Попаданка По Полной: Переворот Жизни. Книга 2

Глава Первая. Сон

Полтора года спустя

Я вижу сон. Нет. Много снов. Одни из них яркие, блещущие энергией, другие более спокойные. Зачастую, такие картинки смешат меня или заставляют умиляться, ведь в них я не только рассекаю небо на огромном драконе, но и сама являюсь в тех дальних мирах драконом. Ещё мне снятся жаркие сны, но таким не место в моём девственном мире. И, как ни странно, именно они и напоминают мне о нём... О Короле Драконов, связь с которым была утеряна вот как уже полтора года назад. 

Со временем моё новое лицо, к которому я так стремилась прежде, зажило, шрамы перестали быть заметными, но незнакомая мне боль оставалась. И умножалась. Теперь я смотрела в зеркало и не поднимала кулаки на своё отражение. Только увидев в сотый раз эту седую незнакомку, я вдруг начинала ронять слёзы. По кому? Зачем? Почему? Огромный шрам на сердце, пусть и со времен закрылся, затянулся, исчез, но толстый рубец, как его горький осадок, мне всё же мешал спокойно жить. И я прекрасно знала, кто оставил мне эту глубокую, ничем не стираемую рану. 

- Ты сегодня опять не спала? - голос отца - тихий и счастливый - тревожит плотный вакуум моих мыслей, корнями уходящих в неспокойную душу. Я быстро оглядываюсь на проход в свою комнату и улыбаюсь. 

Зачем-то затронув свои уши, я произношу:

- Всё хорошо, папуль. Я встала десять минут назад. 

Мои глаза быстро бегают по скомканному галстуку на шее Никиты, и я, хихикнув, встаю из-под своего дамского столика и подхожу к отцу. 

Помогаю тому разобраться с непослушным костюмом, а затем целую в щетинистую щёку. 

А в душе разрывается бой и рёв. Но я держу себя в руках. 

- Тебе опять снились те кошмары? Уже больше года прошло... - взгляд папы сереет, глаза гаснут, утопая в переживание за меня. 

- Нет, не-ет, - тяну я, тихо смеясь, - Мне больше не снятся те сны, честно. 

- Тогда, давай закажем суши на ужин? В конце концов, моей дочурке скоро двадцать лет, а праздновать такую дату грех с таким кислым лицом. Как тебе идея? 

- Пап, мне двадцать лишь через месяц, но я, конечно, не откажу тебе в таком пиршестве, - я убираю свои руки за спину и криво улыбаюсь. Мелкая дрожь охватывает моё тело и пальцы, но я стараюсь держаться. Руки в кулак, губы поджать, чтобы, ни дай бог, папа не уловил мой скулёж.

Почему мне просто не признаться отцу, что да! Да, чёрт возьми, мне снятся те "кошмары", как и снится другой мир и существа в нём! Как мне сказать Никите, как мне рассказать, как описать то, чего я никогда не наблюдала на Земле? А боль? Как люди объясняют свою боль другим людям? Сможет ли Никита понять меня, мой рубец? Примит ли новую Елену? С новым лицом и... душой? 

Ну и дочь ему досталась... Не нужно отцу знать всю правду обо мне, потому что я хочу постоянно видеть его улыбку, слышать его смех и знать, что он счастлив. Более мне ничего и не нужно. 

Я тяжело вздыхаю, помахивая рукой из окна дома вслед уходящему отцу. Тот садится в недавно купленную, пусть и подержанную, но машину. У него на лице сияет улыбка, я даже могу прочесть мысли папы: он думает про то, как круто изменилась его жизнь за последний год. А она, и правда, изменилась. И в лучшую сторону - теперь мы выбрались из долгов, благодаря моей хорошей заработной плате, переехали из старого дома в более комфортный и новый; я также нашла Никите хорошую должность, пусть и не особо ему подходящую. Смотря на такого счастливого человека, как отец, я вновь вспоминаю, где я, кто я и как я несчастна. 

Дверь с грохотом закрывается, а я спадаю по ней спиной на пол. Обхватываю лицо руками и пытаюсь осмыслить всю суть происходящего. 

Я не знаю, что со мной, почему происходит то, что происходит, но мне ясно одно - я никогда не буду счастливой на Земле. Я хочу в Авелиск, хочу в другой мир. И больше всего мне сейчас нужно - прижаться всем телом, лицом, губами, руками к тому, по кому так сильно тоскует моя душа, и навсегда раствориться в его любви, заботе, в нём самом. 

Будь проклят тот обряд, будь проклят Мориц, кто его провёл, а ещё Горзон и Доррон, предатель Милн! Ну и Милос! То есть, Михаил, мой хирург, что выкинул меня в другую жизнь, воссоздал вокруг меня кучу проблем и, проведя операцию, испарился с первым дуновением ветра. А ведь я считала его другом, как и остальных... 

Первые слёзы дают мне знак. Знак того, что пора переходить из анализа в действие, пора на работу! 

Подниматься с места мне нелегко. Я с большим трудом, терзаясь между желанием запереться дома и, наконец, нацепить на себя рабочую форму, всё-таки выбираю второй вариант. Шкаф с небольшим скрипом открывает передо мной немногочисленный выбор одежды, состоящий исключительно из строгих нарядом или же из пару-тройку тёплых свитеров крупной вязки в нудовых тонах с длинным горлышком. В остальное же входят юбки-карандаши, которые меня, безусловно, не устраивают (они ниже колен, но для меня это всё равно ужасно). Ничего не остаётся, как натянуть на себя не вполне удобную юбку и застигнуть на груди несколько маленьких белых пуговиц хрустящей от свежести блузки. На верх этого чуда, подчёркивающее мой скромный, но уверенно державшийся второй размер груди, я натягиваю свой любимый серый свитер. Не знаю, в каком временном промежутке я начала скрывать своё стройное, подтянутое тело, над которым я потею в фитнес-клубе уже десятый месяц, но чем больше я убеждаюсь, что я становлюсь иной, тем больше я хочу скрыть эту свою непохожесть на прежнюю себя. 

Я работаю в офисе, и часто мои коллеги, в основном - мужчины, пытаются затащить меня в разные бары, клубы или, на горький случай, к себе домой. Конечно, многие из них уже давно заметили мою прекрасную наружность, но ни за кем из них я, в свою очередь, не заметила хоть каплю интереса в сторону моей внутренней обёртки. Что бы они сказали, покажи я им прежнюю себя? Они бы развернулись и ушли, многие бы соврали, что им не важна оболочка, да даже пусть нашлись бы и те, кому было бы всё равно на мой внешний вид... Но если этот мужчина не Аверил, то сердце моё для него закрыто. И кажется, что навсегда.