери! Его жизнь сегодняшним утром можно было поставить разве что, ни при дамах сказано, жопой на рояль. От подобного сравнения он сам смутился, досадливо поморщившись.

Нюхнув табаку, при этом наблюдая за окрестным полем, откуда должен показаться враг, он скомандовал:

-Солдаты!

Два десятка солдат, бывшие в его подчинении, по привычке вытянулись в струнку.

«Самые лучшие ребята, - с горечью подумал Гаврилов, - сколько же труда в них вложено». Но вслух он произнес не то.

-Солдаты! Братья! Бывшие офицеры. Картежники, спорщики и дуэлянты. – Гаврилов кулаком стукнул себя туда, где тяжело и гулко билось сердце. Слова, как бы не пафосно было это было сказано, застревали в горле, – Мы давным-давно проиграли свои жизни самому черту и сегодня нужно отдавать свои долги. Я, господа офицеры, жалею о том, что свой последний день в жизни встречаю с такими ублюдками, - как и ожидалось, толпа зашумела. Гаврилов, состроив безучастную мину, терпеливо дождался когда гул поутихнет, одним лишь взглядом заставил заткнуться самых ретивых, и в резко наступившей тишине продолжил, - но я рад, что со мною те, кто не испугается нашего ростовщика при встрече и сможет убедить его вернуть наших товарищей. Буду честен с Вами – эту бойню мы не переживем. Но умрем мы достойно!

-Ура! Ура! Ура! – громыхнул строй солдат.

Много лет назад.

Задумчиво обходя окрестности нового мира, Первый был погружен в свои мысли. Второй, глядя на лицо своего старого друга и наставника, пытался угадать, о чем тот думает.

«Наш мир охвачен последним испытанием – грандиозной разрушительной войной. Первый много лет искал путь в мир, который станет для нас новым домом. И вот, когда мечта сбылась и дорога открыта, но он медлит, почему? Задумчив, но тем не менее весел, как много лет назад, и, словно скинув лишние года, обходит новые владения, оглядывая их хозяйским взглядом. Но не забыл ли он, ради чего мы здесь?».

-Первый, - обратился Второй к другу, - не пора ли нам сделать то, ради чего мы пришли сюда?

Не давая ответа, Первый лишь ускорил шаг. Второй, стараясь догнать его, пару раз споткнулся, один раз даже плюхнувшись в грязь.

-Б****, – ругнулся он.

Первый, не оглядываясь, расхохотался.

Еще больше лет назад.

Барабаны бились в такт сердцу.

Бум-бум.  - Шум тяжело отдавался в ушах, заставляя еще больше заходиться сердце.

Бум-бум! – звучали барабаны.

Бум-бум-бум! – Билось сердце.

Убить-убить! – барабаны уже кричали.

-Выжить-Выжить-Выжить! – перекрикивали сердца.

-Руби-руби, - кричал он своим на стене, отмахиваясь от врагов мечом. - Грызи его, лять твою! – видя, как солдат из его двадцатки, сходится в рукопашной схватке с врагом, он орал, срывая голос, зная, что уже не успевает помочь.

Страшный как сам дьявол, испачкавшись в своей и чужой крови, раненый, он, не чувствуя боли и усталости, рубил, колол, при этом орал матом, брызгая слюной,

«Гаврилов жив, значит жить и нам», - думал солдат и офицер, так же рубил и колол врага.

Сплотившись душевно, воины, раз за разом теряя своих, все же уверено держали защиту, не давая врагу взобраться на стены. Бой продолжался много часов.

После боя, неровной, слегка пьяной походкой, кавалер ордена третьего полка старший офицер Гаврилов, вышагивал по крепостной стене.

От роты остались жалкие лохмотья. Полегли офицеры Рузвич, Шагаев, Сашка – Пушка, как ласково звали за глаза солдаты веселого, кудрявого поэта-задиру. Остатки солдат стекались под его, Гаврилово крыло. «Гордись отец, - думал Гаврилов, - этого ли ты ожидал от распутного сынка?».